Евгений Войскунский - Море и берег

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Евгений Войскунский - Море и берег, Евгений Войскунский . Жанр: О войне. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале fplib.ru.
Евгений Войскунский - Море и берег
Название: Море и берег
Издательство: -
ISBN: нет данных
Год: -
Дата добавления: 9 март 2020
Количество просмотров: 193
Читать онлайн

Помощь проекту

Море и берег читать книгу онлайн

Море и берег - читать бесплатно онлайн , автор Евгений Войскунский

Жил я тогда в каюте на плавбазе. Я привык просыпаться под звуки горна и спрыгивать с верхней койки и на ощупь, не зажигая света, отвинчивать барашки иллюминатора, чтобы впустить в каюту морозную синь.

Нижнюю койку занимал наш минер Володя Фомичев, человек с круглым обветренным лицом и выдающимся аппетитом. В море, когда мы иной раз попадали в свирепую болтанку, аппетит Фомичева возрастал прямо пропорционально силе ветра и волны. Я не мог без содрогания смотреть, как он, придерживая тарелку, чтобы она не уехала, преспокойно уписывал гуляш с гречневой кашей, а потом протягивал тарелку вестовому, который еле держался на ногах, и просил положить еще. Я сравнительно хорошо переносил качку, но, кроме черных сухарей, мне в рот ничто не лезло — не удивительно, что я смотрел на гастрономические подвиги Фомичева с чувством, похожим на суеверный ужас.

У Володи была комната в городе, а в комнате — хлопотливая толстенькая жена и двое детей, тоже толстеньких. Он страшно баловал своих ребят, и они делали с ним что хотели. Раза два или три он приглашал меня в гости, и каждый раз я уходил из этой уютной, теплой комнаты с грустным чувством. Мне хотелось тоже иметь свою комнату, чтобы Марина постукивала там своими каблучками и кидалась мне на шею, когда я переступлю порог.

Помню, однажды я в нашей каюте положил под настольное стекло фотографию Марины.

— Это кто — жена или так? — спросил Володя.

— Жена.

Он долго разглядывал карточку, а потом сказал:

— Красивая. — И снова, помолчав: — Не понимаю, почему ты не хлопочешь насчет комнаты. Думаешь, тебе принесут ее в целлофановой упаковке?

Я знал, что надо написать рапорт, хлопотать, напоминать… Но мне казалось неудобным в первые недели службы приставать к начальству со своими просьбами. Да и вообще… Недаром Марина всегда меня упрекала, что я инертный и ненастойчивый, когда надо о чем-то хлопотать.

Я вовремя сдал зачеты и не провалил ни одного. Я просто не мог срезаться, потому что мне не хотелось умереть на месте под насмешливым взглядом Зайцева. Он ни в чем не давал мне спуску: он часами таскал меня по всем лодочным закоулкам, он заставлял меня на память вычерчивать такие схемы, что затылок ныл от напряжения. После такой подготовки вопросы флагмеха, которому я сдавал зачеты, показались мне не слишком трудными.

Не знаю, правильно это или нет, но на нашей лодке был принят такой стиль: нагрузить на молодого офицера все что можно. Это было вроде испытания на прочность. Во всяком случае, меня «загрузочный» стиль приучил много работать и дорожить временем. Для безделья не оставалось не только времени, но и сил.

Впрочем, уже через месяц я обнаружил, что могу не засиживаться за полночь за работой. Теперь я мог позволить себе невинные вечерние развлечения: кино, книги, партию в шахматы. Лодочные офицеры частенько коротали вечера в нашей каюте. Мы наперебой острили, вспоминали забавные случаи из курсантской жизни, спорили. И вообще, как выражался Борис Зайцев, говорили «за жисть». Зайцев властвовал над нами в эти вечера. Он острил, не улыбаясь. Он знал тьму юмористических миниатюр из репертуара Райкина. Иногда он поднимал вверх палец и говорил благочестивым голосом: «А теперь почитаем из Матфея». И читал главу-другую из «Золотого теленка», он знал его почти наизусть.

Я любил эти вечера. За слепым стеклом иллюминатора вихрилась декабрьская пурга, в батарее отопления потрескивало и шипело, из плафона лился мягкий свет на смеющиеся лица, на остывший коричневый чай в стаканах и печенье в блюдцах, на дымящиеся окурки в большой черной пепельнице. Нам было весело. Нам было тепло.

В конце января (мы как раз вернулись из похода) Володя Фомичев сказал мне, что его сосед по квартире уезжает учиться и освобождается угловая комната. Он стоял у меня над душой, пока я писал рапорт, и требовал подпустить побольше лирики. Но я от лирики воздержался. Рапорт получился суховатый. Тем не менее благодаря энергичным хлопотам нашего замполита комнату я получил.

