Родиной призванные(Повесть) - Соколов Владимир Н.

— Яволь, айн момент, — щелкнул он каблуками.

— Да… Звоните в кабинет Дюды. Я буду там.

Черный Глаз уехал. Вернер, потирая ладони, что он делал в минуты предвкушения удачи, подумал:

«Он хочет все сразу… Он разоблачил… Он захватит… Лихой агент, да не все сразу удается. Жизнь — постоянная цепь зла и глупости. Удач и неудач. Мы, разведчики, тоже тянем нить жизни. А жизнь бесконечна. Главное — дело, поиск, жестокость. Великая империя инков пала от доброты. Инки, смеясь, бросали золото чужакам, ступившим на их землю. А чужаки превратили добрый и доверчивый народ в рабов. Действуй, капитан! Действуй!» — прошептал Вернер, чувствуя, как внутри разгорается огонь желания раскрыть подполье.

В Дубровке Черный Глаз не мог найти Сергутина. Он бросался из одного учреждения в другое и только на мосту через речонку Сещу охранник сказал предположительно, будто вдвоем с каким-то стариком господин инспектор поехал в сторону большой шоссейной дороги.

Темнело. При выезде на шоссе Черный Глаз убедился, что дальше, проселком, мотоциклы не пройдут. Много рыхлого снега нанесло в февральскую ночь. Наметанный глаз сыщика, однако, заметил, что след санок пролег в сторону поселка Чет.

«Теперь бы хорошую пару лошадей», — подумал Черный Глаз и тут же повернул вместе с конвоем в Алешню. Волостного старосту Митраковича разыскивать долго не пришлось. Черный Глаз бывал здесь по делам разведки. Это тот самый староста, вся полиция которого ушла с полным вооружением в лес. Хитроумный Митракович давно интересовал его, но придраться было не к чему. Свое дело староста исполнял хорошо.

— Митракович! — крикнул Черный Глаз, едва переступив порог дома. — Коней! Немедленно три пары коней!

— Кони? — переспросил староста. — Да какие у нас кони? Разве это кони… Клячи колченогие.

— Да ты что! Немедля! — хватаясь за кобуру, выкрикнул фашист.

Кое-как староста с пришедшим на подмогу стариком снарядил двое саней-розвальней, запряг в них клячонок.

Черному Глазу ехать пришлось недалеко. Только выбрались из села — видят, ковыляет по дороге кто-то. Поравнялись — сторож дед Петро, что значился у них осведомителем. Он со страха едва языком ворочал:

— Господин ахфицер… Бегу, бегу! Чуть не помер. Ой, беда, беда!

— Что за беда? — тревожно буркнул немец.

Дед показал на сани:

— Дозвольте сесть. Ох боже мой, ужасть какая! Бандиты! Они там. Их много… — сдавленно хрипел старик.

Повернули лошадей назад. Черный Глаз сказал деду:

— Ты ест глупый старик. Что случилось? Говори!

— Сергутина… бандиты. Того, значит, того! Конец ему. Я был с ним… Ой, боже мой. Я без памяти упал. Поднялся, а он все еще кричит: «Иваныч, Иваныч, спаси!» Глаза закрою — и вижу его, бедного. Мертвый он… Конец! Царство ему небесное!

— Ну ты, конец-конец. Говори по порядку. Отвечай на мои вопросы. Ты поехал с инспектором?

— Да, господин начальник, поехал.

— Он сказал тебе, куда и зачем?

— Сказал: «Едем, Иваныч, на четовскую мельницу… Муку ревизовать…»

— Ясно! Что дальше? — Голос агента сорвался.

— А дальше так… До Чета не доехали. Вишь, дорога-то тяжелая. Лошаденка того… Худоба. В поселок недалеко от Чета заехали. Ночевать, значит. Ложимся, значит. Я первый разулся… Вот тебе и стук в дверь. Хозяйка к двери. «Откройте! — кричат. — У тебя предатель, тот, что муку для немцев собирает? Открывай!» — Глянул я на Сергутина, а он вскочил, за печку спрятался. Входят. Меня за ворота. «Ты, старик, нам не нужен. А где этот пес?» «Да вот он», — кричит другой. Тут их пропасть налезло в избу. «Вот где ты, гадина! Бей его, ребята! Под дыхало бей!» Ужасть как закричали. «Люди… вы же русские. Детки у меня, — стонет Сергутин, — не убивайте!» — «Да мы тебя, гада, — кричат, — зараз и не убьем, еще помучаем… Вяжи его, ребята». Тут опять борьба началась. Я от испуга глаза закрыл. А он, Палыч-то, кричит: «Иваныч, Иваныч!.. Скажи в Дубровке, за службу свою погибаю… Детей пусть не оставят». Связали его и поволокли на расстрел. Вот и всё… А я того, выскочил — да и побег. О, господи! Ужасть какая…

— И ты слышал выстрелы? — спросил агент.

