Бранко Чопич - Суровая школа (рассказы)

Изображая тяжелую жизнь земляков, Чопич явно симпатизирует своим героям, сочувствует им и хочет верить в особую жизненную силу крестьянства. В одном из немногих оптимистически звучащих рассказов этого времени он вкладывает в уста крестьянина, попавшего в кутузку за какое-то мелкое нарушение закона, такие слова: «Как никакая сила не может сломить этот наш Грмеч, как он держится и сопротивляется всему, так и мы, крестьяне… Прости меня, господи, но мне сдается, мы можем бороться и с небесными силами и они мало что могут с нами поделать».

Герои Чопича мечтают о лучшей доле, о каком-то ином мире справедливости, созданном их воображением. Но мечта эта в ранней новеллистике Чопича — отвлеченна, а пути достижения ее — неконкретны.

… Молоденькая учительница, оказавшись среди крестьян, от всего сердца хочет быть полезной людям: она учит их детей, врачует их крестьянские раны, но понимает, что у нее недостанет сил для чего-то большего, для каких-то необходимых существенных перемен. И, глядя на свои руки, она лишь беспомощно вздыхает: «Ох, если бы сейчас, здесь у нее было много-много, множество сильных и не знающих усталости человеческих рук, которые сломали бы эту неволю и построили бы более светлую жизнь для людей».

Стараясь уйти от тяжестей жизни и невзгод, герои Чопича нередко бегут в неизвестное, в мечту. «Во что-то человек все-таки должен верить!» — восклицает один из них. Иногда увлеченность мечтой берет верх, и тогда писатель превращается в певца чистой человеческой души. В сборнике «Воители и беглецы» (1939) жизненная документальность вытесняется легендой. Целый цикл рассказов связан с личностью легендарного Ходжи Насреддина — человека добрейшего сердца, который верит в доброе начало в людях, который врачует словом, старается своими рассказами помочь страдающему человеку и поддержать его в трудную минуту.

В этом же сборнике создан и образ мечтателя и фантазера, свои душевным складом напоминающего героя ряда рассказов Кочича Симеуна-джака, — образ Мартина, в рассказах которого, так же как и в его жизни, стираются всякие границы между мечтой и действительностью, выдумкой и жизнью, настоящим, прошлым и будущим. Черты этого героя, вобравшего в себя особенности боснийского национального характера, прослеживаются в творчестве Чопича и более позднего времени.

В последних предвоенных рассказах писателя (сб. «Горцы», 1940) конкретность ситуации и обстановки нередко заменяется условностью и предметом изображения становятся чувства, настроение само по себе. Общие мотивы, характерные для предвоенной югославской прозы, звучат и в новеллистике Чопича: непонятость и одиночество человека среди людей, никчемность и пустота жизни, скука, тоска и однообразие буден.

… Первый снег. Земля, словно огромный корабль, плывет куда-то в снежную мглу. Тишина до боли звенит в ушах. Суббота, Девушка сидит у окна в своей комнате, она погружена в сонную белую полудрему. Ни движения, ни звука. Нечего вспомнить и нечего ждать.

… Старый крестьянин. Его дети где-то далеко, на заработках. Не с кем поговорить, излить душу. Нет друга, нет близкого, кто бы мог понять, подать руку. Крестьянин идет на голый, пустой пригорок за селом, где растет одинокое деревце боярышника. И человек рассказывает обо всем дереву, жалуется ему, как другу…

В предисловии к одному из своих сборников, подводя итог первому, довоенному периоду своего творчества, Чопич писал: «Шли годы, и на мои наивные картины стала надвигаться холодная мгла и туман… Недовольный, с огорчением я искал выход. Куда должен идти писатель, чтобы остаться народным, чтобы не предать любимых им людей, которым он нужен, и родину, которая его вскормила? В чем задача истинного художника?..

Все перевернулось в один день. Ворвались злобные звери, и вспыхнуло родное село. Вскоре грохнула первая винтовка, и крестьянин выдернул из ограды первый кол… и началась борьба.

Я был с ними и видел, как преображались люди. Мой маленький хромой мальчик заплакал над упавшим командиром, забитый батрак лег за пулемет, тихая девушка отправилась с бригадой и понесла носилки, а одинокая мать у подножия горы зарыдала, услышав по радио о судьбе героев Сутески.

