Владимир Масян - Замкнутый круг

— Ваш отец работает на железной дороге? — спросил Костерной.

— Машинистом. Правда, я давно не получал писем.

— Мы не можем настаивать, но было бы неплохо, если вы поработаете вместе с отцом. У бандеровцев сейчас повышенный интерес к железной дороге. Поток грузов возрастает. Им нужны свои информаторы.

— Мне они вряд ли поверят.

— Конечно, не поверят, — согласился Ченцов. — А вот прощупывать станут обязательно. Тут и нужно показать себя.

— Приехал служивый из армии, жениться хочет, а денег нет, чтобы свой дом ставить, свое хозяйство завести, — подсказывал в тон начальнику Костерной. — Вроде офицер, а в артель не торопится записываться. Все больше о собственном хуторке мечтает. Устал от всего на свете. Уединения ищет, тишины, покоя, в достатке, разумеется.

— А получится? — с недоверием спросил Борис. — Я ведь не артист, а дивизионный разведчик. Лучше дайте мне троих ребят посмышленнее, я с ними такой шорох наведу у этих гадов, что чертям тошно будет.

— Это не к немцам в тыл ходить, — усмехнулся Ченцов. — У бандеровцев конспирация получше будет. Здесь им каждый бугорок знаком, каждого жителя, почитай, в лицо знают. Тебя с ребятами заметят раньше, чем ты до леса дойдешь.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала! — Не кипятитесь, Боярчук! — Костерной пересел к столу. — Шорох мы и сами сможем навести. А установить прямую связь с Сидором или Грозой — дело посерьезнее. Тут одной храбрости мало.

— Подумать надо, — насупился Борис.

— Подумай, подумай, — Костерной явно, начинал нервничать… — И прежде всего вот о чем: пришел солдат с фронта, всю войну протопал, холодный и голодный, раненый-перераненый, но пришел. Живой! Домой! Вся грудь в медалях за храбрость и нашивках за пролитую кровь. А утром… нашли солдата с простреленной головой у того крыльца, к которому он четыре года шел. И жена, и детишки его рядом лежали. На всех пули хватило.

— Агитировать меня не надо, — хмуря густые брови, выговорил Борис.

— Ладно, — примирительно сказал Ченцов, — не будем пороть горячку. Поезжайте, Боярчук, домой, отдохните пару деньков, осмотритесь. Связи с нами не ищите, помните, что в эти дни к вам, кроме нас, и другие присматриваться будут.

— Я могу идти?

— Обиделся? Ишь ты! — Костерной даже руками всплеснул.

— Обождите с часок, пообедайте в буфете, — посоветовал Ченцов. — В Здолбицу пойдет наша машина с солдатами. Я дам команду, чтобы вас прихватили.

— С почетным эскортом, — невесело усмехнулся Борис.

— Ждем в гости Грозу, — совершенно серьезно ответил Ченцов. — Не забудьте по приезде взять оружие в местном отряде самообороны и не ночуйте первое время в родительской хате.

— Операция «Гроза над Здолбицей»? — Боярчук встал и одернул привычным жестом гимнастерку. — Так, что ли?

— Попал в яблочко. Принимается. — Ченцов протянул через стол руку старшему лейтенанту.

— Разрешите выполнять? — неожиданно взял под козырек Борис.

— Выполняйте!

— Давно бы так, — не удержался Костерной и осекся, перехватив строгий взгляд подполковника.

Борис не хотел далеко уходить от здания райотдела, но ноги сами принесли его к вокзалу. Спустя некоторое время на привокзальной площади остановилась телега, запряженная парой гнедых коней. Возница, дядька в летах, сразу понял, что офицер ищет транспорт: с чемоданом в руках далеко не уйдешь пешки. И подъехал к Борису.

— Прошу пана, — почтительно пригласил он. На вознице был замызганный немецкий китель мышиного цвета. Лицо прикрывала широкополая мятая шляпа, вся в куриных перьях и соломе. — Вам далече? Могу подбросить!

— До Здолбицы, — машинально ответил Боярчук, и сердце его радостно забилось.

— Садитесь! — энергично пригласил дядька. — Доставлю на своей фуре в лучшем виде.

— На фуре так на фуре, — Боярчук забросил в повозку вещи и устроился на пахучем сене позади возницы. — Я не пан.

«Пуганая ворона куста боится, — решил он. — А я у себя дома. Не впервой — прорвемся!»

Гнедые резко взяли с места, и подвода загремела колесами.

— Так вам до Здолбицы, пан офицер? — переспросил дядька.

— Так точно! — весело ответил Борис и протянул пачку папирос: — Угощайся, дядьку!

— Не, я больше привык к бакуну, — замотал тот головой, но папиросу взял.

