Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 2

- И много народу набралось у вас? - перебил его Миронов.

- Вначале не очень много. Человек так сорок. А потом, когда я решил влиться в партизанский отряд «Деда», около двух сотен подсобрал…

Миронов посмотрел на грудь Куранды. На правой стороне сверкал красной эмалью орден Красной Звезды, ниже - две желтые полоски за ранение. На левой стороне лис медали «За отвагу». Причем у одной медали был выщерблен край

Куранда перехватил его взгляд.

- А эта медаль, - потрогал он пальцем, - спасла мне жизнь. Осколок попал. Не будь ее на груди, и не было бы в живых Куранды.

- Да, счастливый случай.

- Надо мне на мои награды справки взять… А то, понимаешь, когда меня; тяжело раненного, отправляли самолетом на Большую землю, документы так и остались в полевой сумке. Ничего, я сейчас зайду к Харину, он мне сделает…

- Харину? Это к майору? Что у нас в штабе дивизии служил? Где он сейчас работает?

- Не к майору, а подполковнику. У-у-у, он сейчас большое начальство, с ним не шути. Ведает всеми кадрами политработников фронта. Предписание мне подписывал. Гляди, - протянул он Миронову бумажку.

- Так мы в одну дивизию служить едем, - показал Миронов свое предписание.

- Вот и хорошо, - сказал Куранда. - Значит, полком едешь командовать? А я редактором дивизионной газеты.

Куранда не хотел говорить Миронову, что в партизанском отряде Мозолькова он встретил Подопрыгору, Барабулю, Полудницу и даже Полагуту.

- Нет, я заместителем… Предлагали командиром полка, отказался.

- Напрасно… Ты что, сейчас из госпиталя?

- Нет, с курсов «Выстрел». Меня в июле под Сталинградом ранило. Пролежал полтора месяца в госпитале, а потом два месяца учился в Солнечногорске. Просился в свою дивизию - отказали. На Сталинградский фронт тоже не пустили. И вот направили на спокойный фронт.

- Скажи, и не встретились… У меня жена из Солнечногорска. Частенько приходилось там бывать. Я ведь тоже учился в это время на курсах газетных работников в Перхушкове.

Куранда порылся в полевой сумке и протянул Миронову книжку в бумажном переплете. Она называлась «Народная война». Миронов поглядел на титул: «Очерки и рассказы о советских воинах и партизанах». Автор - Е. Куранда.

- Спасибо.

- А ты, Александр Николаевич, чего здесь дожидаешься?

Миронов рассказал, что ждал брата, и о том, как они встретились на фронте.

- Да это феноменально! Ты разреши, я сделаю о вас очерк в армейскую газету? Материальчик чудесный.

- Я не возражаю, но не хочу, чтобы указывалась наша фамилия.

- Это пожалуйста. Я только факты использую. У тебя, Александр Николаевич, новые стихи есть?

- Есть.

- Давай мне, будем ехать в дивизию, заглянем по пути в армейскую газету. Я устрою. Напечатают. Там у меня редактор закадычный друг. Вместе на курсах учились.

- Спасибо, Евгений Антонович, но я думаю, что если стихи хорошие, их и так напечатают.

- Ну, Миронов, ты по-прежнему такой же наивный. Как хочешь, но я же по-товарищески хочу тебе помочь.

Он достал из кармана письмо, помял его-в руках и оказал:

- От сестры родной получил. В Сталинграде она у меня - сталеваром на заводе. Хотел ей доброе дело сделать. Дал телеграмму - приглашал в Солнечногорск эвакуироваться. Отказалась. А там сейчас, знаешь, какое светопреставление? Тоже мне героиня… С детства и до сих пор мышей боится, а строит из себя Жанну д'Арк. Ну пусть как знает.

Куранда положил руку на плечо Миронова.

- Ну, от совместной поездки в дивизию, я думаю, ты не откажешься? Мне машину Харин дает.

- Мне надо дождаться брата.

- Жди я никуда не уходи. Я сейчас сюда на машине подъеду за вами.

Куранда ушел, а Миронов все думал и никак не мог ответить себе на возникший вопрос: почему Куранда остался в его представлении тем прежним, которого он знал раньше? Он какой-то один и тот же, не меняющийся ни внешне, ни внутренне. Удивительный человек…

Миронов невольно вспомнил о бывшем комиссаре его батальона Ларионове. Его фамилия довольно часто появлялась в армейской газете и в «Красной звезде» под корреспонденциями и очерками. Где он сейчас? Может, погиб? «Вот бы с кем мне встретиться, а не с этим блатмейстером и приспособленцем», - подумал он.

Командира истребительного батальона вместе с Григорием Русачевым вызвали в городской комитет обороны и приказали вступить в бой, преградив немцам путь к заводу.

Ранним утром истребительный батальон погрузился в автобусы с оружием и направился в район, назначенный для обороны.

Бойцы истребительного батальона были в приподнятом настроении. Ехали, переговаривались.

- Помню, когда в первые дни войны начали формировать в нашем районе полк народного ополчения и истребительный батальон, - сказал нормировщик блюминга Иван Судаков, - подсмеивались мы тогда друг над другом: тоже, мол, вояки, старье, песок сыплется. А вот, гляди, воевать взаправду пришлось…

- Да, я вот старше тебя, - сказал рабочий из разливочного цеха Захар Бутузов, - в гражданскую еще в армии Ворошилова Царицын защищал, а до сего дня не верил, что нам за свой завод драться придется.

- Надо мной тоже девки из нашего цеха смеялись, - сказал мастер-инструментальщик Василий Казьмин. - «Ну куда ты;, дядя Вася. Тебя и без винтовки ноги еле держат, а надень всю амуницию, упадешь и не встанешь». - Он подкрутил седые усы штопором и хитро подмигнул.

Головной автобус не доехал до окраины, когда просвистел и неподалеку разорвался снаряд. Автобус остановился, зазвенели битые стекла, лопнули задние скаты.

- С машин! - крикнул комбат. - Рассыпайся в цепь! Вперед, ребята, к саду! Там наша оборона на берегу реки. Первая рота - Гришин - держи правее. Давай попроворнее, чего вы там спорите? Русачев, - обратился он к комиссару, - бери две роты - и к тем постройкам, у сада, что ближе к оврагу.

Григорий Александрович подтянулся, надвинул промасленную кепку, огляделся, отыскивая командиров рот Сергея Волкова и Митрофана Савченко, и удивленно пожал плечами, увидев среди бойцов женщину. «Кто же это такая?» И тут уже узнал: «А, это Зинка Куранда». Ей было лет сорок. Она давно работала на заводе, прошла путь от разнорабочей до помощника сталевара. Среднего роста, плотная, с широким мужественным лицом и чуть косившими темными глазами. Русачев знал весь состав отряда. А вот откуда в него попала Куранда, он не мог сообразить. Решил спросить. Дело серьезное. В бой идет батальон, не к теще на блины. Он подошел к ней, поздоровался.

- Ты зачем сюда? Уходи на завод.

Она угрюмо молчала. Комиссар настойчивее повторил ей:

- Уходи, Зинаида, от греха. Не бабское это дело. Война ведь.

Она взглянула на Русачева упрямо.

- Бабы не хуже вашего воевать сумеют, коли надо… И ты ко мне не приставай.

Уговорить ее было невозможно: знали ее резкий, настойчивый характер. Стоявший рядом боец-кочегар Малков сказал Русачеву:

- Оставь ее в покое, Григорий Александрович, раз ей воевать захотелось, пускай воюет. У них ведь все в семье военные. Батька в гражданскую погиб, мать в милиции служила, брат сейчас политруком на фронте.

- А ты не уговаривай его, - сказала она Малкову, - я не на спектакль прошусь без билета. Буду плохо воевать, тогда гоните.

Тут только, все обратили внимание на значок «Ворошиловский стрелок» на ее груди.

Истребительный батальон занял оборону на берегу реки.

Немцы были на противоположной стороне, а сзади, в нескольких километрах, дымил, дышал и жил родной, завод. И, может, это усиливало чувство ответственности. Немцы не торопились атаковать позиции, занятые бойцами-рабочими истребительного батальона. То ли они ожидали подкрепления, то ли перегруппировывались.

Командир батальона Петрович - старый рабочий завода и член партии с 1917 года - решил: чем лежать под огнем и бездействовать, неся потери, лучше перейти самим в наступление и уничтожить врага.

Он подал сигнал ракетой и поднял батальон в атаку. Бойцы шли, даже не пригибаясь, в рост, не делая перебежек и не окапываясь.

Немцы не ждали такой смелой атаки. Смутила их и разная одежда наступающих, похожих чем-то на моряков, которых они смертельно боялись и по возможности избегали с ними встреч. Противник начал отступать. Но вскоре немцы опомнились, открыли из-за деревни сильный минометный огонь, и наступление батальона приостановилось. А тут откуда ни возьмись ударил в спины отступавшим пулемет, оставленный немцами в балке.

Зинаида Куранда подползла к Русачеву.

- Командир батальона, Петрович, убит. Разрешите, товарищ комиссар, я пулемет их накрою.

- Да что, у нас мужиков нет? Лежи да стреляй, и на этом спасибо.

Глянула она на Русачева, отползла, будто и впрямь послушалась.