Вениамин Дмитриев - Тайна янтарной комнаты

Все это могло быть. Но для чего тогда понадобилось откапывать и вытаскивать из ям тяжелые бетонные трубы? Чтобы овладеть ценностями, достаточно было снять слой земли в один метр и ломиком сдвинуть бетонную крышку бункера…

Вероятнее всего предположить, что это были временные тайники, сделанные в беспокойные сентябрьские дни 1944 года, чтобы уберечь ценности от воздушных бомбардировок, а затем перепрятать их в более надежные места. «Где же они, эти надежные места?» — ломали голову члены комиссии.

Как бы то ни было, но загадка оставалась загадкой.

— Кто-то сказал однажды: «Дома — как люди: каждый имеет свое лицо». Удивительно верно сказано! Я бы продолжил это сравнение так: города — как люди, у каждого свой характер, свое постоянное настроение, — сказал Сергеев, глядя через гранитный парапет на спокойную Неву.

— Не совсем понятно. Но… говори дальше, — улыбнулась Анна Константиновна.

— Ладно. Вот — Москва. Столица. Огромная. Величавая. И все-таки есть в ней что-то такое уютное, домашнее, немного суетливое… Это ощущаешь и в говорливости горожан, и в этой постоянной спешке — выйдешь на улицу и бежишь сломя голову, сам не зная, куда и почему, — словом, во всем! А взять, например, Ленинград. Здесь всегда чувствуешь себя, как на параде, — подтянутым, праздничным. Такой уж город! Сколько лет в нем прожил, а вот приехал сейчас — и сразу как-то чувствую и эту строгость линий, и величие памятников, и плавность Невы, — все то, что создает это особое, неповторимое, только Ленинграду присущее настроение. Смотри! — и Сергеев протянул вперед руку.

Там, над золоченым шпилем Петропавловки, низко висело красное предвечернее солнце. Легкие перистые облачка над кронверками таяли и возникали вновь, будто наведенные слабыми мазками кисти. Трезини знал, как использовать пейзаж: он укрыл приземистое здание собора за стеной, за густой зеленью, и только колокольня с ее закругленными линиями, с тонкой стрелой шпиля взлетала над островком, отражаясь в Неве, четко вырисовываясь на фоне прозрачного неба. А левее широким языком лежала на воде знаменитая «Стрелка» Васильевского острова с Ростральными колоннами, которые казались крылатыми. Бессмертное творение Тома де Томона — биржа, похожая на древний греческий храм, украшала набережную, которая без нее могла бы показаться блеклой и неяркой.

— Когда здесь живешь, так и не замечаешь иной раз всего этого! — воскликнул Олег Николаевич. — Не зря говорят, что приезжий за две недели успевает посмотреть в Ленинграде больше, чем иной старожил за всю жизнь. Ведь как некоторые рассуждают: «Успею, погляжу, впереди целые годы». А там, глядишь, годы и промелькнут. Мне, правда, повезло: я город вдоль и поперек исходил, насмотрелся вволю. Но зато каждый раз уезжать отсюда грустно. Да. Ну, ладно, что-то я в лирику ударился. Словом, даю тебе месяц срока, укладывайся.

— Слушаюсь, товарищ капитан! Прибуду в срок. А помнишь, как ты ко мне в Пушкин приезжал? Боже мой, как давно это было! И как недавно.

— И даже помню, как мы поспорили, — сказал Сергеев. — И знаешь, Аннушка, боюсь, что придется обращаться к умельцам. Уж и не знаю, где еще искать эту комнату. Кажется, все люди опрошены, а толку нет.

— Олешек, Олешек, что-то ты мне не нравишься! «Все люди!» Откуда ты знаешь, что все? Ты очертил какой-то круг и хочешь им ограничиться. А я верю — жизнь преподнесет тебе еще такое негаданное решение, о котором ты и не подозреваешь.

Надо только не сдаваться, ни за что не сдаваться! — Глаза Анны Константиновны блестели. — Почему ты опускаешь руки? А что касается умельцев, — помолчав, добавила она, — тут я готова снова с тобой поспорить. Есть вещи невосстановимые, особенно когда речь идет о произведениях искусства. Имитация, как бы она ни была хороша, все-таки имитация… И не будем ссориться, — прервала она на полуслове собиравшегося было возразить Олега Николаевича.

На следующий день Сергеев спозаранку отправился в Пушкин. Он хорошо помнил, каким неприглядным был дворец, и приготовился снова увидеть мрачную картину. Действительность приятно обманула его ожидания.

