Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 2

В сумерках они выпросили в деревне у старухи старое ведро.

Немецких машин было мало, большинство их стояло во дворах и охранялось часовыми. Наконец после долгих поисков удалось отыскать одну машину без охраны.

Наташа залегла неподалеку от хаты и должна была наблюдать и подавать сигналы при появлении людей, а Самойлов с ведром направился к одиноко стоявшей машине. Она услышала, что кто-то с силой хлопнул дверцей машины и громко позвал: «Ганс, Ганс, куда ты запропал?» Потом немец, по-видимому шофер, вышел из машины, закрыв дверцу, и направился в хату.

Вскоре после этого она увидела в темноте летчика. Он торопливо шлепал по талому снегу, в нос ударил резкий запах бензина.

- Вот бы еще ведра два, и мы оторвались бы от этой грешной земли, - шепнул ей на ухо Самойлов.

Они долго плутали по улицам, избегая идущих навстречу им людей, и прятались за заборы, хаты, сараи. Уже на окраине им встретились два пьяных немца. Один вел другого. Они часто останавливались. Один из них упал в грязь и орал какую-то песню. Другой стоял рядом, курил.

Наташа и Самойлов лежали в кустах за невысоким забором, сложенным из камней. И вдруг светлячок окурка, описав в темноте дугу, упал на руку летчика, которой он держался за край ведра с бензином, чтобы оно не опрокинулось.

По спине Самойлова пробежала изморозь: еще чуть-чуть - и вспыхнул бы бензин.

Немец поднял упившегося приятеля и повел его дальше.

Самойлов и Наташа кинулись бежать. Вот они уже скоро свернут с дороги в лес, а там и до самолета рукой подать. И тут произошло непредвиденное событие, опять чуть не стоившее им жизни: непроглядную темень ночи озарила вспышка пламени, и раздался сперва один, а вскоре другой сильный взрыв. Завязалась перестрелка. Дорогу осветили фары приближавшихся машин.

- Быстрее. Немцы! - сказал летчик.

И тут же он поскользнулся и упал. Вскочил, звеня пустым ведром. Они побежали к лесу. Измученные, замерзшие и грязные, вернулись они поздно ночью к Ляне.

Канашова, расстроенная неудачей, плакала. Самойлов угрюмо молчал. Чтобы не тревожить Ляну, Наташа легла в другой яме. Самойлов выбрал яму поодаль, у обвалившегося края оврага. Услышав всхлипывания Наташи, он подошел к ней, напомнил о том, как окурок немца чуть было не погубил их в деревне.

- Так что мы с тобой еще удачно отделались,- утешил ее летчик и ушел спать.

На рассвете Самойлов разбудил Наташу. Шел дождь, и ручейки змеились по его лицу. Но он, казалось, не замечал их.

- Теперь мы крылатые! Теперь улетим, - говорил он и тряс Наташу.

Она недоумевала. «Что случилось? Неужели он достал бензин?»

- Вставай, пойдем, я покажу тебе чудо из всех чудес природы.

Наташа нехотя вылезла из норы. Втянув голову в плечи, она зябко ежилась.

Самойлов схватил ее за руку и потащил к своей норе. Они остановились. Он ткнул пальцем в небольшую лужицу. Таких лужиц поодаль от этой было много. Они, по мнению Наташи, ничем особым не отличались от той, которой восторгался летчик.

- Смотри, вот она, бесценная находка. Ее найти мне помог дождевой ручеек.

- Ничего не понимаю, - сказала Наташа.

- Присядь сюда и взгляни со стороны. Видишь?

- Ничего особенного. Какие-то жирные пятна, и только.

- Правильно. Но не только жирные, а нефтяные…

- Понимаю. Ты обнаружил тут залежи нефти? Будем ее добывать и делать бензин? - усмехнулась девушка.

- Не надо добывать. Вот готовый в бочке бензин, - кивнул он.

И тут только Наташа увидела третью бочку, подбежала к ней, как к самой ценной находке, которую ей когда-либо приходилось делать, в жизни.

- Понимаешь, кто-то припрятал ее во время отступления. Видать, торопился, пробку плотно не закрутил. Половина бензина ушла в глину. Вот дождевой ручеек пробился и выдал нам этот «клад».

Адъютант обер-лейтенант Гель появился перед Мильдером, как привидение.

- Господин генерал, - доложил он, - вы просили меня напомнить перед ужином о русском генерале…

Мильдер на минуту задумался.

- Пусть подождет, - бросил он, махнув небрежно рукой, и направился в комнату, отведенную под столовую.

После рюмки коньяка и ужина Мильдер отдыхал в кресле. Неторопливо раскуривая сигару, он лениво размышлял о предстоявшей ему интересной беседе со старым русским генералом. Тот, конечно, дворянин и, надо полагать, культурный человек. Большевики за годы своего хозяйничанья понаделали много генералов из мужиков и думают, что им доступно овладеть высокими и сложными законами военного искусства. Надо полагать, старику генералу тяжело жилось при советской власти. Конечно, большевики держали его в тюрьме, а может быть, даже в Сибири, и он возненавидел их. Но сейчас у него есть полная возможность отплатить им за все притеснения. Нужен тонкий подход и… Старый русский генерал может быть очень полезен. Правда, неинтересно будет слушать его скучные длинные жалобы. Все обиженные и пострадавшие русские большие любители поговорить. Не раз приходилось встречать их в знатных салонах Берлина. Многие бывшие белогвардейцы теперь служат немцам на полусогнутых ногах и кланяются низко. А в первую мировую войну глядели на немцев свысока. Прошло то время. У ног Германии лежит побежденная Европа. России не миновать той же участи…

Позвонил начальник штаба Кранцбюллер.

- Господин генерал, разрешите предварительно допросить партизанок? У меня здесь начальник карательного отряда Пузняев и комендант района капитан Руммель. Или вы будете сами допрашивать?

- Не торопите меня, господин Кранцбюллер.

Генерал положил трубку и, обращаясь к стоящему навытяжку обер-лейтенанту Гелю, приказал:

- Приведите ко мне сейчас того самого русского генерала.

Па пороге появился сгорбленный седовласый старичок в поношенном синем костюме, сопровождаемый обер-лейтенантом.

Мильдер встал, направился навстречу. Не доходя несколько шагов, остановился и сдержанно улыбнулся.

- Здравствуйте, господин генерал, - бросил он на ломаном русском языке.

Сгорбленный старичок развернул браво плечи.

- Здравия желаю, ваше… - И он внезапно замялся, когда жесткая и сильная рука Мильдера сжала его вялую и дряблую руку.

Хозяин жестом пригласил его к столу и приказал адъютанту принести коньяку и закуски.

Старый русский генерал недоверчиво оглядывал маленькими мутновато-слезящимися глазами из-под взлохмаченных седых бровей немецкого генерала с гордо запрокинутой головой.

Пока они - один с недоверчивостью, а другой с чувством явного превосходства - осматривали молчаливо друг друга, стол был накрыт. Мильдер налил рюмки и, чокнувшись, кивнул головой.

- Ваше здоровье, славная русская гвардия…

Старик взял рюмку и, расплескав коньяк по столу, выпил молча. «Как у него дрожат руки, будто через них пропускают электрический ток», - отметил про себя Гель.

Рассматривая этого дряхлого и жалкого на вид старика, Мильдер почувствовал брезгливость и разочарование. Слишком большой чести он удостаивает того, кто, возможно, в первую мировую войну был врагом немецкой нации, а теперь, никому не нужный, доживает последние годы. Но чувство вежливости возобладало. Он снова слегка улыбнулся.

- Угощайтесь, господин генерал. Сегодня вы мой гость,- кивнул он на стол.

Старичок торопливо разгладил рукой ковыльные с подпалинкой усы и попытался расправить плечи, но они опять опустились.

- Мы ценим, коллега, старую русскую интеллигенцию. Вы рады, господин генерал, что наша армия пришла в Россию?

- Отжил я уж свое, - промямлил старик, - повоевал, было время. А сейчас мне не до войны.

- Мы пришли освободить русскую нацию. Не правда ли, вам тяжело жилось?

- Тяжело, - вздохнув, подтвердил старичок. - Но и эта война принесла нам много горя. Уже пролито напрасно столько крови! - У него заслезились глаза, и он часто заморгал белесыми ресницами.- Правнука моего два дня тому назад застрелили.

- Кто?

- Ваши солдаты.

Лицо Мильдера посуровело.

- Кто ваш правнук? Он стрелял в германских солдат? Старичок еще больше сгорбился и смахнул платком набежавшие слезы.

- Ему было четыре года.

- Обер-лейтенант Гель, - резко сказал Мильдер, - разберитесь, чьи это были солдаты. Я накажу их. Они были пьяны?

Старичок отрицательно покачал головой.

- Не надо скорбеть, господин генерал. Война не бывает без жертв. Вы тоже убивали, когда сражались. Мои солдаты уже многие пали смертью храбрых. Такова наша с вами профессия. Мы приносим смерть во имя жизни и счастья нашей нации. В России скоро война закончится. И потом мы наведем здесь порядок. Вы будете довольны.

- Я тоже много воевал, и мои солдаты убивали врагов, но они никогда не трогали детей. Убить беззащитного ребенка - это крайняя степень жестокости.