Владимир Кашин - С нами были девушки

Андрей окидывает взглядом тех, кто сейчас на смене. Вот склонилась над планшетом ефрейтор Зоя Незвидская. Со стороны можно подумать, что девушка скучает, кокетливо вертит в пальцах заточенные карандаши и от нечего делать рассматривает карту. Но Андрей уже знает, что ефрейтор не просто читает карту: она на память заучивает район. Вот рядовая Гуськова, которая штопала носок, когда он впервые зашел в казарму; вон вчерашняя студентка художественного вуза ефрейтор Меретина. А над крайним столиком наклонилась Зина. Ее пышные черные кудри выбились из-под пилотки и прикрывают большую часть лица, он видит в профиль только ровный нос, округлую щеку, подбородок.

Последние дни Зина все время попадается ему на глаза, хоть он и не ищет этих встреч. Вчера, например, такая встреча оказалась весьма неприятной.

На радиостанции случилось чрезвычайное происшествие. Дежурная радистка попросила подругу несколько минут посидеть возле приемника, а сама куда-то вышла. В то время когда дежурная сняла с головы металлическую дужку с наушниками, станция главного поста начала вызывать хозяйство Моховцева. Пока вторая радистка не спеша пристроила себе наушники, станция закончила вызов и, не получив ответа, сообщила, что радио Моховцева не работает.

Капитан немедленно вызвал Земляченко и устроил ему разнос. Андрею пришлось стоять навытяжку и отвечать: «Есть!», «Так точно, товарищ капитан».

От Моховцева он выскочил во двор разгневанный. И чуть не столкнулся с Зиной, которая направлялась в здание. Взгляд его упал на расстегнутый воротник старенькой гимнастерки.

Девушка механически откозыряла. Но Андрей, вместо того чтобы ответить, ястребом набросился на нее:

— Почему воротник расстегнут?

Она испуганно вскинула на него глаза. И юноша сразу заметил, какие они у нее: светлые, с голубым отсветом, как морская вода в тихую погоду…

— Есть, товарищ лейтенант, застегнуть воротник!

Пальцами правей руки она ловко продела в петельку незастегнутую пуговицу — в левой держала утюг: наверно, гладила и выбежала на минутку, за горячими углями, — и вопросительно посмотрела на офицера.

— Идите! — махнул рукой Андрей. Весь его гнев словно волной смыло. «И чего я прицепился к девушке? Конечно, нужно требовать дисциплину, аккуратность, но тон! Ведь я просто кричал!.. И этот светлый, удивленный взгляд… Нехорошо…» Вдвойне расстроенный, направился лейтенант к радиостанции.

«Обиделась или нет?» — думает сейчас Андрей. Он хочет прочесть ответ на ее лице, но оно спокойно, непроницаемо. Прошло уже несколько часов, как наряд пришел на батальонный пост, а Зина словно и не заметила его до сих пор. «Наверно, обиделась. Ну что ж? Не извиняться же мне. Только этого недоставало! Так вся дисциплина кувырком пойдет».

Говорят, что, если внимательно смотреть на человека, он это почувствует. И правда, Зина на миг повернулась, подняла взгляд на Андрея…

За окнами оперативной комнаты темнеет. Вечернее небо, словно гигантская маскировочная сеть, накрывает взбудораженную войной землю. На батальонном посту начинаются наиболее напряженные часы.

Звонит телефон. Меретина, которая дежурит на линии первой роты, быстро подымает трубку и громко повторяет сообщение отдаленного наблюдательного поста.

— Воздух! Квадрат сорок пять ноль восемь, три «Юнкерс-88», курс сто восемьдесят, высота пять тысяч, время двадцать два часа семнадцать минут.

Даже в такую минуту ее лицо не теряет какой-то спокойной античной красоты. Оно будто отлито из светлой меди, неподвижно, только губы выговаривают четкие слова боевой тревоги.

— Воздух! — подает команду Грищук. Он стоит возле планшета, словно вырезанный из того же дерева, что и крепкий круглый стол. — Передать на все ротные посты!

Девушки крутят ручки полевых телефонов, и в комнате звучит разноголосый хор:

— Воздух! Квадрат сорок пять ноль восемь, три Ю-88, сто восемьдесят, пять тысяч.

Планшетистка Незвидская делает первую пометку на оперативной карте района.

И снова на какую-то минуту становится тихо. Грищук смотрит на ручные часы.

— Меретина, проверьте, почему нет сообщения с поста ноль двенадцать. Противник уже должен проходить над ним.

Телефонистка не успевает оттянуть приплюснутую ручку полевого аппарата, как он звонит сам.

— Воздух! — объявляет Меретина. — Квадрат сорок пять десять, три Ю-88, сто восемьдесят, пять тысяч, время двадцать два двадцать.

— Гуськова! — приказывает Грищук. — Передавайте на главный пост. — И склоняется с карандашом над планшетом.

Андрей наклоняется вместе с ним.

— Поднимаешь истребителей? Да? — пытается он понять работу оперативного дежурного.

— Рано… Фашисты еще могут изменить курс, и наши тогда разминутся с ними… Посмотрим, не фокус ли это какой? Думаю, хотят сбить нас с панталыку. Пока на их трассе важных объектов нет. — Грищук притрагивается острым кончиком карандаша к пометке на карте. — Перелетели линию фронта и идут почти параллельно ей, чтобы отвлечь наше внимание от настоящей цели. Подождем… Еще несколько минут — и карты будут раскрыты…

Вскоре Андрей слышит звонкий голос Зины:

— Воздух! Квадрат… Ю-88, курс сто двадцать, пять тысяч, время двадцать два двадцать две.

С радиостанции дублируют такое же сообщение.

— Ага! — довольно говорит Грищук. — Теперь ясно, поворачивают на нас и, наверное, хотят проскочить вдоль железной дороги на Балту. Су́рова, известите «Льва»… Если они дальше не изменят курса, то — будь здоров! — попадут как раз ко «Льву», в зону зенитного огня, — объясняет он Андрею.

Планшетистка чертит на карте новый курс немецких бомбардировщиков. Земляченко с интересом следит, как под рукой Незвидской маленький синий самолетик продвигается на юго-восток, оставляя за собой тоненькую черточку.

На батальонном посту растет оживление. Время от времени из разных углов комнаты долетают выкрики:

— Воздух! Квадрат… три Ю-88, курс девяносто, высота…

— «Лев»! Воздух! Квадрат… три Ю-88!

Незвидская быстро обозначает на карте линию пролета. Слышны голоса дежурных, которые оповещают артиллеристов, прожектористов, авиаторов о приближении противника.

— «Маяк»! Воздух! Квадрат… три Ю-88, девяносто…

— «Сокол»! Воздух! Квадрат…

Из сведений, поступающих с разных постов, четко вырисовывается картина налета…

В изолированной оперативной комнате жарко, душно, хотя на дворе после дневной жары уже посвежело. У Зины раскраснелось лицо, трудно сейчас узнать в ней тихую, застенчивую девушку, какую он впервые увидел на берегу Днестра. Глаза ее поблескивают, пилотка сбилась и, кажется, чудом держится на голове.

— Через три минуты они в зоне «Льва». Будь здоров! — удовлетворенно говорит Грищук.

На батальонном посту появляется Моховцев. Увлеченные боевой работой, солдаты замечают его не сразу. Да капитан и не требует сейчас никаких приветствий, проходит к планшету и, склонившись над картой, слушает короткий рапорт Грищука…

В это время далеко за городом вспыхивают огни прожекторов, их лучи, как широкие клинки, рассекают небо. И вот в небе, на скрещении двух лучей, повис, затрепетал вражеский самолет.

Бомбардировщик меняет курс, еще набирает высоту, пытаясь спрятаться в темноте, но это ему не удается. Прожектористки контролируют каждое движение врага.

Два других фашистских пилота, пользуясь тем, что внимание прожектористок привлек ведущий самолет, круто поворачивают назад.

Головной самолет вынужден освободиться от своего смертоносного груза. Падают вниз на чистое поле одна за другой бомбы. Разгрузившись, фашист пытается удрать, но напрасно. Лучи подводят его прямо под огонь зениток, и вскоре подожженный «юнкерс» стремительно летит вниз, таща за собой огненный хвост…

На батальонном посту этого не видят. Стрельба тоже не доносится сюда. Но Грищук все это знает и, когда зенитчики сообщают об окончании боя, говорит Андрею: «Вот теперь-то их перехватят истребители».

И правда, «Сокол» уже предупредил ВНОС, что в воздухе его самолеты. Вскоре, из сведений наблюдательных постов, на батальонном посту узнают о результатах воздушного боя: второй «юнкерс» тоже сбит, третий, сбросив бомбы, перетянул за линию фронта…

Грищук берет в руки карандаш и одновременно с Незвидской, которая склонилась над большой картой, отмечает на отчетной схеме место, где сбит «юнкерс». Это за полсотни километров от батальонного поста.

— Чайка! — приказывает Грищук, вполголоса посоветовавшись с Моховцевым. — Передайте второй роте, чтоб усилила наблюдение за наземным противником; к месту падения самолета выслать команду, прочесать квадрат…

Зина быстро передает приказ.

— Экипаж в последнюю минуту мог выброситься на парашютах, — объясняет Андрею Грищук.