Александр Дудко - Аргентовские

— Ну, а Кузька где?

— Господь с тобой, какой Кузька? — притворно удивился Авдеев. — Что ты, Осип!

Кузьминых сверкнул глазами:

— Всыпать старому хрычу тридцать шомполов для начала!

Авдеева повалили на пол. Солдат выкрутил шомпол, помахал им, будто пробуя гибкость, и начал хлестать по костлявой стариковской спине.

— Как бьешь?! Как бьешь?! — вскипел Осип.

Выхватив шомпол из рук солдата, Кузьминых сам принялся за дело. Лопнула полотняная рубаха, открыв рваный кровавый рубец. Григорий Иванович тяжко застонал. Палач бил еще и еще, хекая, будто колол дрова. Наконец, запалился, устало присел на лавку. Справившись с одышкой, спросил:

— А теперя, казацкая морда, скажешь, куды Кузька смотался?

— Ирод!.. Кабан аглицкий!.. — застонал в ответ Григорий Иванович. — Ни дна тебе, ни покрышки!..

В загнетке Кузьминых нашел ржавый обгоревший гвоздь, сбил окалину, присел на корточки и стал накручивать седые, жесткие, как проволока, волосы своей жертвы. Зажал голову между колен, резко дернул — вырвал клок. Григорий Иванович судорожно вздрогнул.

— Ну и как? — злорадно спросил Кузьминых.

— Иуда!..

Под вечер чуть живого Авдеева увезли в контрразведку. Но и там ничего не добились. Старик только стонал да ругался, приводя в ярость своих мучителей. На следующий день, доведенный до отчаяния, Григорий Иванович ухитрился мраморным чернильным прибором ударить Постникова по голове. Тот, в злобе, разрядил револьвер ему в грудь…

Рано притихло село Чесноки. Еще только-только погасла вечерняя заря, а уже редко где светится оконце. На улицах — ни души. Издалека зазвучали было серебряные переборы тальянки и смолкли. Не время нынче веселью. В памяти чесноковцев еще свежи события январских дней, когда в село в поисках партизан нагрянул каппелевский карательный отряд. Партизан не нашли, но у многих сельчан до сих пор саднят рубцы от шомполов.

Костя вышел во двор, распахнул калитку, оперся плечом о косяк и застыл, наслаждаясь весной.

Вечер был теплый, звонкий… По небу величаво плыла луна. Под жухлым сугробчиком, что притаился у изгороди, всхлипывал ручеек.

В сердце Кости закралась грусть. Его охватила смутная тревога. Так бывает, когда заглядываешь в глубокий колодец. Стоишь на самом краю, смотришь на зеркальный осколок воды и думаешь: а что, если сорвешься?

Когда Костя вернулся в избу, Кузьма сразу заметил угнетенное состояние друга.

— Хандришь?

— Сердце что-то болит… Как бы чего дома…

Кузьма рассмеялся:

— Бабой бы тебе родиться… Вон даже веснушки, как у девки, расцвели.

Предчувствие не обмануло Костю. По доносу предателей Петра Владимирова и Осипа Кузьминых в эту ночь была арестована большая группа подпольщиков.

А рано утром, когда хозяева и гости еще завтракали, к воротам лихо подкатили двое пароконных розвальней. Первым увидел их Костя и сразу догадался: «За нами…»

— Бежим, Кузьма…

И, как был в одной рубахе, бросился во двор, перемахнул плетень в огород, но было поздно: вслед прозвучали выстрелы, прижали к земле. Кузьму схватили в сенях.

Друзей связали спинами друг к другу, бросили в розвальни и повезли в Курган.

В ночь с 13 на 14 августа 1919 года сводный кавалерийский отряд Н. Д. Томина выбил колчаковцев из Кургана. Палачи успели расправиться с подпольщиками. Немного не дожила до освобождения Наташа. Ее замучили в застенках курганской тюрьмы. Расстреляли Варфоломея Алексеевича и Ульяну Михайловну Репниных, Николая Морица. Остальных повезли на восток. В пути, недалеко от Петропавловска, Костя вырезал пол в арестантском вагоне, выпрыгнул, но был замечен конвоирами. Отважного паренька сразила пуля.

В родные края вернулись немногие — Кузьма Авдеев, Василий Кононов и некоторые другие. Они привезли еще одну печальную весть семье Аргентовских: в Ново-Николаевском лагере сожжен в бараке отец, Василий Алексеевич.

Вместе с отступающими войсками «правителя Сибири», опасаясь возмездия, уехали на восток и семьи предателей. Следы их затерялись на многие годы.

Осенью 1929 года младшая дочь Аргентовских, Таисья, в городской бане неожиданно встретила жену и дочь Кузьминых. Видимо, приехали они с тайной мыслью: разведать — помнят ли о злодеяниях Иосифа Кузьминых в Кургане, нельзя ли вновь завладеть оставленным здесь особняком и другим имуществом. Таисья побежала в милицию. Но Кузьминых тоже заметили ее и пытались скрыться. Как выяснилось, все эти годы предатель жил на станции Тайга. Кузьминых получил свое. Не ушел от возмездия и другой предатель — Петр Владимиров.

Курганцы не забыли подвига земляков, тех, кто устанавливал Советскую власть в Зауралье, кто погиб за светлое будущее. Помнят о славной семье Аргентовских: именем первого комиссара Курганской горуездной милиции Лавра Аргентовского названа улица в Кургане; в сквере, у моста-плотины через Тобол, установлен монумент героической дочери города — Наташе Аргентовской.

Памятник Наташе Аргентовской в Кургане.

Некоторые фамилии в книге изменены.

М. Н. Буров-Петров.

Начальник группы войск.

Плющев. Курганские комиссары. Челябинск, 1969, с. 115.

Плющев. Курганские комиссары. Челябинск, 1969, с. 116.

ГАКО, ф. 852, оп. 1, д. 159, л. 364.

Георгий Халин-Егоров, член омского большевистского подполья.