— Слыхал, господин ахфицер, слыхал! Две очереди короткие… Хлебнул я страха, сыт по горло. И какой черт меня понес на мельницу? — всхлипывал дед.

Но Черный Глаз не слушал его. Он вспомнил подобный случай в Польше, когда партизаны похитили бургомистра, оказавшегося крупным советским разведчиком. Чем-то история с Сергутиным похожа на тот случай, все будто разыграно по заранее подготовленному сценарию.

«Видимо, я опоздал, — ругал себя агент. — Совершил большую ошибку, которую уже не поправишь. Но, может быть, ошиблись осведомители. Может, этот, как его, Трегубов, наболтал вздор… Но ведь многие факты проверил он сам и его опытный сотрудник».

Утром вся Дубровка узнала о гибели Сергутина. В комендатуре горевали, что Сергутин, верный слуга нового порядка, убит, даже семье его оказали некоторое внимание. Жена, измученная этим известием, слегла в постель.

А на второй день к Сергутиным приехала Надя, передала привет от Алексея Павловича.

— Что-то будет с нами, — упавшим голосом прошептала жена Сергутина.

— В беде не оставим, — успокоила ее Митрачкова. — Да и немцы еще не разобрались, где ваш муж.

Гестапо и служба СД, стянув в один узел все нити, сразу обрушили удар на патриотов Дубровки, Сещи, Жуковки, Рославля, Клетни и окрестных деревень. Вне подозрения осталась только интернациональная группа Ани Морозовой.

Черный Глаз торопился. Его «опель» курсировал между Сещей и Дубровкой. Следом шли «черные вороны». Утром были схвачены в Сеще Анюта Антошенкова и два ее брата. В Рославльскую тюрьму отправили попутной машиной сещенского старосту Зинакова. В полдень орава пьяных фашистов ворвалась в дом Поворовых. Хозяина не было, он портняжил в соседней деревне. Мать сразу поняла, что это конец.

— Все лицом к стене, — приказал Черный Глаз. — Все! Ты чего путаешься под ногами? — крикнул он на Ваню.

— Да это соседский. Брысь отсюда! — Мать указала Ванюшке на дверь.

Мальчик понял, быстро выскочил из дома и убежал в соседнюю деревню. Так мать спасла младшего сына. В доме начался обыск. За обоями нашли партизанские листовки. Фашисты разъярились.

— Ты, ведьма! — кричал Черный Глаз. — Захотела медалей, орденов? Так получай же их!

Ее сбили с ног и начали садить каблуками по лицу и животу. Мишка бросился защищать мать, но его в один миг свалили. И тут вошел дед. Мать моргнула ему окровавленным глазом и сердито зашептала:

— Ну зачем пришел? Видишь, хозяина нет…

— Документ! — закричал Черный Глаз.

В паспорте дед значился под фамилией Северьянов. После короткого расспроса старика отпустили.

Весть об аресте Поворовых в тот же день разнеслась по деревне. Напрасно люди уговаривали старика Поворова не ходить домой. Боль за семью охватила его с такой силой, что он не выдержал и пришел в Бельскую, чтобы узнать о судьбе родных. Дома провел он только одну ночь, а наутро его тоже арестовали и отправили в Рославльскую тюрьму.

Вскоре пришли за семьей Митрачковых.

— Бандитская медичка, дьявольское отродье…

Надю первой вытолкали из дома. Ничего не позволили взять: что на ней — то и с ней. Из семьи Митрачковых дома оставили только двух мальчиков, больных тифом. Распаляясь, Черный Глаз кричал:

— Управимся и с ними! Никуда не денутся эти тифозные вши.

Всех, кто сидел в кузове машины, заставили согнуть головы. Тех, кому хотелось повернуться, изменить позу, били прикладами. В деревне Перинка фашисты остановились, достали самогона. Пьяные варвары истязали арестованных, насиловали женщин.

Оставшийся в живых Григорий Климович Цацурин с ужасом вспоминал эту страшную ночь:

«Нас затолкали и повезли. Окоченевшие от холода, избитые и измученные, мы не могли даже сидеть. Гробовое молчание в машине. Стоит кому-нибудь застонать, как на него сыпятся удары. Но вот открылись двери тюрьмы. Загнали нас в коридор канцелярии и стали по очереди вызывать на регистрацию. Первым вызвали меня. Только я переступил порог, как на меня набросились охранники: