Эрвин Ставинский - Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц?

— Так, так, говорите! Я вас внимательно слушаю, — подтолкнул его резидент, подвижное лицо которого с прямым носом и выпуклым лбом оставалось невозмутимым.

— Я хочу предложить вам свои услуги, как бывший полицейский чиновник! Естественно, за плату!

— Вы что сейчас без работы?

— Да, уже несколько лет, как я уволился из полицай-президиума. Не поладил с руководством! Сейчас перебиваюсь случайными заработками, да иногда помогают старые друзья.

— Понятно. Чем вы можете помочь нам?

— Я думаю, мог бы наводить справки на интересующих вас лиц, при необходимости мог бы вести разработки. Все, что смогу, все буду делать.

— Ну а подробней, что можете о себе рассказать? — спросил Гольденштейн.

— Извольте. В полиции с 1904 года. Поступил в Берлине, служил в Данциге, Эссене, потом опять вернулся в Берлин. Последние годы был в контрразведывательном отделении полицай-президиума Берлина в чине криминал-обервахмистра.[2] За служебный проступок был уволен без права на пенсию. Стал перебиваться случайными заработками, — он замолчал.

— И что было дальше?

— Я всегда любил живопись, — продолжил Кур. — Хотел стать художником. Но средств на обучение живописи не было, поэтому пришлось стать простым маляром. Красил крыши. Потом друзья из полиции подсказали, что у вас, в посольстве, можно получить работу.

— Кем же, маляром? — улыбнулся Гольденштейн.

— Нет, зачем, думаю, вам лучше использовать мой опыт полицейского, — Кур замолчал и, прищурясь, выжидательно смотрел на резидента.

— А вы могли бы возобновить контакты с вашими прежними сослуживцами? — подключился к беседе Павел.

— Думаю, что мог бы. Они охотно со мной болтают, главное только умело направить разговор в нужное русло.

— Ну, хорошо! — Гольденштейн на минуту задумался, видимо, размышляя над решением, потом сказал: — Сейчас я не могу вам ничего обещать. Нам нужно подумать, посоветоваться. Сделаем так: через неделю он, — резидент кивнул головой на Павла, — позвонит вам и укажет место, где вы сможете встретиться и все обговорить. А пока — до свидания, всего доброго и… спасибо за предложение! — он встал и крепко пожал немцу руку.

Кур явно не ожидал такого окончания разговора. Он растерянно посмотрел вокруг себя, видимо не решаясь расстаться с людьми, от которых ожидал большего.

— Павел Иванович! Проводи гостя! — предложил Гольденштейн.

Павел взял плащ немца и жестом руки показал ему в сторону двери. Кур молча надел плащ и вышел.

Когда Павел вернулся, Гольдештейн, потирая маленькие пухловатые руки, расхаживал по кабинету.

— Ты извини, у вас перекусить чего-нибудь не найдется? — спросил он.

Корнель быстро достал приготовленные Васильевым для немца бутерброды, налил в стакан чаю. Пока резидент ел, он, присев сбоку, стал рассказывать о том, что им было проделано за последнее время, а потом остановился на визите Кура. Гольденштейн слушал, изредка задавал уточняющие вопросы, его красивое, лицо оставалось спокойным. Лишь когда речь пошла о необычном посетителе, он оживился и попросил все повторить в подробностях.

Гольденштейн — оперативный псевдоним Доктор, он же Александр — был тем самым человеком, чье мнение и чьи советы в процессе разведывательной работы, без сомнения, интересовали Корнеля, впрочем, как и других оперативников. Член РСДРП с 1900 года, Гольденштейн был одним из самых опытных и заслуженных работников Иностранного отдела ОГПУ. До перевода в Германию, он много лет проработал на Балканах и Ближнем Востоке и, в настоящее время, помимо резидентуры в Германии, руководил из Берлина работой агентурных сетей во Франции и Англии, не забывая при этом своих старых знакомых на Ближнем Востоке. Резидентура в Берлине поддерживала строго конспиративную связь с руководством Германской коммунистической партии и помогало ему материально.

Доктор обладал редкостным талантом делать правильные выводы из минимума данных. Осмысливая факты, он нередко по какой-нибудь частности приходил к весьма неожиданному умозаключению и, как правило, не ошибался. Поэтому Павел обстоятельно, до мелочей, изложил ему все, в том числе и свои сомнения относительно версии посетителя, и, закончив, приготовился внимательно слушать.

Тем временем Гольденштейн, доев бутерброд, закурил. Наконец он заговорил, как всегда тихо и неторопливо.