Оба фасада дворца покрывали строительные леса. Правда, к работам приступили совсем недавно и еще не успели развернуть их во всю ширь, но первые результаты ее были уже заметны. Если смотреть со стороны плаца, левое крыло, в котором помещалась прежде дворцовая церковь, уже приняло свой первоначальный облик. Сочетание лазури с золотом и белизной придавало восстановленной части здания парадный и торжественный вид.

Знакомой дорожкой Сергеев подошел к циркумференции, где на одном из входов висела небольшая вывеска: «Дирекция парков и дворцов-музеев», и направился туда.

Директор, внимательно выслушав Сергеева, разрешил ему осмотреть дворец и ознакомиться с необходимыми материалами. Олег Николаевич пошел в научный отдел.

Преодолев не одну кучу стройматериалов (это порадовало его: значит, за работу принялись всерьез, если столько добра сюда навозили), Сергеев миновал строительные леса, поднялся по щербатым ступеням и, с силой толкнув неподатливую дверь, очутился во дворце.

Неразговорчивый старшина милиции, проверив документы, молча показал рукой направо, туда, где висела рукописная табличка со стрелкой: «В научный отдел».

Учреждение со столь громким названием занимало, как и раньше, одну-единственную комнату, правда весьма просторную и светлую. На столах громоздились старинные фолианты, папки с негативами, картотеки, свитки. Ни одного знакомого лица Олег Николаевич не увидел. Ну, что ж, годы прошли…

Пожилая женщина с гладко зачесанными волосами и близоруко прищуренными глазами назвала себя:

— Галкина, Софья Федоровна. Заведующая отделом. Чем могу служить?

Пришлось рассказать все заново. Увлеченный Олег Николаевич и не заметил, как вокруг него собрались все сотрудники отдела. Посыпались вопросы:

— Не узнали, где Файерабенд теперь?

— Ас Германской Демократической Республикой связывались?

— В Берлин писали?

— Как вы думаете, комнату найдут?

Сергеев отвечал с удовольствием, понимая, что это — не праздное любопытство.

— Да, чуть не забыл. Разрешите передать вам, Софья Федоровна, скромный подарок калининградцев — вырезки из нашей газеты, статьи о поисках янтарной комнаты.

— Спасибо! Очень хорошо. Нам столько вопросов о ней задают экскурсанты…

Теперь пришла очередь удивляться Сергееву:

— Какие экскурсанты? Ведь музея еще нет!

— Но мы открыли выставку — полтора десятка залов. Там представлены сохранившиеся экспонаты, рассказано об истории строительства дворца, о его восстановлении, показаны проекты восстановительных работ. Народу много приходит. Вы непременно побывайте на выставке. Там найдете немало интересного и полезного для себя. А пока, девушки, — обратилась она к сотрудницам, — надо подобрать Олегу Николаевичу литературу и освободить место для работы. Давайте-ка все сообща, поскольку времени у товарища маловато.

Через час Сергеев углубился в просмотр документов и книг.

До вечера он успел сделать многое.

Он перелистал издавна знакомые ему старинные толстые книги, богато иллюстрированные, снабженные солидным справочным аппаратом, перебрал тонкие брошюры и вырезки из журналов, машинописные копии статей, пересмотрел десятки фотографий, вспоминая, что уже использовано в диссертации, сделал пометки в своем блокноте и закладки в некоторых томах, чтобы вернуться к ним завтра. Потом, когда уже начало темнеть и сотрудники собрались домой. Сергеев еще долго бродил по пустынному парку, обдумывая все прочитанное и услышанное за день.

С утра он отправился на выставку.

Сначала экспозиция показалась ему чуть ли не убогой по сравнению с довоенным великолепием. В самом деле, разве могли эти несколько залов со случайно подобранными экспонатами заменить прежнюю сверкающую трехсотметровую Анфиладу, разве могли обломки разных украшений создать хотя бы приблизительное представление о мастерстве их создателей, о парадной пышности дворцовых покоев, разве могли простые полы из штучного паркета хоть в малой степени заменить те удивительные, похожие на ковры орнаменты!

«Вряд ли следовало открывать эту выставку», — подумал Олег Николаевич, сунув блокнот в карман.

Он стоял сейчас в помещении, где прежде размещалась янтарная комната. Казалось почти немыслимым, что здесь, в таком обычном, не слишком большом зале с белым потолком и стенами, окрашенными, как в простом административном здании, совсем недавно, всего семнадцать-восемнадцать лет назад, сверкал и переливался сказочным светом овеянный древними легендами «морской камень», радуя людей своим мягким блеском. Теперь на стенах висели картины и таблицы, в центре комнаты на постаменте был выставлен для обозрения макет одного из первоначальных вариантов застройки дворца, выполненный по проекту Квасова, по полу тянулись обыкновенные ковровые дорожки.