Харри Мулиш - Каменное брачное ложе

Последние слова он произнес, словно уничтожая это имя, и кивнул, глядя на город, которого там, в долине, больше не было.

Недоверчиво — но не потому, что он не поверил рассказу хозяина, — Коринф покосился на Людвига, потом — на женщину, которая ему улыбнулась. Неужели она понимает его? Когда понимают — стараются понравиться. (А та, на другой стороне мира, была обычной шлюхой, ничего не слушавшей, просто ложилась на спину, раздвигала ноги…) Хелла отвела глаза и словно удалилась в какой-то другой мир, где Людвигу не было места, словно — не глядя — посмотрела на него, и у Коринфа перехватило горло. Желание подняло голову, ему стало холодно от того, что он должен был сделать, и он подумал: «Конечно, конечно, я хочу ее».

Трубка Людвига засипела; он заглянул в нее, дунул в мундштук, поковырялся в ней пальцем и выбил о каменную балюстраду. Горка пепла осталась на перилах.

— Вы романтичны, герр доктор?

— Весьма, — сказал Коринф.

Людвиг отвернулся — слишком рано, слишком неожиданно он увидел лицо Коринфа — и задумчиво поглядел на башенку вверху.

— Идемте со мной!

По извилистым коридорчикам и лесенкам, сперва вверх, потом вниз, они прошли в заднюю часть дома.

— Этот дом, — вещал Людвиг наигранно-таинственным голосом, сопровождая слова театральной жестикуляцией, — точная копия одного из домов в Риме, он был возведен здесь по распоряжению известного Кршовского, а назавтра, после того, как строительство завершилось — тут еще краской пахло, — Кршовский покончил с собой.

— Тому могло быть множество причин, — откликнулся Коринф.

Людвиг говорил по-немецки медленно и очень правильно, но с каким-то вязким акцентом. На шутку он не отреагировал; может быть, его история не была розыгрышем. Широким взмахом руки он указал на высокий витраж в темном зале — полуобнаженная женщина среди облаков, в одеждах, развевающихся на ветру, поднимает чашу на фоне пейзажа из воды, скал и рыб — и сказал:

— Таинственная женщина! О, mia bella Roma![7]

— Герр Людвиг, — оборвала его Хелла, — доктор Чуй Юнсан не может так долго ждать.

— Конечно, конечно, высокочтимая дама, — отвечал Людвиг, с глубоким поклоном распахивая перед нею дверь, — я лишь хотел ввести вас в свой дом.

— Вы не можете этого хотеть.

Она торопливо прошла внутрь. Людвиг густо покраснел. «Он сам и есть этот Кршовский», — подумал Коринф. Людвиг попытался закрутить подтекающий кран, потом сказал:

— Позволительно ли мне спросить, где будет жить доктор Чан Кайши?

— Доктор Чуй Юнсан снимает комнату в городе, — коротко ответила Хелла. — Я посмеюсь над вашими шутками после, сейчас у меня нет времени. А вам, герр доктор, удобно будет здесь, наверху?

— Более чем, — отвечал Коринф, не глядя на нее.

— Внизу всегда полно народа, — встрял Людвиг. — Иногда они проводят одновременно по четыре-пять конгрессов. Сила коммунизма — в конгрессах.

— Вы находите, герр Людвиг, что мы должны их реже проводить?

Хелла сердито посмотрела на него. Коринфу это понравилось: глаза ее воинственно сверкали. Интересное лицо: ей, должно быть, не меньше тридцати пяти, но выглядит моложе. К тому же — отлично сложена: роза долин Саронских, чья судьба была — превратиться в матрону и воссесть в креслах своего прошлого, а не в восторженную идиотку с замашками гарпии, но тут подул боковой ветер, и снес ее на новый курс: к аэропортам, куда прилетали китайцы и американцы; к конгрессам, проводившимся в уничтоженных городах; к надменным, не вполне благонадежным хозяевам пансионов с подозрительными политическими взглядами.

Она повела Коринфа в эркер, выложила на стол бумаги и стала просматривать их. Потом выдала ему несколько листков и брошюр.

— Это то, что вам необходимо знать. Вы писали нам, что не собираетесь делать доклад, но, может быть, вам захочется сказать несколько слов о состоянии терапии в Соединенных Штатах? Участникам конгресса это было бы очень интересно.

Впервые с тех пор, как они поздоровались в Темпельхофе, она взглянула ему прямо в лицо, и он знал, что она думает: «Откуда у него эти шрамы?» И: «Урод, настоящий урод, прости Господи». На лице ее ничего не отражалось, она ждала ответа.

— Я сам приехал сюда, чтобы чему-то научиться, фрау Вибан. И многого не знаю. Или не совсем понимаю. И пока даже не знаю, чего именно. Я очень устал. В самолете я тоже не спал; я никогда не сплю в самолетах. Перед вами человек, не спавший несколько дней.

