Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести)

Гумл вспомнил еще одно из опасных заданий, когда ему с товарищами пришлось ликвидировать старые боеприпасы. После взрыва оказалось, что уничтожена только половина. Карел Швейда полез в образовавшийся кратер выявить причину неполадки. Гумл и два пиротехника наблюдали сверху. Они видели находившиеся внизу неразорвавшиеся мины. Каждую минуту мог произойти взрыв, о чем хорошо знал и Швейда.

— Здесь страшная грязь, — кричал он из кратера, — поэтому сразу все и не взорвалось! Надо будет…

Закончить Швейда не успел, так как Поледняк заметил на одной из мин маленький огонек: сработал фосфорный взрыватель. Крик — и Швейда начал быстро карабкаться наверх. А они, все трое, стояли у кромки кратера не могли пошевелиться. Гумл вряд ли был в состоянии объяснить, почему они не удрали. Они просто ждали, когда Швейда выберется наверх, им было стыдно повернуться спиной к товарищу, оказавшемуся в опасности. При этом все они отлично знали, что внизу лежат не только обычные, но и зажигательные мины, взрывающиеся не сразу. Так вот, сначала взорвалась мина, на которой Поледняк заметил огонек, а затем остальные. Но к этому моменту Швейда был уже у края кратера, ему успели помочь, а затем рухнули на землю в нескольких шагах от ямы. Все же Поледняк получил ранение в голову, а Гумл — в спину и плечо.

Или взять случай, который произошел у населенного пункта Краваны. Там было поле площадью приблизительно восемь гектаров, которое люди боялись обрабатывать, так как в 1945 году на нем подорвался на мине крестьянин. Армейские саперы после этого нашли там еще нисколько мин, но земледельцам сказали, что те могут без опаски пахать. Тем не менее поле оставалось пустырем, на который жители не заходили. Однажды председатель местного кооператива обратился к военным с просьбой еще раз как следует поработать на этом поле. Ему пошли навстречу, но, хотя мин не нашли, крестьяне все равно опасались там работать. Тогда Гумл на несколько часов стал трактористом. К концу работы, когда он вспахал почти все поле и делал последний разворот, трактор наскочил на мину. Только случайно Гумл остался жив.

Таких случаев было много, о них даже вспоминать не хотелось, не говоря о том, чтобы рассказывать другим. И что это, черт возьми, доктору пришла вчера фантазия завести разговор о его профессии? Что ему, в госпитале не хватает острых ощущений? К этому времени подполковник дошел до Петршина, и перед ним открылся вид на прекрасный город над Влтавой. Он остановился, и его мысли потекли в другом направлении. Хотя подполковник родился не в Праге, он любил столицу, стремился изучить ее архитектуру, памятники старины. Конечно, здесь чувствовалось влияние жены. Книги о Праге в семье Гумлов были излюбленным чтением, а прогулки по Пражскому Граду, Вышеграду, по тихим извилистым улочкам Старого Места и Малой Страны — любимым отдыхом. Сначала Йозеф Гумл ходил по выставочным залам и галереям исключительно ради жены, чтобы хоть как-то компенсировать свои частые отлучки, но постепенно такое времяпрепровождение стало для обоих частью их жизни.

Гумл вдруг вспомнил свой родной город Клатови в Западной Чехии. Там, в городе цветов и студентов — а в дни его молодости и драгун, — Йозеф прожил самое счастливое и трагическое время своей жизни. Сейчас он ездит туда только поклониться могилам родителей. Мать умерла шесть лет назад, а отец — давно, еще во время войны. Он стал одной из первых жертв гестаповца Килиана Рупрехта, сотрудника отдела IV-A-1, который вел борьбу с коммунистическим и левым подпольем.

Железнодорожник Йозеф Гумл был организатором нелегальной группы, начавшей действовать в городе Клатови и его окрестностях сразу после прихода немцев. Может, арест отца был случайностью, а может, его кто-то выдал. До сих пор однозначно ответить на этот вопрос нельзя. Молодой Гумл еще в 1945 году приложил много усилий для того, чтобы выявить предателя или хотя бы выяснить, почему был арестован отец. Но все его усилия оказались тщетными, Он смог установить точно только одно — что гестаповец Рупрехт, убивший его отца в клатовицких застенках, избежал наказания и спокойно проживает по другую сторону Шумавских гор.

Эти невеселые мысли сопровождали Йозефа Гумла во время перехода на смиховскую сторону Петршина. Он освободился от них только тогда, когда снова попал на городские улицы, идя к мосту Палацкого и дальше, через Вышеград, к своему дому.

