Константин Семенов - Грозненский роман

– Что тут, Боря? – тревожным шепотом спросила Ирина, накидывая ему на плечи пальто.

– Спасибо, – машинально ответил Борис. – Да не поймешь ни черта – где-то в центре. Ты бы Мадине позвонила.

– Не отвечает. Славик, зайди в комнату! Быстро!

Сын закрыл дверь, прилип обиженным лицом к стеклу.

– Боря, а это что?

К привычным очередям добавились новые звуки – короткие гулкие хлопки. Следом еле угадывался такой же короткий визг, тут же заканчивающийся разрывом. Что-то подобное Борис уже слышал, только где.…Понадобилась секунда, чтобы замученная память отозвалась – летнее утро, площадь Ленина. Борис тогда шел на книжный базар в «Машиностроитель», но был остановлен уже на мосту. Двое молодых чеченцев с автоматами заворачивали всех назад, ничего не объясняя. С площади слышалась стрельба. Вот тогда-то Борис и услышал впервые эти хлопки с визгом. «Гранатомет», – сказал кто-то в толпе. – « Конец Гантемирову».

– Граното… – попытался сказать Борис и осекся.

Все перекрыл гулкий мощный выстрел, потом еще один. И еще один. И еще. Чаще захлопали гранатометы.

– Ира, – шепотом выдохнул Борис, – по-моему, это танки.

Славик открыл дверь, проскочил на балкон и притиснулся к перилам, всматриваясь. Еще пара выстрелов, хлопок, короткий, еле слышный визг, и вдруг громыхнуло так, что угрожающе зазвенело наспех заклеенное летом стекло. Ира схватила испуганного, совершенно не сопротивляющегося сына, втолкнула в комнату. Последним, плотно закрыв дверь, заскочил Борис.

Стекло мелко дрожало и позвякивало.

Интенсивная стрельба продолжалась еще час или два, несколько раз раздавались мощные взрывы, потом постепенно все стихло. Отдельные выстрелы и очереди, правда, еще случались, но это было уже не то. Совсем не то. Телевизор по-прежнему выдавал только мутную рябь. Несколько раз, экономя батарейки, включали приемник. Маяк постоянно сообщал про Грозный, но понять что-нибудь из этих передач было невозможно.

«По информации агентства «Интерфакс» бои идут уже в центре города. В районе президентского дворца находится около 30 танков. Войска оппозиции заняли здания КГБ и МВД республики – об этом заявил пресс-секретарь Временного Совета Руслан Мартагов.»

«В интервью ИТАР-ТАСС президент Дудаев сегодня ночью заявил, что для отражения наступления создан государственный комитет обороны».

«Попытка чеченской оппозиции захватить президентский дворец не удалась»

«…И вот только что мне принесли в студию сообщение ИТАР-ТАСС. Оно очень короткое. Председатель Временного Совета Чеченской Республики Умар Автурханов сообщил, что власть в Чечне перешла в руки Временного Совета. Это пока все».

«Главный штаб Вооруженных Сил Чечни до сих пор утверждал, что все правительственные объекты в Грозном по-прежнему находились под контролем сторонников Дудаева. Ими были выведены из строя до 20 единиц бронетехники оппозиционеров, которые потеряли убитыми около 200 человек».

От таких откровений кружилась голова, и хотелось запустить приемник в стену. Сразу вспоминались короткие заметки в газетах во время Ирано-Иракской войны. Когда одна из сторон утверждала, что продвинулась на сто километров вглубь вражеской территории, уничтожив кучу иранских танков и солдат, а ниже ровно то же самое повторяла другая сторона. Только танки и солдаты теперь были иракские. Только тогда это было далеко, и на заметки можно было не обращать внимания.

Не то что теперь.

Обзвонили всех знакомых, имеющих телефоны – никто ничего толком не знал. Правда, в центре из них никто не жил. Могли знать родители: все-таки почти рядом Президентский дворец. Увы, их телефон молчал уже давно. Сосед, обиженный, что у него, чеченца, телефона нет, самостоятельно подключил провода к распределительной коробке. Потом это же сделали еще несколько человек с улицы – всем хотелось связи на халяву. Телефоны работать перестали. Соседи ссорились, обрывали друг у друга провода, но уступать никто не хотел. В результате связи не стало ни у кого.

Безусловно, должна была знать Мадина, и Ирина набирала и набирала ее номер. Из трубки раздавались частые гудки.

Несколько раз пытался заработать телевизор: появлялась и тут же исчезала местная заставка. Наконец заставка прочно заняла экран, но на этом все и закончилось – сколько ни ждали, на экране ничего кроме заставки не появлялось. Скоро стало казаться, что она нарисована прямо на экране.

Стрельба стихла окончательно.