Он кивнул ей и не стал отворачиваться: пусть полюбуется на него — девочка, ранним осенним вечером потерявшая дорогу среди развалин в дальнем конце луга и, всхлипывая, бредущая в густой тени, вдоль разбитых стен с амбразурами, сквозь которые трубит и свистит ветер; черная вода, звезды на камнях…

Хелла кивнула, лицо ее оставалось невозмутимым.

— Как хотите. Сейчас я должна отвезти доктора Чуй Юнсана. Там, внизу, у меня работы по самые уши. Возьмите, пожалуйста: здесь двести пятьдесят марок, вдруг вам захочется купить что-то на память.

— Не согласитесь ли вы пообедать со мной сегодня или завтра?

— Большое спасибо, но ничего не выйдет, мы вряд ли сможем видеться часто, — она произнесла эти слова с сильным, раскатистым акцентом, а когда Коринф улыбнулся, холодно продолжала: — Кстати, сегодня вечером герр профессор, доктор Карлхейнц Рупрехт из Лейпцига, дает обед в честь иностранных гостей. Хватит ли у вас сил? Жаль будет, если вы, единственный американец… Но если вы слишком устали, можете перекусить прямо здесь и лечь пораньше.

— Конечно, конечно, — встрял Людвиг. Он крутил в пальцах плектр, красную плоскую штучку для игры на гитаре.

— Меня нелегко свалить с ног, — сказал Коринф.

— Я тоже так подумала. — Хелла быстро повернула голову к окну: там какая-то птица с криком вылетела из кустов, пересекла террасу и понеслась вниз, в долину. — Собственно, вы можете пока прилечь, а я пришлю машину назад и встречу вас внизу, в отеле. Гюнтер вам поможет.

И тотчас же шофер, пританцовывая и хохоча, как безумный, втащил багаж в темную, странную комнату: в ней стояли три кровати и диван, стены были обиты панелями, квадратные колонны подпирали потолок. За двустворчатыми дверями, ведущими на террасу, оказалось окно с подоконником, так что открыть их было невозможно. Возле умывальника стояли две тумбочки, на одной лежал коробок спичек.

Людвиг повел Коринфа к другим дверям; за окном промелькнула женщина в темном платье.

— Фрау Вибан прелестна, не правда ли, герр доктор? Она часто бывает здесь с иностранными гостями. Очаровательна, как всегда. Проходите, сейчас я дам вам ключ. Здесь у нас, кстати, подается завтрак.

Они вошли в большую, заставленную мебелью комнату. У окна, выходившего в сторону города, светловолосый мальчик дышал на стекло и что-то писал пальцем на запотевшей поверхности. Обернувшись, он сердито поглядел на них.

— Пишешь книгу на стекле? Это герр доктор, познакомься-ка с ним, живо, — приказал Людвиг и пошел к шкафу.

Светленький мальчик — на вид ему не было шестнадцати, — хихикая и виляя бедрами, подошел к Коринфу и, кокетливо пожимая плечами, протянул ему руку. Коринф почувствовал, что мальчик специально задерживает его руку в своей.

— Как тебя зовут? — спросил он, высвобождая руку.

— Южен. Какие у вас холодные руки!

— Южен, герр доктор, — поправил его Людвиг.

— Южен, герр доктор.

За его спиной влага на стекле высыхала, и слова исчезали в небесах над горизонтом. Мальчик изящно повернулся, продолжая глядеть на Коринфа. Шрамов он как будто не замечал. Коринф смотрел поверх его плеча на улицу.

— Давай, Южен, пошевеливайся, — скомандовал Людвиг, не оглядываясь; он искал что-то, перекладывая бумаги и коробки.

Южен повернулся на каблуках и отошел к окну. Там он принялся с деловым видом возить карандашом вдоль корешков книг, стоявших на полке под подоконником, исподтишка поглядывая на Коринфа. Коринф сдерживался, чтобы не рассмеяться: боялся, как бы мальчик не подумал, что смеются над ним. Мальчик слегка покраснел.

— Где ключ от этого шкафа, Южен?

— Откуда мне знать? — рассмеялся Южен, оборачиваясь к Коринфу.

— Он у нас такой шутник, — сказал Людвиг. — За шкафом, конечно?

— Да! — Продолжая хохотать, Южен изящным прыжком подлетел к Людвигу, помог ему приподнять и повернуть шкаф, и Коринф увидел, что позади этой комнаты пристроена другая, с окнами, лесенкой и дверью, и там лежит на кровати женщина; видны были только ее светлые волосы на подушке: она лежала лицом к окну, за которым был город, но ей он не был виден. На покрытом скатертью столе стоял букет цветов и лежали апельсины.

— Ага! — С обретенным ключом в руках Людвиг пересек комнату: Великий Критик, Магистр; он отпер дверь и поклонился: — Не будете ли вы так любезны?