Владимир Старостин - Дожить до дембеля

— Не бойся, ничего плохого мы тебе не сделаем!

Карцев мучительно соображал, почему этот назойливый голос казался ему знакомым. Наконец до него дошло — это же сержант Романов! Веселенькая встреча, ничего не скажешь… Ведь именно по его милости Карцев оказался здесь.

Лежа на пыльной горячей земле, стиснув автомат, Карцев с тоской ждал — вдруг кто-нибудь высунется из проклятых зарослей, ему хотелось лишь одного — убить кого-нибудь, прежде чем он сам погибнет. О сдаче в плен не могло быть и речи, слишком много он слышал в Союзе рассказов об отрезанных ушах, носах и прочих ужасах.

Услышав шум приближающегося вертолета, Карцев ощутил страстное желание жить «Если вертолет сядет между мной и зарослями, если дверь окажется с моей стороны и если у них нет тяжелого оружия, чтобы уничтожить вертолет, — тогда я спасен», — возбужденно подумал он.

Казалось, прошла вечность прежде чем вертолет коснулся земли. Он сел именно так, как страстно желал Карцев. Он бросился к открывающейся двери, почти не чувствуя боли в ноге. Когда до спасения оставался последний шаг, внутри вертолета грохнуло два взрыва. Карцева отбросило от двери и ударило головой о камень. «Не успел…» — мелькнуло в его мозгу перед тем, как он погрузился во тьму.

Сознание возвращалось к нему постепенно. Сначала он ощутил жуткую боль в затылке. Потом услышал шум двигателя и решил, что лежит в вертолете. С трудом подняв тяжелые веки, сквозь полумрак он увидел над собой Романова, остриженного наголо и под заросшего щетиной. Слегка улыбаясь, он весело смотрел на Карцева.

— Ну как, лейтенант, очухался? — доброжелательно поинтересовался Романов.

Карцев не ответил. Кроме Романова, он увидел еще несколько человек в советской форме, но явно местного происхождения. Он понял, что находится не в вертолете, а в бронетранспортере. Руки Карцева были связаны за спиной. Он все-таки угодил в плен. Карцев вздохнул и закрыл глаза.

— Не горюй! — услышал он спокойный голос Романова. — Скоро приедем, накормим, напоим, а самое главное — поговорим!

Приехали действительно довольно скоро. Романов что-то сказал на чужом языке, и Карцеву помогли выбраться из бронетранспортера, остановившегося под навесом во дворе дома, окруженного мощной каменной стеной Возле нее сидели на корточках около десятка людей с автоматами и винтовками. Увидев Карцева, они вскочили и, размахивая оружием, со злобной радостью загалдели. На этот шум из дома вышли еще двое: один сравнительно молодой, во френче, другой пожилой, в белой чалме. Наверное, начальство, — равнодушно подумал Карцев. Тот, что во френче, радостно обратился к Романову. Между ними завязался разговор, постепенно перешедший в явный спор. На лице пожилого появилось недовольство, остальные почтительно молчали. Наконец молодой бросил резкую фразу (после которой двое с автоматами сели возле входа в дом) и вместе с пожилым покинул двор.

— Прошу! — вежливо показал на дверь Романов и, заботливо поддерживая Карцева, провел его в дом. — Этот вождь хотел лично допросить тебя, но я добился, что говорить с тобой пока буду только я.

Комната, куда они вошли вдвоем, имела довольно неприглядный вид. Никакой мебели не было, только на замусоренном полу валялись несколько матросов, прикрытые синими армейскими одеялами, да среди комнаты стояли две табуретки (явно из какой-то нашей казармы покрытые тряпкой, изображавшей скатерть, и заставленные алюминиевыми мисками.

— Что с ногой? — спросил Романов. — Тебя же вроде не ранило.

— Подвернул, — буркнул Карцев.

— А… Это ничего, — Романов ткнул рукой в сторону матраса. — Садись.

Карцев тяжело опустился, Романов сел рядом, достал нож и разрезал веревку на руках Карцева. Положив нож на «скатерть», Романов зажег керосиновую лампу и гостеприимно пододвинул миски поближе Карцеву.

Попробуй местную еду, — дружелюбно предложил Романов.

Машинально Карцев отрицательно мотнул головой, но потом решил, что в его нынешнем неопределенном положении глупо лишний раз отказываться — больше могут и не предложить. Он взял из миски лепешку и принялся медленно жевать.

— У тебя, наверное, есть масса вопросов, — сказал Романов. — Спрашивай.

Карцев молча пожал плечами Больше всего его интересовала собственная судьба, но ему казалось, что спрашивать об этом — значит по казать свой страх.

— Ну ладно, тогда я расскажу, как оказался здесь…

Романов отрезал кусок мяса и неторопливо съел его.