Ирина ушла на кухню, Борис сидел у телевизора, покуривая в приоткрытую дверь. Чем-то занялся у себя в комнате Славик.

Телефонный звонок заставил вскочить всех.

– Алло! Да, это я, Мадина, – Ирина взяла трубку первой.

– Ирина Николаевна, вы уже знаете? Нет? Все провалилось! Представляете, они умудрились проиграть, идиоты! Лобазанов был уже в Президентском дворце, оставалось совсем ничего, Ирина Николаевна. Совсем чуть-чуть! И что вы думаете? Ему никто не пришел на помощь! Все разбрелись кто куда, как стадо баранов! Танки вообще заблудились, пехота их бросила. Руководство праздновать начало, в Москву докладывать – каждый хотел первым. И когда дудаевцы опомнились, штурмом уже никто не управлял. Теперь все, Ирина Николаевна – полный разгром. Полный.… У нас рядом танк валяется без башни, рядом с домом сестры – еще один. Говорят, что все танки пожгли. И знаете.…Говорят, что в танках были русские солдаты. Ирина Николаевна, это все…

Ирина выпрямилась, прислонилась к стене, не сводя с Бориса серо-синих, таких же, как и много лет назад, глаз.

– Что, Ирочка?

– Боря, – отстраненным голосом сказала Ирина, – Боря, она говорит, что все – разгром.

– А кто кого разгромил, мам? – Славик вытащил трубку из руки мамы, положил на аппарат. – Мама, ты что – не слышишь?

– Боря… – и глаза уже почти серые. – Она говорит, что в танках были русские. Только русские…Что это, Боря?

Борис сделал шаг, не отводя взгляда от этих совсем серых, испуганных, растерянных и по-прежнему любимых глаз. Обнял за плечи – она тут же уткнулась ему в плечо, затихла.

– Это плохо, Ира. Не знаю точно насколько, но это очень, очень плохо…

Насколько это плохо они узнали уже завтра.

У поворота на Первомайскую заводскому автобусу пришлось притормозить – впереди грозно ощетинился первый пост. Половина дороги перегорожено бетонной плитой, несколько человек в новенькой форме и черных вязаных шапочках с автоматами и гранатометам и рядом кое-что новенькое – пушка. Второй пост миновали около первой городской больницы, этот был без пушки.

Первый подбитый танк увидели на перекрестке Маяковского и Карла Маркса. Танк стоял поперек дороги, наклонившись набок. Рядом, словно выпущенные кишки, валялась размотавшаяся гусеница. Второй танк, обгорелый и тоже без гусеницы, уткнулся в стену частного дома на перекрестке с Рабочей. В стене дома зияла громадная дыра. Башни обоих танков были окрашены белой краской, сейчас порепанной и обгорелой.

– Вот только так вы и можете, – тяжелым голосом нарушил молчание механик соседнего цеха Асланбек.

В этом автобусе почти никогда не затрагивались национальные вопросы, даже в сумасшедшем 91-м, когда весь город словно сошел с ума. Здесь невозможно было услышать, что русская культура бедна, как на митинге у Совета Министров. Если бы кто здесь сказал как Сослаханов, что русские только и мечтают заселить чеченские горы и пасти там свиней, его бы просто подняли на смех. И уж чтоб услышать здесь «русские не уезжайте – нам нужны рабы» – такое можно было представить только в бреду. Не то, что здесь никто не обращал внимания на национальности – нет, конечно. Все знали, кто русский, кто армянин, кто чеченец. И про политику здесь тоже говорили – куда же без этого.

Говорить, конечно, говорили. Но без обобщений. И без оскорблений.

Тот же Асланбек. года два назад отбил у идиотов из Департамента Безопасности инженера отдела сбыта Льва Львовича, которого все на заводе называли просто Львович. Несколько молодчиков, клацая затворами автоматов, тащили его тогда в машину, требуя показать, где на заводе хранится «красная ртуть». Напрасно Львович пытался объяснить, что никакой ртути, а тем более «красной», завод не выпускает. Его никто не слушал. Кто знает, что было бы, если бы не Асланбек. Не обращая внимания на угрозы, он буквально попер грудью на автоматы, и не успокоился, пока Львович не был отпущен.

В автобусе стало еще тише.

– Только испортить.… Всегда только все испортить, – уже тише повторил Асланбек..

Больше танков до самого завода не видели.

На лавочке перед проходной собрались покурить – время еще было, да и вообще никто уже давно не спешил в кабинеты. Делать там, собственно говоря, было особенно нечего.

– Асланбек, – затягиваясь, спросил Львович, – а кто это «вы»? Русские? Все? И мы тоже?

– Львович, не цепляйся к словам, – Асланбек сплюнул, усмехнулся. – К тебе это не относится – какой ты русский?