Бернард Корнуэлл - Боевое Знамя

Кажется, теперь янки кидали камни обратно. Старбак закончил заряжать винтовку, потянулся верх по склону и втиснул винтовку между двумя телами. Наметив синий мундир, он спустил курок и соскользнул вниз, чтобы перезарядить винтовку. У него осталось пять патронов, а у большинства солдат и того меньше – один или два. У Илайи Хадсона патроны тоже были на исходе.

– Еще одна атака, Старбак, - сказал каролинец, - и думаю, с нами будет покончено.

Не успел он договорить, как последовала атака. Атака была неистовым, отчаянным наступлением уставших, окровавленных людей, которые вырвались из леса, бросившись на штурм насыпи. В течение двух дней северяне пытались прорвать линию обороны мятежников, и два дня терпели неудачу, но теперь как никогда были близки к успеху, поэтому собрали последние остатки сил, карабкаясь по выжженному склону с примкнутыми штыками.

- Пли! – скомандовал Хадсон, и последние выстрелы мятежников вспыхнули огнем с последовавшим за ними градом пролетевших над головой камней. – Теперь в атаку, дорогие мои! В атаку! – закричал полковник, и уставшие люди рванули вперед, чтобы грудью встретить атаку янки. Старбак колол штыком, размахивал им, опять колол. За ним шел Коффмэн, стрелявший из револьвера, мельком среди свалки он заметил Люцифера, палившего из своего Кольта. Штык Старбака застрял в животе янки, он попытался оттолкнуть солдата и вырвать штык, но ничто не могло высвободить сталь из мертвой плоти. Он обругал мертвеца и почувствовал поток теплой крови у себя на руках, когда отстегнул штык и избавил винтовку от застрявшего клинка. Он перевернул винтовку и размахнулся прикладом как палицей. Он вопил как ненормальный, то ли ликуя, то ли завывая, ожидая смерти в любое мгновение, но полный решимости не отступать ни на шаг перед ордой солдат, рвавшихся под штыки и дула винтовок мятежников.

Но затем внезапно, без всякой на то причины, натиск янки ослаб.

Неожиданно грозная атака отхлынула, и северяне бежали назад к деревьям, оставив позади цепочку нагроможденных друг на друга тел, некоторые из которых шевелились в лужах собственной крови, другие лежали неподвижно. Воцарилась тишина, слышно было лишь тяжелое дыхание мятежников с безумными глазами, стоящих на насыпи, которую они сумели удержать.

- Отходим! – нарушил молчание Старбак. – Всем назад!

В лесу могли притаиться снайперы, поэтому он отвел своих людей назад под прикрытие насыпи.

– Не оставляйте меня, не оставляйте! – громко закричал раненый, а другой зарыдал, потому что лишился зрения.

Вдоль железной дороги ходили санитары с носилками. В них никто не стрелял. Старбак счистил кровь со ствола винтовки пучком дубовых листьев. Рядом стоял Коффмэн с глазами, блестевшими от маниакального возбуждения. Люцифер перезаряжал револьвер.

– От тебя не требуется убивать северян, - сказал ему Старбак.

- Кого хочу, того и убиваю, - буркнул мальчишка.

– И всё же спасибо тебе, - сказал Старбак, но ответом ему послужил полный оскорбленного достоинства взгляд Люцифера. Старбак вздохнул. – Спасибо тебе, Люцифер, - повторил он.

Люцифер мгновенно ухмыльнулся.

– Так я уже не Люси?

– Спасибо, Люцифер, - повторил Старбак.

Торжествующий Люцифер поцеловал ствол своего револьвера.

– Человек может быть тем, кем захочет. Может, на следующий год я решу стать убийцей мятежников.

Старбак сплюнул на ствол винтовки, чтобы его было легче очистить от засохшей крови. Где-то за его спиной в лесу защебетала птичка.

- Тихо, да? – окликнул его стоявший в нескольких шагах полковник Хадсон.

Старбак поднял голову.

– Разве?

- Тихо, - ответил полковник, - такая прекрасная тишина. Думаю, янки ушли.

Железнодорожную линию удержали.

Преподобный Старбак пережил настоящий кошмар.

Он уже второй день находился вместе со всадниками майора Гэллоуэя в надежде, что ему посчастливится принять участие в преследовании разбитой армии мятежников. Не забывал он и о том, что завтра - день Господень, воскресенье, и коротал часы ожидания, подбирая слова для проповеди, с которой обратится к победоносным войскам. Но час проходил за часом, не принося никаких признаков поражения мятежников, и шансы на проповедь резко убывали. Затем, в полдень, сразу после того, как в лесу смолкла ружейная стрельба, пришел приказ, предписывавший людям Гэллоуэя разведать, что за странные войска появились на юго-западе.