Буря, суровая и жестокая, рассеяла, как холодный туман, печаль о прошедшем мире моего детства. Я не жалел его… Я стал писать о героях и для героев».

Войну против немецко-фашистских захватчиков Чопич начал в первые же дни гитлеровского вторжения, оказавшись в одной из военных частей, встретивших врагов на границе. После капитуляции королевской Югославии он вернулся в родное село и, чудом избежав гибели от рук усташей [1], включился в Народно-освободительную борьбу (НОВ). Он оставался в Народно-освободительной армии до самой победы. Так жизнь Бранко Чопича и его творчество надолго слились с героической борьбой югославского народа. В партизанских лагерях в минуты затишья между боями Чопич писал. Это были короткие рассказы, сценки, скетчи для партизанских театров и главным образом стихи, которые молниеносно распространялись среди бойцов и нередко приобретали репутацию народных песен. Еще во время войны, в боевых условиях, было напечатано несколько поэтических сборников, а когда отгремели залпы сражений и народы Югославии начали строить новую жизнь, из-под пера писателя продолжали появляться новые стихи и рассказы, повести и романы, навеянные героическими событиями недавнего прошлого.

Воспевая подвиг народа в борьбе с фашизмом, Чопич во многих произведениях первых послевоенных лет создает своеобразные монументы боевой славы. Одно из лучших стихотворений поэта посвящено подвигу боевых товарищей родной Краинской пролетарской бригады, когда несколько десятков бойцов, окруженные в горах у партизанского госпиталя численно превосходящим их врагом, поднялись в свою последнюю атаку и героически погибли в неравном бою:

В 40–50-е годы Чопич работает над своими первыми романами («Прорыв», 1952; «Скрытый заряд», 1957) и создает новые сборники рассказов и повестей. В центре внимания писателя — восставший народ Боснии, сложные процессы его духовного преобразования, пути его прихода в революцию. Писатель показывает, как меняется сложившаяся веками крестьянская психика, как в огне борьбы выковываются новые отношения между людьми, освободившимися от замкнутости, деревенского консерватизма, религиозной и национальной нетерпимости.

Героя ранних рассказов — бунтаря и мечтателя, бегущего от действительности, — сменяет мужественный и сильный герой — борец за новую, свободную жизнь. В рассказах 40–50-х годов (сб. «Роса на штыках», 1946; «Суровая школа», 1948; «Любовь и смерть», 1953) Чопич создает целую галерею образов своих современников. Здесь и эпические, овеянные легендарной славой народные борцы, как Шоша, майор Баук, и простые безвестные герои (мамаша Миля).

Ярко заблистала в эти годы одна из самых характерных черт таланта Чопича — его необыкновенное чувство комического. «Моя в основном веселая и насмешливая натура, унаследованная от предков из Лики, всегда привлекала меня к сценам, где человек смеется и издевается над собственными неудачами, когда ему и плачется и смеется одновременно».

Этот смех, нередко и «сквозь слезы», слышался в творчестве Чопича еще первого периода, им, например, отмечен образ фантазера Мартина. Мягкая улыбка, а подчас и лукавый смех присутствуют и в военных произведениях писателя. С особым блеском: доброе мастерство Чопича-юмориста проявилось в образе пулеметчика Николетины Бурсача, грубоватого великана с благородной и нежной душой, очень близкого, как близки бывают братья, нашему Василию Теркину (сб. «Случаи из жизни Николетины Бурсача», 1956).

Николетина Бурсач, приобретший всенародную известность у себя на родине (известный и в нашей стране), шагнул в литературу прямо из жизни. Сам Чопич вспоминает, как он впервые встретился со своим будущим героем:

«В начале 1943 г. я написал для Пятой Краинской бригады стихи «Марш Пятой дивизии», которые начинались так:

Бойцы дивизии быстро выучили песню и, к моей великой радости, часто ее пели.

Но началось очередное наступление врага. Наша дивизия упорно сопротивлялась, отступая под натиском превосходящих сип противника. Однажды вечером, во время краткого отдыха в глубоких снегах Клековачи, какой-то огромный носатый великан с пулеметом на плече обратился ко мне: