Вадим Полищук - Зенитчик

— А за "тупого" можно и по морде получить, — наехал я на полковника.

Тот пошел на попятную.

— Ну ладно, ладно, извиняюсь.

— Мне извинения твои до одного места. Лучше скажи, как он в штрафники попал?

Полковник сунул нос в свои бумаги.

— Обыкновенно. Из плена почти сразу сбежал, зиму перекантовался в какой-то деревне там же на Брянщине, весной перешел линию фронта. Четыре месяца его продержали в фильтрационном лагере, потом присудили три месяца штрафного батальона.

— А дальше?

— Что дальше?

— Дальше с ним что было?

— Откуда я знаю? Мы же с ним в одном времени, я отсюда его будущее узнать не могу.

— Узнай! Я тебя очень прошу, узнай! Придумай что-нибудь! Ну, скажи, что клиент условия ставит, сотрудничать отказывается.

Не выдержав моего напора, полковник соглашается.

— Да ладно, ладно, узнаю. Попробую, по крайней мере. Но это будет не скоро. Запрос уйдет через два дня, ответ – еще через две недели.

А вот это уже интересно! Значит, постоянной связи с будущим у них нет, только периодическая, раз в две недели. Что из этого следует? Пока ничего конкретного. Но интересный факт, очень интересный.

— Я подожду, сколько надо подожду. Ну, так что там за показания?

— А-а, когда они тебя встретили, ты был в компании каких-то окруженцев. Кто такие?

— Обычные окруженцы. Я и был-то с ними меньше двух суток. Никого не убил, никого не спас. Просто вместе шли на восток.

Неожиданно полковник меняет тему.

— Скажи, а на чем мы засыпались?

— На мелочах. Возраст твой званию не соответствует, про две тысячи четвертый год ляпнул и в запале не заметил. Да и вообще ни вы, ни обстановка не соответствуете реалиям нынешнего времени. Вы другие, совсем другие, говорите не так, не так двигаетесь, глаза у вас другие. Неужели из прежних попаданцев так никто ничего и не заметил?

— В отличие от тебя, они слишком мало пробыли здесь, чтобы разобраться в нюансах поведения людей. К тому же их привозили из тюрем, а одного вообще из палаты психбольницы. Попав в чуть более человеческие условия они плыли и были готовы на все, лишь бы не попасть обратно и вернуться назад, в свое время. А ты успел пробыть здесь год, адаптировался к местным условиям, в том числе бытовым, даже неделя в одиночке не смогла выбить тебя из колеи.

— А сколько всего их было?

— Пять. Нет, шесть. Точно шесть, ты – седьмой.

— И все из одного времени?

— Нет из разных. Большая часть из начала двадцать первого века, но двое были из самого конца двадцатого. Мы тоже место и время их появления анализировали. Время совпадает с открытием нашего портала, а вот место абсолютно непредсказуемо. Да, и еще один момент – они все находились в движении.

— То есть шли или ехали?

— Точно.

— И что с ними дальше было?

— Ничего, обратно отправили. Чего им здесь делать? Да и последствия их исчезновения из своего времени, какие-никакие тоже могли быть.

— Кстати, на пересылке почти неделю в камере меня специально держали?

— Да, чтобы ты посговорчивее был. А как ты догадался, что я в армии не служил?

— Только не служивший в армии оболтус в возрасте двадцати пяти лет…

— Двадцати шести.

— Хорошо, только оболтус в возрасте двадцати шести лет может догадаться нацепить на себя полковничьи знаки различия. Насколько я помню, в эти годы столь успешную карьеру сделал только сын вождя. Ну, может еще два или три человека. Хомячина на станции это тоже просек, потому и не хотел меня отдавать, несмотря на приказ и безупречные документы. И не отдавал, пока сам не позвонил своему начальству и не получил подтверждение подлинности приказа. Так?

— Так, — подтвердил мою догадку полковник.

До основной части моей эпопеи добрались уже после обеда. Пришлось признаться в том, что поворот к Рогачевским мостам – моя идея. Костромитин и Семяхин об этом упомянули. И про подбитые танки пришлось рассказать, это шило в мешке тем более не утаишь. Больше всего полковника интересовало: кто решение принимал, и кто непосредственно стрелял. В конце этих эпизодов он подвел итог.

— Значит, решение остановиться и открыть огонь принял лейтенант?

— Он.

— И выстрел производил тоже он?

— Да. Я наводил, а выстрел производил заряжающий, то есть Костромитин.

— А вдвоем они могли стрелять?

— Вдвоем? По неподвижному танку вполне. Темп стрельбы, конечно, не тот будет, но могли.

