Виктор Преображенский - Особенности национальной гарнизонной службы

— Ну почему, — спрашивал, чуть не плача, рачительный киномеханик солдатского клуба части Беня Стейнвей, вернувшись в казарму после очередной инвентаризации культурно-просветительского имущества батальона, — почему никто и нигде не задумается над тем, как грабят и истязают нашу родину?! Представляете, бедный мальчик — начальник клуба («бедный мальчик» был 27-летним отцом двух очаровательных малышей) получил задачу списать компактный магнитофон «ВМ-75», который замполит таки унес себе домой, и оказалось, что он стоит 218 рублей! 218! Когда такой же точно магнитофон «Легенда» можно купить в любом сельпо за 115 опять же рублей! Я разбирал оба этих магнитофона, так что можете поверить мне на слово: они абсолютно одинаковые, просто за первый платит государство, которое не считает своих денег, а за второй — рядовой гражданин, которому приходится ох как их пересчитывать…

В словах Вени никто не сомневался: до призыва в армию он успел закончить радиоэлектронный институт и почти четыре года отработать в телеателье в родном Бобруйске.

— Это еще что?! — подключился к разговору Гоча Беридзе, бывший до армии главным инженером какого-то автохозяйства у себя в Грузии и помогавший сейчас нашему зампотеху в ремонте и наладке автомобильной техники батальона. — Вот в дивизию недавно пригнали новые «УРАЛы», которые работают на 93-м бензине. Представляете, эти зверюги жрут по 100 литров бензина на 100 км дороги! Руки бы повырывать тому кретину, который «изобрел» подобное уродство! А знаете, для чего подобную машину придумали, приняли на вооружение и начали поставлять в войска? Да для того, чтобы иметь основания включать в заявки на получение ГСМ дефицитный и дорогущий бензин, на котором ездят «Жигули»! Думаете, на каком бензине наши доблестные прапорщики-начальники складов разъезжают? Выписывают наряды на «УРАЛы», а заправляют «Жигули»…

— Да ладно вам, мужики, — вальяжно вступил в беседу правая рука бензинового султана дивизии шейх Артур Багдасарян. — Дались вам эти жалкие литры дармового бензина. Я вам такое расскажу — ахнете!..

— Вы не заметили, что однажды ночью, примерно с месяц назад, на территории парка рембата вовсю громыхала техника? — спросил Артур, убедившись, что полностью завладел вниманием притихшей аудитории.

— Да, было что-то… Мы думали, технику на ремонт пригнали… Или к учениям мужики готовятся…

— Технику пригнали! К учениям готовятся! — презрительно скривился наш ротный шейх. — Это ночью в землю очередную левую емкость закапывали!

— Какую еще емкость? — не поняли мы.

— Емкость под топливо. Цистерну. 60-тонную. Усекли?

— Нет…

— К нашей части примыкает склад ГСМ стройбата…

— Ну…

— Подковы гну! На складе имеются свои резервуары на сколько-то там сотен или тысяч тонн. Неважно на сколько, важно то, что все эти емкости полны под завязку…

— И?

— Да поймите вы, по отчетам склада, которые формируются на основе путевых листов, выходит, что реализована большая часть топлива, а на деле его там — пруд пруди! Понимаете, машины на самом деле ездят в несколько раз меньше, чем это фиксируется в документах, а неизрасходованное топливо толкается налево. Ясно?

— Да… А цистерна, зарытая в соседнем рембате, тут причем?

— А-а! — протянул наш приятель-шейх. — Непредвиденные обстоятельства! Излишки не успели толкнуть, а тут тебе хлоп — очередная централизованная поставка! Вот и пришлось прибывший бензин куда-то пристраивать…

— А цистерну откуда достали? — подал голос наивный Костя Бендера.

— Нашел, о чем спрашивать! — презрительно пробасил Василий Сомов — здоровенный волжанин, любой из кулаков которого по размерам превосходил кучерявую голову Бендеры. — А нормально они с работой справились за одну ночь, даже заасфальтировать все успели!

— Политэкономия! — глубокомысленно изрек Костя Бендера…

Армейская служба вольно или невольно преподавала нам самые разные «учебные дисциплины». Помимо очевидных и жизненно необходимых любому мужчине уроков выносливости, силы, мужества, дисциплины, служба дарила нам возможность наглядно, на практике изучать углубленные курсы самых разных гуманитарных наук — от психологии, педагогики и социологии до экономики, права и философии. И одним из наиболее наглядных уроков стал для всех нас «семинар» по политэкономии капитализма, затеянный отцами-командирами месяца за два-три до окончания учебки.

Началось все с того, что несколько освоившимся в армейском быту и от этого слегка заборзевшим курсантам было указано на две вполне реальные альтернативы дальнейшего прохождения службы. Первая заключалась в отличном усвоении учебного курса и поддержании примерной дисциплины, которые гарантировали получение классности и сержантского звания, имевших вполне конкретное материальное выражение, и распределение в нормальные воинские части, материального выражения не имевшее, но означающее очень много для тех, кому еще предстояло служить и служить. Вторая вполне допускала слабое освоение военно-учетной специальности и систематическое нарушение воинской дисциплины. С отправкой в какую-нибудь особенно неблагоприятную часть в звании рядового — как логический итог избранной альтернативы.

Можете себе представить, как резко возросла кривая успеваемости батальона! Надо отдать должное отцам-командирам: они сдержали свое слово. По крайней мере, мне не известен ни один факт нарушения данного слова. Более того, в самой учебке на должностях сержантов, уволившихся из рядов Вооруженных сил, остались лучшие из лучших — ребята, которые вполне могли обучить нашу смену. В плане волосатости похожих на Толяна-ПэШа среди них, правда, не было, но по уровню специальной подготовки пара новоиспеченных специалистов 3-го класса вполне могли составить конкуренцию нашему асу, на гимнастерке которого красовался щит с гордой буквой «М» — «Мастер» посередине.

Вообще-то вся служба в армии была насквозь пропитана духом политики и идеологии. Тухловатым, правда, но всепроникающим и вездесущим.

Одной из наиболее действенных форм партийно-политической работы в войсках (по мнению политработников, надо полагать!) были регулярные политинформации, занятия по политподготовке и нескончаемые ленинские зачеты, с помощью которых офицеры-воспитатели стремились максимально поднять и сделать несокрушимым боевой дух личного состава. На деле, правда, все происходило наоборот. По крайней мере в тех частях, где я служил. Подавляющее большинство замполитов рот, батальонов и полков, секретарей комсомольских и партийных организаций и офицеров политорганов соединений и объединений, привлекаемых к работе с военнослужащими, мало соответствовали объективным требованиям той работы, которой занимались. Знание психологии, педагогики, теории и практики той самой науки, которую они пытались насаждать, было у них, как правило, дремучим, и даже элементарную информацию о состоянии военно-политической обстановки в регионе или очередных достижениях социализма они умудрялись доносить так, что большинство слушателей засыпало уже в первые пять минут после начала занятий.

По непонятной для меня причине подавляющее большинство известных мне политработников, призванных вести активную, наступательную и индивидуальную воспитательную работу среди личного состава, терпеть не могли этот самый личный состав и всеми силами старались свести неминуемое общение с солдатами и сержантами к минимуму. Исключение составляли «стукачи», вычислить которых легко можно было именно по тому, насколько повышенным вниманием пользовался тот или иной из нас среди политработников. Внедрение «источников информации» в каждом воинском подразделении было, пожалуй, единственным делом, которым замполиты занимались с удовольствием, заметно опережая работников особых отделов, которым этой самой деятельностью надо было заниматься по определению.

Нас, «пиджаков», политработники особенно недолюбливали. Большинство ребят, попавших в армию после окончания вуза, не просто лучше своих «воспитателей» и «учителей» знали теорию марксизма-ленинизма, прекрасно ориентировались в том, что происходило в мире и стране, но имели собственное мнение — факт, с которым было особенно трудно примириться. Начинающие замполиты рот уже после первых занятий отказывались выступать перед нами, а офицеры постарше и поопытнее систематически пытались «посадить нас на место», но так ни разу на моей памяти не справились с поставленной задачей. Редким исключением были офицеры политуправления округа, напоминающие университетских лекторов, которые, как правило, блестяще владели материалом и великолепно ориентировались в той же самой военно-политической ситуации на ТВД [1]. Правда, когда речь заходила о соответствии теории и практики социализма, они обычно отводили глаза и переводили разговор на другую тему.