Сергей Щербаков - Нет на земле твоего короля. Часть 1

— Он манипулирует тобой. Он все время будет находить предлог не отпускать тебя. Ты что, не понимаешь? Он просто не хочет тебя отпускать?

Она отвернулась.

— Лика, милая, котенок, так не может продолжаться долго. Ты должна что-то решить.

— До осени. Только до осени, Миш. Он хороший человек, я не могу с ним по-свински поступить, пойми меня. Это мне же рикошетом вернется. Нельзя людей обижать, надо по-хорошему, мирно…

— Но тебе все равно придется это сделать! Как ты себе представляешь свой уход?

— К тому времени он привыкнет. И это будет не так больно.

— Чушь! Фигня все это, Лика. Ты обманываешь себя.

Он вскочил на ноги и стал расхаживать вокруг. В голове не укладывалось. Семейка ее мужа нашла теперь предлог — его болезнь, и теперь будут этим манипулировать, зная натуру Лики. Она жалостливая, совестливая, она пойдет у них на поводу.

Она вновь прикрыла глаза. Только на этот раз не улыбалась.

— Лика, не обижайся.

Он вновь присел рядом с ней.

— Просто мне надоело ждать. Я хочу видеть тебя каждый день рядом со мной. Хочу засыпать с тобой, просыпаться с тобой. И я… я ужасно тебя ревную к нему.

— К Толику? Да ты что? Мы с ним давным-давно просто делим квартиру, ничего более у нас нет.

— У тебя, может, и нет. А у него есть, раз не хочет тебя отпускать. Переезжай ко мне, живи у меня.

— Где? Вас там и без меня много. Осенью я уйду от него, обещаю. Мы снимем квартиру, мы что-нибудь придумаем.

— Котенок, до осени еще так далеко. Я не могу ждать.

— Совсем-совсем?

Она ласково потрепала его по щеке и поцеловала.

— Совсем не сможешь?

Он прильнул к ее губам, свежим, прохладным. Как можно ставить ультиматумы женщине с такими губами? Как можно заставлять что-то делать женщину, которую так любишь?

— Я люблю тебя, — произнес он одними губами.

Она прижала его голову к груди. Сердце билось часто-часто. Забери меня, лес, вместе с моей любовью. Раствори меня, избавь от проблем. Подскажи верное решение. Не дай поранить мою любовь.

В город они вернулись электричкой уже поздним вечером. Стояли, обнявшись, на автобусной остановке, на вокзальной площади. Неожиданно послышался нарастающий гул, похожий на рокот прибоя. В конце улицы из-за поворота показалась кавалькада на ревущих на всю округу мотоциклах. Рокеры ехали медленно в два ряда. Возглавлял их рыжый бородатый детина с торчащими космами из-под рогатой немецкой каски с надписью «На Берлин!», величаво восседавший на «харлее», на нем, несмотря на теплый вечер, была одета старая серая офицерская шинель без хлястика. Многие ездоки были экипированы в кожаные штаны и безрукавки, на которых в готическом стиле были намалеваны надписи и рисунки. Процессия на мотоциклах грозно проследовала мимо людей, столпившихся на остановке, через вокзальную площадь и двинулась дальше в сторону телецентра.

— Уроды, — вырвалось у Миши. — Все не наиграются. Насмотрелись фильмов про «ангелов ада».

— Ну, почему уроды? — возразила Лика. — Это реалии жизни. В штатах до сих пор фестивали рокеров устраивают, со всей Америки байкеры съезжаются на своих мотоциклах, хотя многие из них уже давно дедушки.

— А у нас свой дедушка, этот патлатый придурок в каске.

— Да не обращай внимания. Уже поздно. Мне пора возвращаться. Я завтра тоже могу приехать. Ты сможешь?

— Я бы вообще не расставался.

Она улыбнулась.

— Завтра жди меня. Я подъеду к одиннадцати.

— Я спрошу у Славки, может, у него квартира будет свободна. Или выпровожу его на полдня.

— Славку жалко выпроваживать, но идея хороша!

— Увидимся.

— До завтра!

По пути домой Миша вновь наткнулся на байкеров. Они нагло заняли все полосы на дороге, загородив проезд остальному транспорту. Тихонов вспомнил о том, что Славка говорил ему о местных байкерах и об этом Рыжем, в частности. У Зайцева было несколько стычек с ними, он нарушал иерархию, установленную среди наездников железных коней. Единственное, почему его терпели, это виртуозная езда на мотоцикле, такие финты, которые он выделывал, больше никому не были под силу. На днях Славка подрулил к заправке, остановился перед красным щитом с пожарными инструментами. Залил бензин, вылил в горловину бака стакан масла. Стал закрывать крышку. За спиной раздался шорох шин, урчание моторов и отрывистый свист. Фьють! Славка оглянулся. За спиной маячили Рыжий и четверо его рокеров, подъехавших в кожаных безрукавках и черных банданах.

— Эй, Заяц! Разговор есть, подь сюда! — бесцеремонно позвал Славку обладатель немецкой каски.

— Ну, чего надо?