— Этот танк меня больше всего беспокоит. Не должно вас там было быть, не должно.

— А второй танк? Который на днепровской переправе, там нас тоже быть не должно было.

— Там вы не одни были. По ходу дела, этому танку и так, и так конец. Не вы, так противотанкисты его бы все равно подбили. Ну, поехали дальше.

— Поехали, — согласился я.

Так, эпизод за эпизодом, к концу третьего дня я ему весь свой путь в этом времени и рассказал. Не врал. Ну, почти не врал. Работу местные товарищи проделали немалую, путь мой буквально по дням и километрам восстановили. А самое поганое, не знал я, что у полковника в папке, переданной ему из НКВД, и компьютере его есть. А потому и врать было опасно, но пару моментов я все-таки утаил – ни к чему этим контролерам самозваным такие подробности знать. Полковник парень нормальный, и язык общий мы с ним вроде бы нашли, но о том, что мы сейчас по разные стороны баррикад, я никогда не забывал.

Полковник с явным облегчением человека, сделавшего неприятную, но необходимую работу, собрал свои бумаги и выключил компьютер.

— Ну, вот и все, успели. Сейчас передам все материалы Джеймсу, а завтра утром он отправит их дальше. Ответ придет через две недели.

— А как они их проверять будут?

Этот вопрос меня очень интересовал.

— Не знаю, — признался полковник, — краем уха слышал, что есть у них носители с исторической информацией, сохраненной еще до всяких переходов во времени и защищенной от изменений даже в случае всяких хронокатаклизмов. Вот с ней, видимо, сверяться и будут. Если никаких расхождений с реальностью нет, значит, последствия твоих действий ничтожны.

— И после этого меня обратно отправят?

— Ну да.

Посмотрим, посмотрим. Значит, завтра утром у них плановое открытие межвременного перехода. Очень, очень интересно. Надо будет как-нибудь посмотреть. Ну хоть одним глазком.

Надеждам моим сбыться, однако, не удалось. Утром, выходя в туалет, я по привычке толкнул дверь моей камеры, но она не шелохнулась. Я толкнул сильнее – результат был прежним. Закрыта, догадался я и, уже окончательно проснувшись, забарабанил по ней кулаками.

— Эй, откройте! Выпустите человека!

Спустя пару минут лязгнул запор и в камеру заглянул старший мордоворот.

— Чего орешь?

— Мне в туалет надо.

— Сейчас.

Дверь закрылась, опять лязгнул запор. Вскоре старший вернулся и, открыв дверь, сунул мне в руки эмалированное ведро.

— Сюда ссы. К обеду выпустим.

И свалил. Я плюхнулся обратно на кровать. С-с-сволочи! Поубивал бы гадов! Деваться было некуда, пришлось валяться дальше. Сначала хотел выплеснуть содержимое ведра в морду первому, кто откроет дверь, но потом остыл. Часа через два мысли мои вернулись к причине заточения. Сколько они портал открытым держать будут? Несколько минут, скорее всего, но не несколько часов. А чего они меня так надолго заперли? Нет, они не только сам переход мне показывать не хотят, но и что-то еще. А что? Начал перебирать варианты. Нет, все не то. А что, если… Так, так, вот это уже хоть на что-то похоже.

Итак, еще раз. Допустим, сперли они здесь из музея картинку известного художника. Перетащили к себе и выставили на аукцион или частному коллекционеру предложили. А покупатель захочет экспертизу провести. Обязательно захочет, это не бронетехнику в музеи толкать, здесь контроль на высоком уровне. Предположим, достоверно известно, что творил автор картины четыреста лет назад. А экспертиза покажет, что холсту от силы триста. Так как последние сто лет он преодолел одним прыжком и субъективно ему на сто лет меньше, чем должно было быть. Картину объявят подделкой более позднего времени. Может, за нее и дадут приличные деньги, старый холст, как-никак, но уже не те, что за шедевр всемирно известного мастера.

А уж золото инков и вовсе не продать, если они пятьсот лет назад исчезли, а металлографический анализ показывает, что плавили это золотишко лет десять назад. И что тогда делать? Прихватить сокровище и спрятать его в том же времени в надежном месте. Значит, укр… добыли, перетащили к себе, оценили добычу, отправили обратно и закопали в том же времени. А потом в своем откопали. Или достали. С золотом подобный фокус пройдет, но не с холстами старых голландцев – им климат определенный нужен, иначе никакая реставрация после ста лет в земле им не поможет. А что, если это здание и есть одно из таких хранилищ? Места мало? Но я видел только часть первого этажа. А может, есть еще специально оборудованный подвал. Но обследовать здание мне не дадут, если только не перебить охрану.