Священник отправился верхом вместе с Гэллоуэм. Они проехали по полям вытоптанной кукурузы и разграбленным фруктовым садам. Пересекли главную дорогу, где двумя днями ранее прогремело сражение, перешли вброд ручей и вышли к холмистой местности, где два полка Нью-Йоркских зуавов в кричащих мундирах отдыхали на заросшей травой возвышенности, составив винтовки в пирамиды.

- Здесь все спокойно, - заявил молодой франтоватый командир ближнего к ним полка, - мы выставили линию пикетов в лесу, - он указал на подножие холма, где рос густой лес, - их никто не тревожит, так что, думаю, обойдемся без происшествий.

Майор Гэллоуэй решил, что доедет до самой линии пикетов ньюйоркцев, но священник предпочел остаться с пехотой, и после небольшого разговора узнал потрясающую новость, что командир пятого нью-йоркского является сыном его старого друга, и что этот друг, преподобный доктор Уинслоу, служит капелланом полка своего сына. Теперь преподобный Уинлсоу мчался приветствовать своего бостонского друга.

– Никогда не думал, что увижу вас здесь, Старбак.

– Полагаю, меня всегда можно найти там, где существует необходимость свершения дел Божьих, Уинслоу, - ответил бостонский священник, пожав ему руку.

Уинслоу гордо взглянул на сына, который отправился обратно, чтобы занять свое место во главе полка.

– Ему лишь двадцать шесть, Старбак, а он уже командует одним из лучших добровольческих полков во всей нашей армии. Даже регулярная армия в подметки не годится Пятому нью-йоркскому. На полуострове они сражались, как троянцы. А как ваши сыновья? Надеюсь, с ними всё в порядке?

- Джеймс с Макклеланом, - ответил преподобный. – Другие слишком малы, чтобы сражаться.

Потом, желая переменить тему разговора, прежде чем Уинслоу вспомнит о существовании Натаниэля, бостонский священник заинтересовался пышной формой ньюйоркцев, которая состояла из ярко-красных шаровар, коротких синих курток без воротника с алым галуном, красного кушака и малиновой шапочки, обернутой белым тюрбаном с длинной золотой кисточкой на макушке.

- Точная копия французской формы, - пояснил Уинслоу. – Зуавы заслужили репутацию самых свирепых солдат во французской армии, и наш покровитель пожелал, чтобы мы переняли их форму и организацию.

- Покровитель?

- Нам платит нью-йоркский производитель мебели. Он оплатил всё, что вы здесь видите, Старбак, всё до малейших деталей. Перед вами доходы с красного дерева, отправившиеся воевать.

Преподобный Старбак разглядывал одеяние своего старого друга, и ему захотелось носить такой же роскошный наряд. Он уже собирался спросить, через какие процедуры ему пришлось пройти, чтобы оставить кафедру на время службы в армии, но был прерван всплеском ружейной стрельбы в лесу.

- Полагаю, это наши застрельщики, - сказал Уинслоу, когда звук затих. - Скорее всего, атакуют взвод диких индеек. Мы отведали парочку прошлой ночью, и они оказались превосходным блюдом. - Солдаты зашевелились при звуках неожиданной пальбы, некоторые достали винтовки из пирамидок, но большинство лишь выругались, недовольные тем, что их разбудили, надвинули тюрбаны на глаза и попытались опять заснуть.

- Ваш сын ведь сказал, что там нет никаких признаков врага? - уточнил преподобный Старбак, не в состоянии объяснить, почему волосы на его затылке вдруг встали дыбом.

- Совершенно никаких! - ответил капеллан, всматриваясь в лес. - Полагаю, вы скажете, что мы вытянули короткую соломинку. Наш вклад в великую победу ограничивается лишь наблюдением со стороны. А может, и нет.

Последние три слова были вызваны появлением группы зуавов у опушки леса на левом фланге полка. Очевидно это и были застрельщики, возвращавшиеся в свой полк, и они были взволнованы.

- Мятежники! - прокричал один из зуавов. - Мятежники!

- У страха глаза велики!! - презрительно бросил священник.

Все больше зуавов хваталось за свои винтовки. Капитан, взобравшийся на нервную вороную лошадь, во весь опор проскакал мимо обоих пасторов, почтительно коснувшись края шляпы.

- Полагаю, они там что-то навыдумывали, капеллан! - добродушно крикнул капитан, а потом схватился за горло, издавая клекочущие звуки, словно не мог вздохнуть. Кровь начала сочиться сквозь его пальцы, и пока преподобный Старбак пытался осмыслить увиденное, его оглушили звуки пальбы. Прошло несколько мгновений прежде, чем звуки отпечатались в его пораженном сознании. Пораженном, потому что вершину холма смело огненным смерчем, свистяще-щелкающим хаосом пуль, пущенных из леса, где, о ужас, полк за полком выстраивались мятежники. За мгновение до этого на прогретом солнцем холме царила летняя тишина, пчелы пили мед на распустившихся цветах клевера, а чрез секунду он был охвачен смертью, воплями и кровью, перемена оказалась слишком резкой для восприятия священника.