Помню, как я впервые вошел в нее, натопленную и пустую (натопила ее Володина жена). Я щелкнул выключателем — под потолком одиноко вспыхнула лампочка без абажура. Я прошагал к окну. Шаги прозвучали гулко и отчетливо, будто время отмерило какой-то срок и замерло, упершись лбом в холодное стекло. Да, на снегу лежал прямоугольник света. Света из нашего окна — так, как я мечтал. В прямоугольник была вписана силуэтом моя тень. Я невольно подвинулся, чтобы дать место еще одной, воображаемой тени…

Марина не приехала ни в феврале, ни в марте. Мои письма были сплошной зов. Она писала в ответ, что ее никак не отпускают с работы (в то время она преподавала в одной из ленинградских школ физкультуру). Кроме того, она заказала новое зимнее пальто, а в ателье шьют безобразно медленно. Она вышучивала мое нетерпение и писала нежные слова, от которых у меня сумасшедше стучало сердце.

Наконец в середине апреля пришла телеграмма: «Выезжаю». Я принес ее командиру. Он хотел что-то сказать, но, посмотрев мне в лицо, только усмехнулся и отпустил меня на целый день.

Я встретил Марину в Мурманске. Я ворвался в вагон, путаясь в чужих чемоданах, не слыша замечаний. Ее улыбка плыла мне навстречу. Ее глаза — карие, ласковые. Ее волосы. Она была новая. От мягкого лисьего меха тонко пахло духами. Она отстраняла меня и говорила: «Перестань, Сережа… Неудобно…» Но я продолжал целовать.

Пожилая проводница, изумительно симпатичная женщина, крикнула из конца коридора:

— Эй, молодые! Вагон освобождать будем или в депо поедем?

Марина вырвалась наконец. Смеясь и поправляя волосы, побежала по пустому коридору. Я подхватил чемоданы и кинулся вслед.

День был ветреный, пепельно-серый. В просторном небе медленными кораблями плыли облака. Но это был день. Где-то за сопками, за облаками, как обещание, скрывалось солнце.

Катер «Полярник» привычно бежал по неспокойной воде. Мы стояли рядом, я крепко держал ее под руку.

Поеживаясь от ветра, Марина смотрела на скалистые берега. О чем она думала? Не знаю. Вдруг она сказала:

— Боже мой, какая дикая природа!

Но вот и городок. Я торжественно ввел Марину в нашу комнату. По-моему, там было все, что нужно для обихода: наша КЭЧ расщедрилась и выдала мне шкаф, кровать, стол и пару стульев. Кроме того, я случайно купил в магазине красивую узорчатую оконную занавеску. Мне хотелось, чтобы Марина похвалила мою покупку. Но она, войдя в комнату, наскоро огляделась и спросила, нет ли в шкафу вешалки для пальто. Вешалки не было, и мне пришлось распаковать ее чемодан и извлечь вешалку, и Марина повесила на нее свое пальто. При этом у нее было такое озабоченное лицо, что я засмеялся. Я обнял ее и спросил:

— Ты приехала?

— Глупыш, — сказала она, улыбнувшись, и провела пальцем по моему лицу.

Вечером нас позвали к себе Фомичевы. Пришел Зайцев и кое-кто из наших офицеров. Мне было немного неловко, что свое новоселье мы справляем у соседей, но Володя и Лиза, его хлопотливая жена, вели себя так, что я напрочь отогнал мысль о неудобстве. Мы пили коньяк и ели пирог, испеченный Лизой, и Зайцев острил, не улыбаясь, и все прохаживались насчет моего глуповато-блаженного вида. Из-за ширмы то и дело высовывались любопытные носы младших Фомичевых; Лиза прошла туда и кого-то слегка отшлепала.

Марина опять была новая, смеющаяся.

Зачем я это вспоминаю?..

Было начало мая. Бурно таял снег, и улицы Полярного стали болтливыми от бегущей воды. В овраге снег сделался неопрятно серым и губчатым. Низко над сопками повисло бледное солнце.

Недели две были какие-то перебои с мясом. Не знаю, что раздражало Марину больше: уличная мокрядь или отсутствие мяса в магазинах. Наверно, и то и другое в равной мере.

Я часто заставал ее, приходя вечером домой, за листом бумаги: она вела неутомимую переписку с ленинградскими подругами.

Вот и тогда: я вошел, она торопливо поцеловала меня и сказала, чтобы я не мешал и не перебивал мысль. Закончив писать, она усадила меня напротив.

— Все молчат, а я не желаю, — сказала она, размахивая бумагой, чтобы высохли чернила. — Пусть им влетит за то, что не думают о населении.

— Постой, ты о чем?

— Послушай, Сережа, что я написала.

И она прочла мне письмо. О перебоях с мясом было написано в общем-то правильно, хотя, по-моему, излишне резко.

— Кому ты собираешься послать эту штуку?

— Как кому? — Марина удивилась. — Конечно, министру обороны.

Я подумал, что она шутит. Но она не шутила, нет. Я убеждал ее, что не следует посылать письмо в Москву, что все это можно решить на месте, и вообще не сегодня, так завтра подвезут мясо. Марина рассердилась. Она сказала, что я неумелый и ничего не добьюсь в жизни с такой щепетильностью, и сделала по-своему.

Через день мясо появилось в магазине. Много позже приехал кто-то специально по письму Марины. Но к тому времени Марина утратила интерес к мясу. Теперь ее волновала мебель, и она написала новое письмо, тоже в Москву и тоже министру.

Комментариев (0)
×