Погода в этот августовский день была на редкость хорошей. Кто хоть немного знает Шумаву, подтвердит, что даже в середине лета она может быть неприветливой и хмурой. Но в этот раз градусник на штабном здании Доброводицкого полигона показывал плюс двадцать с вечера.

В эти предвечерние часы на полигоне стояла непривычная тишина, которая должна была продлиться еще минимум тридцать часов. Только ранним утром в четверг согласно плану тактических учений между Шумавскими горами должны были появиться первые армейские машины, танки, бронетранспортеры, а также вертолеты, поскольку в район учений некоторые части будут доставлены воздушным путем. Раньше взаимодействие с авиацией отрабатывали главным образом разведчики. На этот раз запланировали десантировать на полигон с помощью вертолетов целый мотострелковый батальон.

А пока на полигоне сосредоточилось несколько сот военнослужащих, прежде всего тех, кто на учениях будет действовать за «противника», а также группа медиков. Кроме того, здесь находился взвод саперов, получивший приказ с завтрашнего дня минировать район обороны войск.

Командир саперного взвода поручик Рихтермоц сидел со своими солдатами у костра и слушал, как один из его подчиненных Котрба наигрывал на губной гармошке известные мелодии песен Карела Готта и Вальдемара Матушки. В мыслях же командир взвода был далеко от Доброводице — в Южной Словакии. Он вспоминал о тех местах, вглядываясь в лица своих солдат сквозь трепещущие языки пламени, и вдруг понял, что в сущности он такой же, как эти ребята. «Я командую ими, воспитываю их, поощряю или наказываю, несу за них ответственность, а ведь они не намного моложе меня», — думал поручик.

Еще два года назад он имел звание десатника, как и Хорват. Прослужив год действительной службы и отучившись год в военно-инженерном училище, Рихтермоц по возвращении из Южной Словакии получил звание четаржа. Тогда, под Комарно, ему и его товарищам в течение нескольких недель пришлось многое пережить. Положение, сложившееся в этом районе в середине июня 1965 года, было очень тяжелым, прежде всего для местного населения.

Поручик Рихтермоц незаметно погрузился в воспоминания…

Для личного состава военно-инженерного училища все началось с ночной тревоги. Когда курсанты построились, им объявили, что они направляются на помощь населению пострадавших от наводнения районов Южной Словакии. Точное время возвращения неизвестно. Многие даже обрадовались, что их отрывают от порядком надоевших занятий.

В то время еще никто не знал, что же конкретно произошло там, где протекают Дунай и Ваг, Нитра и Житава. Однако все обратили внимание на то, что их эшелон пропускают вне очереди. Высадили их где-то в районе Чалово и сразу бросили на спасательные работы. Только там стало ясно, почему их так торопили: перед ними лежали сплошь залитые водой поля пшеницы, кукурузы, огромные сады и виноградники. Но самое страшное заключалось в том, что затопленными оказались населенные пункты и дороги. Местные жители, которых не успели эвакуировать, забрались на крыши домов и на вершины холмов и в ужасе смотрели на потоки воды, с большой скоростью проносившиеся у ног и каждую минуту грозившие поглотить их последние убежища.

Всю ночь и весь следующий день курсанты занимались спасением людей. Они работали с полной отдачей, без сна, голодные, но никто не ругал тыловиков за то, что те не смогли вовремя подвезти горячую пищу. Все понимали: речь идет о спасении человеческих жизней.

Потом занялись строительством и укреплением дамбы. Наполнили и перетаскали на себе десятки тысяч мешков с песком. Стояла ужасная жара, нестерпимо хотелось пить. Тот, кто сам этого не пережил, вряд ли поверит, что при наводнении люди могут так хотеть пить, так мучиться от жажды, словно они в пустыне Сахара. Появились комары. Они тучами набрасывались на курсантов, от них не было спасения. И только по счастливой случайности в районе проведения спасательных работ не вспыхнула эпидемия.

В таких условиях курсанты боролись со стихией целых три недели. «Они сумели покорить разбушевавшуюся стихию и преодолеть самих себя» — так писал о них журнал «АБЦ вояка».

Поручик Рихтермоц обратил внимание, что Котрба перестал наигрывать мелодии и солдаты неторопливо беседуют между собой, но никак не мог освободиться от воспоминаний. Главное, что понял тогда поручик, — человек, если надо, может совершить многое. Его удивило лишь то, что солдаты, слушая рассказы о работе в Южной Словакии, относились к ним с каким-то недоверием: ведь им не приходилось еще вступать в единоборство со стихией. Хотя, если разобраться, нынешним саперам тоже порядком достается.