Городок остался за спиной, и грунтовая дорога со следами колес в глинистой земле потянулась меж зеленых холмов. Весенний лес радовал сочностью красок, солнце пригревало в спину, пахло сеном и домашним хлебом.

— А вы из каких мест, дядьку? — Глотая слюну, поинтересовался Боярчук. — Нашенский?

— Кхе-кхе! Кхе! — закашлялся возница. — Непривычный я к офицерским папиросам, — пожаловался он, вытирая рукавом френча выступившие слезы. И окинул Бориса хитроватым взглядом.

— Из Глинска мы, тут рядом со Здолбицей. Я сразу подумал, что вам в нее и надо, мало в Глинске народу, всех знаю. Да и нэмае офицеров у нас.

— Как жизнь-то в селе? Мужики с войны возвращаются?

— Ну-у, ледащие! — Вместо ответа возница привстал и взмахнул кнутом.

Кони пустились в галоп. По обочине замелькали кусты ольшанника, потом густые кроны дубов, буков. Пошел дремучий лес, неба не стало видно. Но вот лошади захрапели, начался спуск в глубокую падь. Возница заметно обеспокоился и стал оглядываться по сторонам. Борису показалось, что в придорожных кустах мелькнула тень человека. И тут же раздался крик птицы.

«Грубая работа», — отметил Борис и спрыгнул с телеги.

Крик повторился. Возница начал подбирать вожжи, бормоча что-то невнятное. Борис сделал вид, что подтягивает сапог, нагнулся и нырнул в лес. Затаился. Сработала выучка разведчика. И не увидел, а скорее почувствовал, что совсем рядом крадется человек.

Тот, видно, не заметил, когда Боярчук отступил в лес, и все еще сторожил телегу сзади, держа в напряженных руках «шмайссер». Борис пропустил его мимо себя и молниеносно ребром ладони ударил сзади по шее. Подхватил обмякшее тело, прислонил к дереву.

Бандит был немолод. Лицо заросло щетиной. Косой шрам пересекал лоб и правую щеку. Под распахнутой на груди грязной рубахой татуировка — немецкий орел и оуновский трезуб.

«Выходит, начинай сначала, товарищ комроты, — сердце Бориса неприятно кольнуло. — Германию от фашистов очистили, а они вот где еще остались».

Боярчук снял с убитого знакомый с фронта автомат фирмы Эрма, проверил затвор и вышел на дорогу.

Повозка успела спуститься в распад, и ее громыхание слышалось далеко внизу. Но вот скрип прекратился. «Остановили, — догадался Боярчук. — Сейчас узнают, что я безоружный, кинутся искать. Поторопим их. — И он дал короткую очередь из автомата. — Пусть думают, что меня прищучили».

Он осмотрелся, ища подходящую позицию, и залег под корневищем поваленного дерева. Подъем дороги был перед ним как на ладони.

«Посмотрим, чего они стоят, — не успел подумать лейтенант, как услышал топот ног. — Трое, — определил он безошибочно, — бегут вместе, значит, пленение исключается. Жаль. Придется и этих уложить здесь».

Длинная захлебывающаяся автоматная очередь вспугнула коней. Они захрапели, рванулись в сторону, но возница крепко держал их под уздцы.

— Тр-р, оглашенные! — заорал он, пытаясь криком заглушить страх в душе. — Пронеси, господи! И когда это кончится?

В лесу стало тихо. Старик подождал еще немного, привязал коней к дереву и осторожно полез из оврага. Увидел их наверху у поворота дороги. Как и бежали, они лежали, скрючившись, вместе. Оружия при них не было.

— Боже праведный, — перекрестился возница. — Нечистая сила, а не офицер. Ай да пан!

И, не переставая креститься, старик побежал вниз. В телеге, как ни в чем не бывало, сидел его попутчик. Четыре автомата стояли, прислоненные стволами к колесу. Ноги у возницы подкосились, и он сел на землю.

— Знал? — после долгого молчания спросил Боярчук.

— Ни, — забожился старик.

— Врешь, иначе остановился бы, как свист услышал. — Борис нехотя слез с телеги и взял один «шмайссер». — Что за люди?

— Боевкари Сидора. Но я ни при чем. Не знал, ей-бо, не знал, — елозил на коленях возница, не спуская глаз с автомата.

И только когда его ствол уткнулся ему между лопаток, затараторил, мешая русские и украинские слова:

— Пощадите, пан офицер! Я ничего не знаю. Велели к поезду ехать, взять попутчика, если в район попросится, везти сюда в урочище. Иначе убить грозились. Пощадите, пан офицер!

— А если бы не встретил никого?

— Заехать на мельницу, взять помол и отвезти в лесничество, на старую заимку.

— Мельник и лесник — люди Сидора?

— Да, пан офицер. Больше я ничего не знаю.

— Смотри, дед, тебе жить среди людей, — Боярчук отвел автомат. — Вставай, поедем.

— Назад в город?