— Я давно понял, что героем в этой войне на той стороне, где я был быть нельзя. И поставил себе задачу — дожить до дембеля, до этой осени значит. Во время штурма, после очередной атаки, я решил, что скоро всем нам на заставе амба. Сдуру даже крикнул что-то вроде — какого дьявола я должен умирать. А со мной в окопе был этот гнусный прапор Он заорал на меня — «сопляк, ты должен исполнить свой интернациональный долг!» Я ответил, мол, беру и даю в долг только xoрошим знакомым, а со здешним народом знакомился исключительно через прицел автомата, хотя мог бы и поговорить по-человечески. Я ведь родом из Канибадама, поэтому язык ихний знаю. Мог бы их спросить звали ли они меня сюда. Впрочем, что спрашивать — и так ясно. Так вот прапор тут вообще развонялся, материт меня по-черному, обзывает. Так мне тошно стало — я, значит, должен погибать из-за всяких козлов вроде него. Ну и прирезал его вот этим самым ножичком. И подался к партизанам. Заранее я к этому не готовился, как-то само получилось Умирать уж очень не хотелось…

— А теперь ты бессмертным стал, что ли? — усмехнулся Карцев.

Романов внимательно-строго посмотрел на него и покачал головой.

— Нет, конечно Но теперь если погибну — то героем и настоящим интернационалистом. Ведь интернационалисты бескорыстно сражаются за чужую свободу, а не за великодержавные интересы.

— Какие же подвиги ты совершил, что стал героем? — язвительно я поинтересовался Карцев.

— По моему плану и под моим руководством ликвидированы два поста на дорогах, — гордо произнес Романов.

— Наших? Советской Армии?

— Да.

— И тебе не было их жалко? — тихо спросил Карцев. — Ведь их же призвали, куда же им было деться?

— Американских парней тоже призывали. Однако те, кто не хотел убивать вьетнамцев, сжигали повестки.

Романов замолчал и отрезал себе еще кусок мяса. Карцев, задумавшись, жевал лепешку.

— Ты и мне хочешь предложить стать настоящим интернационалистом? — осторожно спросил он.

— Решай сам, — Романов усмехнулся. — Как нас учили, человек сам творец своей судьбы.

Карцев обвел оценивающим взглядом комнату, — Жить тогда здесь придется?

— А что? Не нравится? — быстро глянув на Карцева, живо спросил Романов.

— Да как-то убого…

— Да уж, брошенный дом… Хозяева подались на чужбину. Война ведь, не шутка.

— Ну, а потом, после войны, — задумчиво произнес Карцев. — Куда деваться?

— Или с чужими документами на родину, или на Запад.

— Угу… — протянул Карцев, наморщив лоб. Потом быстро спросил: — А если я откажусь?

— Отправим за кордон, — спокойно ответил Романов, расправившись с очередным куском мяса. — Там высшее командование решит, что с тобой делать — устроить показательный суд над поджигателем деревень и убийцей детишек или еще что…

— Ну тогда и решать нечего, — твердо сказал Карцев и взял из миски непонятный белый шарик. — Это что?

— Сыр, — Романов улыбнулся. — Ты напрасно думаешь, что все так Я вел просто. Ручки-то в крови испачкать придется…

— А, они у меня и так уж не чистые, — рассеянно ответил Карцев и понюхал шарик.

Романов мерно жевал мясо. Дождавшись, когда он моргнул, Карцев к коме врезал ему по горлу ребром ладони. Схватив другой рукой нож, воткнул его сбоку в шею и резко рванул на себя. Романов судорожно выгнулся и повалился на спину, глухо стукнув затылком о глиняный пол.

— Вот так, интернационалист, — пробормотал Карцев, брезгливо вытирая руку, забрызганную кровью Романова. — А ты говоришь, показательный суд…

Он схватил прислоненный к табуретке автомат, суетливо обшарил Романова, переложил магазины в свои карманы. Дернулся к давно примеченной дверке в углу, но вернулся, чтобы прихватить пару лепешек.

Распахнув дверку, он прошел в другую комнату и в почти полно темноте обнаружил лестницу. Поднявшись по ней, очутился на плоской крыше. Пригнувшись, чтобы не увидели со двора, Карцев внимательно оглядел окрестности. «Если не напорюсь на часовых — все будет в порядке. Ночью они меня не догонят. А там — посмотрим, даст Бог выкручусь», — решил он. Спрыгнув на землю в сторону, противоположную улице, Карцев зашипел от боли в ноге и испуганно прислушался Удовлетворенный, он глянул на небо, на непривычно ярко-огромны звезды. Найдя Полярную, Карцев поправил автомат и быстро, но стараясь не шуметь, захромал прочь.