— Да, возможно, посетитель провокатор. Настораживает то обстоятельство, что он настаивал на встрече именно со мной.

— И вел он себя необычно, — заметил Корнель. — Как-то уж очень развязно и цинично.

— А может, сильно нервничал? Он действительно давно мог сидеть без работы и поэтому проявлял такую настойчивость, — тихо и неторопливо рассуждал Гольденштейн. — М-да, есть над чем подумать…

Излагая информацию, он, по обыкновению, все время ставил под сомнение каждый сообщаемый факт и свои предложения и требовал такого же критического отношения от тех, кто его слушал. Он не любил бездумного поддакивания, его правилом было: подчиненные должны откровенно и независимо высказывать свои соображения, спорить и противоречить. За два года совместной работы Корнель отлично усвоил эту манеру обсуждения и ценил ее эффективность.

— Этим делом, Павел Иванович, придется заняться тебе, — сказал Гольденштейн. — Эрнста Кура надо проверить. Подключи друзей,[3] дай задание нашему источнику в полицай-президиуме, может быть, он сможет что-нибудь узнать. Если ничего настораживающего не добудешь, вытягивай Кура в город. Для начала попроси собрать данные на кого-либо из известных нам лиц. В качестве аванса выдай ему марок сто, не больше. Регулярно докладывай мне и Смирнову, как будут идти дела. А сейчас пойдем в резидентуру — уже вечер!

— Понятно, Ефим Соломонович! — Павел стал торопливо собирать со стола бумаги.

В последние дни Корнель, при содействии Дмитрия Смирнова, а также через других сотрудников, стал осторожно наводить справки о Куре.

Время летело стремительно. Как-то утром, в сентябре, около десяти часов, когда Павел еще не начал прием иностранцев в консульском отделе, зазвонил телефон. Корнель поднял трубку.

— Павел Иванович! — Павел узнал голос Смирнова. — Быстренько подымись наверх! Тебя хочет видеть Ефим Соломонович.

— Есть. Иду! — Павел машинально поправил узел галстука, бегло взглянул на себя в зеркало, на ходу бросив секретарю, что его вызывает начальство, и устремился по переходу в главное здание представительства.

Постучав предварительно в дверь, он вошел в просторный кабинет. Гольденштейн, как обычно, сидел за пустым столом. В коллективе уже все знали, что ему готова замена — в конце октября должен прибыть новый резидент Самсонов, ветеран ВЧК и Иностранного отдела. Гольденштейн по существу уже готовился к передаче дел. В своих сорок пять лет он решил связать судьбу с молодой женщиной и в последнее время все замечали, что Доктор устал и хочет уйти на покой. Он несколько раз подымал вопрос о своей замене, но только теперь, осенью 1929 года, ему наконец разрешили вернуться в Москву. Начальник Иностранного отдела Триллиссер собирался назначить его своим помощником.

— Добрый день, Павел Иванович! — приветствовал резидент Корнеля и по тону его голоса, по выражению лица, Павел понял, что Доктор с утра пребывает в хорошем настроении. — Как самочувствие?

— Спасибо, самочувствие хорошее, — ответил Павел, чувствуя внутреннее облегчение от того, что возможного нагоняя, как это часто бывает при общении с начальством, сегодня не будет.

— Я пригласил вас вот зачем, — сразу перешел к делу Гольденштейн. — Из Центра пришла телеграмма. — Он поднял трубку и набрал номер шифровальщика. — Виктор, принеси телеграмму по А/70!

А потом вновь обратился к Корнелю.

Напомни, что мы писали в Москву по источнику А/70 и его связях.

— Мы сообщали, — не спеша начал Павел, — что консульство посетил бывший чиновник политического отдела полицай-президиума Берлина Эрнст Кур и предложил нам свои услуги. По соображениям конспирации мы присвоили ему номер А/70 и приступили к его изучению. Через источник в полицай-президиума Папаша удалось выяснить, что А/70 действительно являлся в прошлом чиновником пятого контрразведывательного отделения полицай-президиума. Одно время он был доверенным лицом начальника штаба штурмовых отрядов нацистской партии Франца Пфеффера фон Заломона и выполнял его личные поручения. Во время пребывания в командировке в Польше совершил уголовное преступление, находился под следствием, но при содействии нацистов дело было замято. За этот проступок А/70 из полиции уволен. В настоящее время объект с нацистами связи не поддерживает. Ему не доверяют, считая, что он выдавал секреты партии полиции.

— Как объясняет все происшедшее сам А/70? — спросил резидент.