Вальтер Флегель - Ничейной земли не бывает

В последние дни Шанц все чаще думал о дочери. Теперь он лучше узнал Фридерику. Ему стало понятно ее поведение, хотя многого он все-таки не мог уяснить. Это было хорошо и для него, и для Фридерики, хотя оба они знали, что уже ничего не смогут изменить, что все останется, как прежде. К тому же Шанц не был застрахован от дальнейших ошибок. А ведь кроме Фридерики у него еще трое детей: шестнадцатилетний Стефан и близнецы, которым летом исполнится по пяти лет…

Фридерика тем временем так близко подошла к дому, что Шанц смог разглядеть ее лицо. И вдруг ее догнал штабной газик. Сбавив скорость, машина сопровождала Фридерику, как огромная ласковая собака. Водитель высунулся из кабины, стащил левой рукой пилотку с головы, словно галантный кавалер шляпу, и обратился к Фридерике. Девушка посмотрела на него, что-то ответила, и оба захохотали. Солдат смеялся так заразительно, что отпустил педаль газа и машина вдруг остановилась, затем сделала несколько рывков вперед и окончательно замерла на месте.

Фридерика открыла калитку и крикнула водителю:

— Подождите немного, отец сейчас выйдет!

Шанц снял с дочери тяжелый промокший плащ и повесил его на плечики. Фридерика тем временем достала сигары.

Заметив, что отец полез в карман за бумажником, девушка затрясла головой и, выжимая мокрые волосы, с улыбкой сказала:

— Это тебе от меня, чтобы учения прошли удачно.

Фридерика принесла с собой в дом запах влажного от дождя соснового леса, в котором Шанцу предстояло пробыть не менее недели. Может быть, осадков за это время не выпадет слишком много. Дождь всегда все осложняет, портит настроение, притупляет мысли. Фридерика взяла полотенце и стала вытирать им волосы. Увидев, как отец засовывает плоские металлические коробки с сигарами в полевую сумку, она попросила:

— Привези пустые обратно.

— У тебя их, кажется, уже около сотни, — заметил отец.

— Даже больше, — ответила она, энергично вытирая голову.

Фридерика любила эти коробки, потому что они занимали мало места и в них хорошо хранить фотографии и другие памятные вещицы. И картинка на них Фридерике тоже нравилась: бородатый господин Даннеман выглядел веселым и сильным, как знаменитый изобретатель или исследователь. Эти коробки, их цвет и исходящий от них запах действовали на Фридерику так же, как красочные открытки из далеких, недоступных для нее стран.

Отец снял очки, поднес их к лампе и, внимательно осмотрев, протер стекла.

— Волнуешься? — спросила Фридерика.

— Почему?

— Потому что будешь проверять своего бывшего начальника.

Отец ответил не сразу. Фридерике это понравилось. Людей, у которых всегда на все вопросы готовы ответы, она не любила: они, по ее мнению, были либо очень глупыми, либо чересчур мудрыми. Однако она пока еще не встречала мудрого человека. Людей, которые на вопросы отвечали не сразу, Фридерика считала искренними и интересными.

— Посмотрим, — пожал плечами отец.

— Знаешь что, — начала Фридерика, расчесывая волосы перед зеркалом, — если бы я была у вас командиром, я никогда не повысила бы тебя в должности, ведь, сидя за письменным столом, люди отрываются от коллектива, то есть от солдат. Наибольшей наградой для вас должно быть направление в роту. К солдатам надо посылать самых умных. — Она тряхнула волосами и добавила: — Нет-нет, тут вы поступаете неправильно.

— Дешевая философия пивных, — улыбнулся отец.

— Не совсем так! Тот, о ком солдаты хорошо отзываются за кружкой пива, действительно чего-то стоит. Ведь ты все еще привязан к солдатам, и это, по-моему, много значит. Это, так сказать, начало начал. Вам надо бы почаще бывать вечерами там, где находятся ваши солдаты.

Фридерика увидела в зеркале, что отец улыбается, хотя и не согласен с ней. Затем он подошел к шкафу, в котором висела его шинель, и что-то положил себе в карманы.

— Кстати, тут недавно приходил твой пастушок, — как бы мимоходом бросил он.

— Я встретила его… — Смотрясь в зеркало, она увидела, как отец на мгновение замер, будто ожидая каких-то разъяснений, а затем продолжила: — И отправила к своему стаду.

— Из-за майора?

Фридерика перестала причесываться. Отец повернулся к ней, и их взгляды встретились в зеркале. Выражение круглого, с высоким лбом, лица отца отнюдь не было строгим, в уголках рта не собирались глубокие складки, из-за которых его губы обычно кажутся короткими и тонкими. В вопросе отца она не уловила и тени упрека. Фридерика недоуменно пожала плечами, продолжая смотреться в зеркало. Постепенно ее взгляд сделался каким-то отсутствующим. Шанц уже не раз замечал у дочери такой взгляд, когда они сидели на веранде у открытого окна или же в саду за домом. Каждый раз, как только вдали раздавался шум проходящего поезда, или доносился гул самолета, или слышался гомон стаи перелетных птиц, Фридерика менялась. Глаза ее становились большими, она вроде бы начинала немного косить.

Казалось, она ждала чего-то. Правда, вскоре девушка приходила в себя, быстро вставала и покидала их, молчаливая и немного печальная. Сегодня она преодолела это состояние быстрее, но почему-то никуда не ушла. Продолжая расчесывать волосы, которые вскоре снова стали пышными и блестящими, она сказала:

— Я его все равно отшила бы.

— А кто этот майор?

— Он артиллерист, женат, имеет сына, Фамилия его Виттенбек.

— Рике, — тихо начал Шанц, не сводя с дочери взгляда, — держись-ка лучше холостых. Их здесь предостаточно.

— Папа, мне почему-то далеко не безразлично, кто рядом со мной. Я сама привыкла выбирать.

Шанц, ничего не ответив, надел шинель.

Фридерика знала: отец сейчас уйдет из дому и его не будет несколько дней. Ей казалось, что он отправляется на фронт. До нее, конечно, дойдут кое-какие слухи о нем, о маршруте движения дивизии, о происшествиях, случившихся во время учений. Иногда в поселок привозят просто приветы или цветы на день рождения, если приезжает хозяйственная или санитарная машина. Сколько радости доставляют такие скупые весточки женам и детям офицеров! Фридерика всегда по-хорошему завидовала им.

Предстоящий отъезд отца впервые по-настоящему огорчил девушку: он обрекал ее на одиночество. Никто другой в семье не был так нужен Фридерике, как отец. С ним одним она могла говорить честно и открыто. С того самого вечера, когда она пошла на бал вместо матери, и до сегодняшнего дня Фридерика толком не знала, почему отец взял ее с собой: то ли по настроению, то ли из жалости. Как бы там ни было, теперь это уже не имеет никакого значения. Важно то, что их отношения после того вечера сильно изменились.

Фридерике порой казалось, что отец тоже хочет поделиться с ней чем-то сокровенным, чтобы лучше понять настроения молодежи, проверить самого себя, справедливость своих рассуждений и аргументов, чтобы не утратить интереса к окружающему.

Сегодня отец уезжал, и это как раз в тот момент, когда он был особенно нужен дочери. Фридерика довольно долго жила в семье обособленно: она сама принимала какие-то решения и сама расплачивалась за них. Вопрос отца о майоре задел ее за живое, а почему — она еще не понимала.

Пока отец будет на учениях, Фридерика не получит от него весточки, а майор если и напишет кому-нибудь, то уж никак не ей. Она ни о чем не спрашивала отца, хотя ей очень хотелось этого.

Снаружи послышался шум двигателя. Это водитель время от времени нажимал на педаль газа, напоминая своему начальнику, что ждет его.

Фридерика подошла к отцу, и он обнял ее. Волосы девушки все еще пахли дождем. Шанц попросил дочь передать матери привет и по возможности помогать ей в его отсутствие.

— Успехов тебе, папа…

Шанц забрал вещи и направился к двери, однако не успел он переступить порог, как Фридерика окликнула его. Подбежав к отцу, она протянула фотографию размером чуть побольше той, что приклеивают на паспорт. Собственно, это была половинка фотографии, другую кто-то оторвал. Шанц взял фотографию. Со снимка на него смотрело лицо дочери, какой она была года два-три назад. Тогда она носила коротко стриженные волосы и все считали ее еще школьницей. Фотография, видимо, откуда-то была сорвана, так как на обороте ее, на уголках, остались следы клея.

— Другая половинка, я думаю, находится у него, — сказала Фридерика. — Помоги мне, пожалуйста, папа: передай ему привет от меня. Его фамилия Виттенбек.

Кивнув дочери, отец вышел из дому, сел рядом с водителем, профиль которого казался чеканным — длинный горбатый нос и вытянутые вперед губы.

Сделав разворот, солдат выехал на главную улицу и дал газ. Он будет рядом с полковником Шанцем целую неделю, днем и ночью. Ему придется нелегко: ведь у него почти не будет времени для сна и отдыха. Дороги в районе учений разбиты, вернее, не дороги, а две глубокие колеи в глинистом месиве, и, чтобы проехать по ним, особенно в дождь и туман, требовалось большое мастерство. Водитель и полковник будут связаны все это время друг с другом как члены одной экспедиции, как космонавты в полете.