Валериан Якубовский - Дезертир

Комбат вытянулся в струнку:

— Есть привести курсанта Шилова.

— Товарищ полковник! — соскочил с дивана и Малинов.

— Разрешите обратиться. — Малинов пожалел комбата, что зря сходит в расположение батальона. Ему хотелось предупредить своего начальника, что Шилов — в санчасти, если его не отправили уже в городскую больницу. Полковник разгадал услужливый жест Малинова и, покосившись на чересчур добренького командира взвода, сказал, глядя на майора:

— Не разрешаю…

Майор щеголевато прищелкнул каблуками и вышел из кабинета.

— Теперь — разрешаю… Расскажите, лейтенант, что произошло с Шиловым?

— А разве с Шиловым что произошло?

— Да… Но вам больше знать. Вы командир взвода…

Малинов в растерянности рассказал начальнику училища, что во время совещания на командном пункте, когда командиры взводов уточняли боевую задачу-второй половины учений, сержант Ершов отпустил Шилова в санчасть…

— Одного отпустил? Ночью? Да еще в грозу? Это же преступление! — побагровел полковник. — Да знаете ли вы, лейтенант, что сержант не наделен полномочиями отпускать? Это ваша обязанность.

— Знаю, товарищ полковник, — теряясь, ответил Малинов. — И сержант знает.

— Тем хуже для вашего сержанта, — пригрозил полковник. — Почему же он отпустил, если знает?

— Боялся, что Шилов умрет на огневых. У него — приступ аппендицита.

Начальник училища достал из ящика пилотку и показал Малинову:

— Полюбопытствуйте.

Лейтенант Малинов побледнел и совсем растерялся:

— Где вы ее взяли, товарищ полковник?

— В лодке утонувшего рыбака.

Малинов, казалось, перестал быть военным и превратился в деревенского парня-рубаху, у которого выходит наружу все, чем наполняется душа. Полковник поспешил подойти к Малинову:

— Возьмите себя в руки, лейтенант. Вас никто не обвиняет.

— Я не боюсь ответственности. Мне жаль Шилова.

— Пожалейте сержанта Ершова, на нем вся ответственность.

Малинов с надеждой взглянул на начальника училища:

— А нельзя ли нам, товарищ полковник, с сержантом на двоих разделить эту ответственность?

Полковник положил ему на плечо руку и, сосредоточенно глядя в глаза, предостерег от чрезмерного увлечения принимать на себя ответственность.

— У вас широкие плечи, — сказал он. — Не сомневаюсь. Они выдержат все. Но не следует, лейтенант, валить на них чужую вину. Это несправедливо. Более того. Если хотите, ненужное рыцарство. Достаточно нам и двух жертв.

— Но я командир взвода, — настаивал Малинов. — У меня произошло ЧП.

— Не знаю, как бы вы повели себя на месте сержанта Ершова. Но ЧП произошло в ваше отсутствие, и отвечать будет Ершов. Успокойтесь, лейтенант и потрудитесь привести Ершова ко мне.

Малинов вышел из кабинета с подавленным настроением и ничего не видел перед собой. Он даже не заметил в прихожей майора Кузьмина, который ожидал его выхода. Кузьмин слишком заботился о своем авторитете среди подчиненных и не хотел, чтобы командир взвода слышал, как начальник училища станет отчитывать его, комбата, за исчезновение курсанта Шилова.

Кузьмин вошел в кабинет и с порога начал докладывать по всей форме…

— Садитесь, майор, — прервал его начальник училища.

— Вы что-нибудь узнали о судьбе курсанта Шилова?

— Так точно, товарищ полковник. Узнал.

— И что вы думаете на этот счет?

Комбат соскочил с дивана… Сидите-сидите.

— Мне кажется, товарищ полковник, курсант Шилов… утонул… Его не было ни в казарме, ни в санчасти…

Начальник училища остановил взгляд на прилизанных усиках комбата и с нескрываемой враждебностью за его скоропалительные выводы спросил:

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно, товарищ полковник. Уверен.

— А не кажется ли вам, майор, что курсант Шилов дезертировал?

— Никак нет-с, товарищ полковник.

— Почему?

— В моем батальоне это исключено.

— Ах, в вашем батальоне! — иронически подчеркнул полковник. — А в моем училище — возможно. Если я вас правильно понял, вы хотите сказать, что ваш батальон лучше других подразделений?

— Об этом свидетельствуют данные боевой и политической подготовки.

Полковник встал и, гладя в упор на комбата, спросил:

— А о чем свидетельствует ЧП, от которою вы, майор, увиливаете?

Комбат выступил в лице, соскочил с дивана и, приняв стойку "смирно!", в растерянности ответил:

— Виноват… Но я перестаю вас понимать.

— Тут нечего понимать. Ваша амбиция неуместна. Не забывайте, майор, что речь идет о человеке. Не о вещи.

— Виноват…

— Вы, — продолжал начальник училища, — утверждаете, что Шилов утонул. Я допускаю возможность дезертирства. Оба выстрела пока холостые, потому что лишены вещественной аргументации. Одно бесспорно: Шилов пропал без вести. И где пропал? В тылу. Когда фронт ежедневно пожирает тысячи. Народ нам этого не простит. Вы понимаете, майор, что это значит?

— Так точно, товарищ полковник. Понимаю.

— "Так точно", — с насмешливостью в голосе повторил начальник училища. Ничего вы не поняли. Учтите, майор. Вы не только командир. Вы воспитатель. На вас смотрят курсанты… А теперь вернемся к нашему ЧП. Используйте местных рыбаков и неводом проверьте дно реки в районе переправы. Поднимете утопленников — ваша взяла. Что касается сержанта Ершова, то я передаю материал в прокуратуру гарнизона. Сержанта будет судить трибунал.

Из всего сказанного начальником училища майор Кузьмин отобрал то, что входило в круг его прямых обязанностей.

— Есть, товарищ полковник, проверить дно реки! — прищелкнул каблуками и козырнул комбат. Он готов был проверить морское дно, лишь бы выскользнуть из железной лапы "старика". — Разрешите идти!

— Идите.

Майор вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь, точно боялся, что его могут вернуть в кабинет для дальнейшей "проработки". "Ну, старая песочница! — в душе выругался майор, обмахиваясь носовым платком. — Живым вгонит в гроб из-за какого-то курсанта. — И, возмущаясь жестокостью "старика", вытер лицо, покрытое испариной: —Шел бы в отставку да не глумился над боевым комбатом." — Кузьмин считал себя боевым, хотя и не был на фронте.

Порываясь уйти, он как-то случайно повернул голову и заметил в темном углу прихожей сержанта Ершова, который молча приветствовал своего бывшего командира и стоял навытяжку. Комбат не подошел к нему, сделав вид, будто не заметил сержанта, как вдруг увидел сидящего рядом лейтенанта Малинова, не пожелавшего встать при следовании майора. Комбат остановился, дабы отчитать невежественного командира взвода. В это время распахнулась дверь кабинета и на пороге появилась фигура начальника училища. Майор, ничего не сказав лейтенанту, попятился к выходу…

— Сержанта Ершова, — сказал полковник и оставил дверь открытой.

В тот же день военный прокурор дал санкцию на арест Ершова с предварительным заключением его в следственном изоляторе при гарнизонной гауптвахте.

Следствие по делу Ершова поручено вести старшему лейтенанту Александру Георгиевичу Невзорову, человеку молодому и скромному.

Юрист по образованию, Невзоров сразу же после окончания университета, которое совпало с началом войны, добровольцем ушел на фронт. Тяжелое ранение и ампутация левой руки списали его из армии подчистую. Диплом помог ему удержаться в военной форме и получить работу по специальности.

В первых числах июля Невзорова прислали для пополнения прокурорско-следственного аппарата гарнизона. Возбужденное против Ершова уголовное дело стало для старшего лейтенанта первым блином на его следственной сковородке и старший лейтенант боялся, как бы этот блин не свернулся комом. "Важно не спешить", — утешал себя начинающий следователь.

Изучая материалы дознания, Невзоров пришел к выводу, что ему остается по данному делу, не приступая к следствию, написать обвинительное заключение с указанием меры пресечения и поставить точку.

Но когда он дошел до последнего листка папки, непронумерованного и не подшитого, остановился на нем и стал читать. Это был рапорт сержанта Ершова, написанный в кабинете начальника училища и адресованный председателю трибунала. Сержант сожалел о содеянном и просил дать ему возможность на поле боя кровью искупить вину перед светлой памятью погибшего друга детства.

Искренность чувств, излитых сержантом на листке серой бумаги, заставили старшего лейтенанта по-иному взглянуть на своего подследственного.

Все оказалось гораздо сложнее, чем думал Невзоров. Его заинтересовало загадочное исчезновение Шилова. Невзоров представил себе ночное ЧП со всеми возможными подробностями, и теперь, когда готовился к следствию, дело Ершова "О превышении власти при исполнении служебных обязанностей" переросло вдело Ершова — Шилова, вернее — одного Шилова, потому что дело Ершова само по себе яснее ясного и не нуждается в предварительном следствии.