— Это наша заправка, — рокер криво усмехнулся. — Отстегивай тугрики, да поживее, Кролик.

— Сейчас отстегну, разбежался! — отрезал Славка.

— Ты что, сопля паршивая, не понимаешь, по чьей территории мотаешься. Сейчас тебя живо просветим!

— Кишка тонка!

— Чего? — опешил Рыжий.

— Да ты еще и глухой к тому же?

— Ну-ка, ребята наваляйте этому мудиле!

Парни, ухмыляясь, заглушили двигатели и двинулись к непокорному мотоциклисту. Один из них ухватился за хромированную спинку заднего сидения.

— Сдай назад, Плешивый! — Славка мгновенно выхватил из-под безрукавки небольшие нунчаки. Они были сделаны не из дерева, а из металлических трубок, наполненных дробью и соединялись меж собой цепью. Боевое оружие со свистом рассекая воздух, замелькало вокруг Славки, не давая приблизиться врагам. Не раздумывая, Славка больно ткнул ими в лицо наиболее близко находившегося байкера, вынудив отпустить багажник. Второму удар попал по руке с кастетом, нападавший взвыл как ужаленный и скрючился, зажимая пострадавшую руку между ног. Зайцев, подскочив к побледневшему Рыжему, со всего маха обрушил нунчаку на фонарь «харлея». Стеклянные брызги, словно слезы, блеснув на солнце, веером разлетелись во все стороны. Остальные отпрянули от него как от чумного.

Славка в упор взглянул в лицо Рыжему и, развернувшись, спокойно направился к своему мотоциклу. Его никто не преследовал. Он плюхнулся в седло и резко крутанул рукоятку газа, мотоцикл с ревом сорвался с места.

Потом он рассказал о стычке Тихонову.

— Давай, я ребят наших соберу, поговорим с ними по-хорошему, чтобы отстали от тебя, — предложил Миша.

— Не надо, сам управлюсь.

— Ну, смотри. Я этих хорьков знаю, не отвяжутся. Ты в одиночку против целой банды — силы неравные.

— Не боись, Мишка. Они меня теперь сами боятся. Боятся — значит уважают. Не думаю, что еще раз решатся тронуть.

Но Миша все-таки переживал за друга. У Славки голова отчаянная, бедовая. Он не боится идти на рожон, если считает себя правым. А для этих уродов нет ничего святого. Надо все-таки поговорить со Славкой еще раз, настроить его не вмешиваться или привлечь пацанов на помощь.

Так получилось, что из друзей Миши только двое оказались близко вовлечены в его отношения с Ликой. Кирилл, не раз принимавший их у себя, и Славка, одалживающий им квартиру время от времени. Оба ни слова не говорили о положении Лики, оба принимали ее только за то, что Миша любил ее. Хотя, сама Лика им тоже нравилась, иначе стали бы потворствовать.

— Ты молодец, нашел ее, держи, — сказал ему как-то Славка. — Мы все придурки, рискуем своей башкой, лезем в самые опасные места, а все почему — знаешь? Потому не ради кого жалеть себя, не ради кого беречь свои шкуры. Они никому, кроме нас, не нужны. А у тебя теперь есть ради кого.

— И что ты хочешь сказать?

— Что в байдарочный поход в опасные места я теперь тебя не возьму. Пока не пройдешь нормальную подготовку. Мне Лика не простит, если ты свою дурную башку разобьешь по моей вине.

— Значит, летом я с вами не поеду?

— Посмотрим. Успеешь подготовиться — поедешь. А так, как в прошлый раз, ни за что! Последний порог, надеюсь, еще не забыл?

— Не забыл. Шрам, вон, до сих пор на лбу красуется.

— Скажи спасибо, Пух, что только шрамом отделался. А могло бы быть хуже. И не узнала бы никогда Лика о твоем существовании. Сечешь?

Тихонов не очень-то и огорчился, что его не возьмут. Уезжать от Лики не хотелось. Да и сессия приближалась. Славка, к тому же, был прав. Он уже не чувствовал себя вправе принимать необдуманные решения. Теперь он отвечал не только за себя. Плевать на мужа Лики, на штампик в ее паспорте. Все это мелочи. Он в ответе за нее.

Письма моему правнуку

А теперь я напишу тебе, мой милый, о любви. Ее так много и так мало в нашей жизни. Но она — основа основ. Банальные истины, скажешь ты? Да, банальные, но от этого не менее истины. В судьбе каждого человека есть место любви, не забывай об этом.

Еще когда я училась в школе, среди наших спортсменов в школе выделялся Колька Глущенко. Был он небольшого роста, с кудрявыми волосами, старше меня на два года. Коля выделывал на турнике такие трюки, что все смотрели, как завороженные на его всевозможные сальто. В испуге ждали, что вот-вот упадет, сорвется, но он никогда не падал, все получалось ловко и отлажено. Колька прославился далеко за пределами школы, им гордился весь район. Нам, девчонкам, он нравился, но мы в те времена были стеснительными, с мальчиками по одиночке не дружили, это осуждалось. Веселились только в компании девчонок и мальчишек, не раскрывая тайны своих симпатий.