Константин Эрендженов - Сын охотника

Польщенный похвалой соседа и его друга, иногда приезжавшего в гости откула-то с низовьев Волги, Хара небрежно бросил свою добычу и подошел к мужчинам. Прежде всего поздоровался с гостем:

– Здравствуй, Леджин. Каким суховеем к нам в такую пору?

– Ты прав, Хара, что суховеем, – ответил тот.

– Да, сегодня пекло так, что думал, привезу этих разбойников зажаренными, – кивнул на туши волков охотник.

– А ты гостеприимный, – улыбнулся Леджин, – к моему приезду сразу двух таких валухов притащил.

– Да уж настоящие валухи! – поддержал подошедший в этот момент кузнец, невзрачный на вид мужичонка с перекаленным до красноты лицом и с черными сильными руками. – Если бросить на весы ягнят, каких они сожрали, то каждый такой зверь перевесит целую отару. Ты молодец, Хара, – и кузнец почтительно пожал руку охотника.

Стайками и в одиночку сбегались мальчишки. За ними спешили взрослые и даже старики. Одни шли, радуясь, что еще двумя ненасытными врагами их стада стало меньше, другие из любопытства, а кто и с завистью. Не видно было только женщин – это зрелище не для них.

Опираясь на суковатую палку, приковылял сухой, как и его посох, самый старый житель хотона Церен.

– День был такой, что собаки рыдали, – скрипел старик, усаживаясь на передок телеги, – пятки пропекало через подошву сапога, а он, гляжу, поехал. Поехал. Да еще с парнишкой! Куда он, думаю себе, мальчонку потащил в такую преисподнюю? Знаю, что Хара зря патроны не палит. Да только ума не приложу, как он напал на этих овцеедов по такому зною! – и старик захихикал, отчего тощая седая бородка его задралась вверх и мелко задрожала. – Другие сутками бродят по степи и даже на след зверя не могут напасть. А у него всегда удача. Ты уж скажи нам правду, – и старик лукаво подмигнул Бурулову, – знаешь волшебное слово – звери сами выходят тебе навстречу.

– Это не я! – шуткой на шутку отвечал Хара. – Это сын умеет их созывать. Сегодня так и было. Я только стрелял. А Мерген выманивал волков на видное место.

Мальчишки, кто в суеверном страхе, кто с завистью, а кто с явным недоверием, но все заинтересованно посмотрели на Мергена. Мерген не знал куда деваться. Выручил его сам же отец: послал в кибитку за бруском.

Старик Церен достал кривой старинный нож из черных, с серебряной инкрустацией ножен и, когда Мерген принес брусок, стал править холодно сверкавшее лезвие.

– И главное: попал прямо в серединку лба, в самую волчыо точку, – не переставал восхищаться Церен.

Хара был в хорошем настроении и охотно поддерживал веселый разговор, поэтому на последние слова старика сказал:

– Я, когда целюсь, не закрываю оба глаза, как другие, – при этом он почему-то подмигнул Леджину.

Гость понял, что его вовлекают, в беседу, и заговорил:

– У нас в Малых Дербетах тоже есть знатный охотник, Манджи Таратаев. Стреляет без промаха. Но на волка пули не истратит! Без выстрела убивает серого разбойника наповал!

Услышав необычайное сообщение, мальчишки окружили рассказчика. Охотно слушали его и взрослые. Только Церен пошел снимать шкуру с волка, уже подвешенного добровольными помощниками охотника на коновязи. Отходя от рассказчика, старик лукаво кивнул, мол, давай, давай плети. Но Леджин, словно не заметив этого, продолжал вдохновенно.

– Манджи поднимает волка с логова. На пегой неказистой с виду лошадке догоняет зверя и одним взмахом плетки убивает наповал!

Люди тесней и тесней обступали сочинителя: веселые выдумки все любят слушать.

А Леджин разошелся:

– Раньше и он охотился с ружьем. Такого меткого стрелка не было нигде. Еще в детстве любил потешиться стрельбой. Бывало, заложит в патрон одну дробинку и выстрелит в ведерко, когда мать доит корову. Та доит, доит, а молока в подойнике нет, одна пена шумит. Глядь, а молоко струйкой свистит из низа ведра. – Леджин в восхищении разводит руками. – Каким надо быть метким стрелком, чтобы попасть в ведерко и не задеть четыре ноги коровы и две ноги доярки.

– Эту небылицу я слыхал, – сказал один из соседей Бурулова, – видно, пули умные, обходят ноги. Интересней другое: как он одним ударом плетки убивает волка.

– Свинец зашит на конце плетки, – высказал кто-то предположение.

– Да нет! – возразил басовитый голос. – Просто у них волки нежные, головы у них, как стеклышки, чуть заденешь и – вдребезги! – Взрыв хохота привлек к рассказчику еще больше зевак. Первыми перед ним стояли, конечно, Мерген и его сверстники.

– Ну, коли смеетесь, – обиделся Леджин, – то расскажу подробно, как это делается. Манджи всегда ездит с напарником. Выманят они волка из логова и гонят. В жару волк долго не может бежать. Пробежит самое большее семь-восемь верст и язык высунет, начинает оглядываться. Но Манджи не стреляет, даже если догонит. Он только кричит на волка, бьет плетью по крылу седла, всеми способами пугает зверя, чтобы тот бежал дальше.

– Я бы лучше выстрелом в затылок уложил его! – не выдержал Мерген.

Леджин свысока посмотрел на подростка и, ничего ему не сказав, продолжал свое:

– Когда волк выдыхается, он ищет балку или овраг и ложится на землю. Ляжет и морду – на передние лапы. Делай с ним, что хочешь. Манджи слезает с лошади, отдает повод напарнику и с плеткой в руке подходит к загнанному зверю. Волк не сводит с него глаз. И когда охотник подойдет совсем близко, зверь из последних сил делает отчаянный прыжок навстречу. Манджи проворно отступает на два шага и наносит плетью тот самый удар между глаз, о котором я вам говорил. Волк очень силен, особенно крепкая у него шея, но переносица его довольно-таки уязвима, – закончил свой рассказ Леджин.

Старик Цсрен покончил со шкурой первого волка и, предоставив второго более молодым, вернулся к телеге. Усевшись на передке, не спеша вытер нож пучком сухого бурьяна и молча слушал байки Леджина. Старику показалось, что гость своими россказнями пытается смазать на нет подвиг лучшего охотника хотона. И когда Леджин умолк, старик решил развенчать хвастливого чужака.

– Знаем и мы такой способ расправы с этим зверьем, – слегка склонив голову, начал он. – Только у нас в таких случаях поступают проше. Когда загнанный волк ложится на землю, охотники слезают с лошадей. Перекурят, почешут в затылках и себе, и волку…

Мальчишки, чувствуя, куда клонит старик, уже прыскали со смеху. Но взрослые пока молчали.

– Ну вот, тот, кто похрабрей, идет на волка с плетью. Обессиленный зверь зло смотрит на него налитыми кровью глазами, готовится к прыжку, клыки точит… А в это время другой более опытный и сильный охотник подкрадывается сзади и неожиданно прыгает на того волчищу, садится верхом и хватает за уши. – И уже под громкий смех Церен продолжал: – Вот тогда-то первый охотник сует зверю поперек пасти рукоятку плети. Волк хватает зубами рукоятку и у него от злости застывают челюсти. Ну а тут остается крепко стянуть ему челюсти ремнями, и, как теленка, вести в хотон.

Окончание этого рассказа потонуло в громком хохоте и детей, и взрослых. После этого пошли уже охотничьи байки, которые закончились, лишь когда и со второго волка была снята шкура.

Снимать шкуру с убитого волка не так-то просто. Эта работа требует ловкости и аккуратности. Сперва освобождают от шкуры задние ноги, а потом за лодыжки подвешивают вниз головой. И, чтобы не было порезов, без ножа, руками отдирают шкуру от туши, выворачивают ее наизнанку. Потом шкуру густо посыпают солью, обливают простоквашей и натягивают на широкую доску для растяжки.

Когда весь этот процесс был закончен, подошел бедно одетый старик в поршнях[1], в одной нижней рубахе, в рваных штанах, закатанных до колен. От более жирной туши волка он отрезал правую заднюю ногу вместе с тазовой костью и, словно оправдываясь, сказал:

– Старые люди говорят, что у кого от простуды болит спина, волчье мясо помогает. Моя старуха мучается поясннцей, сварю ей волчий бульон.

– Берите сколько хотите, а остальное вынесите за хотон и закопайте поглубже, – распорядился Хара и всех, кто свежевал волков, пригласил помыть руки.

Мерген принес мыло и чайник с теплой водой.

Когда взрослые перешли на охотничьи анекдоты, мальчишки, окружавшие Мергена, стали расспрашивать его о подробностях охоты. Веселой компанией отошли они от взрослых и ловили каждое слово сына охотника. Все весело смеялись, когда Мерген рассказывал, как обманывал волков. Некоторые тут же начали подбрасывать свои летние головные уборы. Но видимости взлетающих воронов не получалось. Только малахай на взлете при падении мог показаться волку птицей, кружащейся над падалью.

Однако не все сверстники интересовались подвигами юного охотника. Несколько подростков, одетых побогаче, стояли в стороне и пересмешничали. Заправилой у них, как всегда, был Бадма Цедяев. Его отец Цедя, бывший зайсанг, за четырнадцать лет Советской власти ухитрился не потерять своего влияния на неграмотных и суеверных однохотонцев и жил в прежнем достатке.