Константин Рогов - Годы

— Подумайте, не спешите. Работа в штабе армии даёт больше возможностей, значительно расширяет кругозор. Ну, и сопряжена с меньшей опасностью.

Это верно, товарищ генерал, но мне хочется ещё поработать в штабе дивизии. А потом можно и в штаб армии можно будет перейти. Что касается опасности, то для меня это не имеет особого значения.

— Ну, как хотите. Вообще говоря, решение ваше правильное, желаю успеха! Собирайтесь, через час документы будут готовы.

У меня гора свалилась с плеч. Те полмесяца, которые я провёл на ВПУ, как бы они не были морально трудны, кое-чему меня научили и, главное, остались позади. А собираться мне было запросто, всё всегда с собой. Одежда вся на мне, полотенце, мыло, пара подворотничков, нитки и иголка в полевой сумке. А что ещё нужно?

Это до войны, в мирное время, командирский чемодан «первой необходимости» возводили в «культ»! Какое ёмкое слово — «культ». И как без него обходились до 1955 года? В качестве примера я приведу небольшую выдержку из книги «Трудными дорогами» генерал-майора Лобачёва:

…«Как то провели тревогу в штабе 15-й кавалерийской дивизии. Комсостав собрался организованно, в срок, у каждого — небольшой чемоданчик с личными вещами первой необходимости. Приятно посмотреть (подчёркнуто мной. К. Р.)!

— Прошу, товарищи командиры, открыть чемоданы, — сказал командарм:

— Посмотрим, с чем в поход собрались.

Надо же было одному лейтенанту второпях сунуть в чемодане вещи жены! Хохот поднялся невообразимый.

— Ну, нам с тобой по этому поводу лишний раз говорить не придётся, — улыбнулся мне Лукин:

— Лейтенанту же урок на всю жизнь!»

Как видите, чемоданами в мирное время занимались даже командарм с членом Военного Совета.

К счастью для бедного лейтенанта, командарм генерал-лейтенант Лукин, вероятно, был в тот момент в хорошем расположении духа. Ведь, в тот раз, боевая тревога, в общем, прошла организованно. А в других случаях за недостающую, по положению, согласно перечня, вещь, перечень которых был утверждён специальным приложением к приказу наркома, здорово влетало.

Я в то время служил в Забайкалье и помню, как доставалось за эти чемоданы. Бывало, устроят ночную тревогу, через час-полтора подразделения расходятся по своим казармам, а командный состав с чемоданчиками потянут в штаб полка на проверку. Пока проверять все чемоданы, глядишь и утро наступило. Усталые, не выспавшиеся командиры идут на службу, и весь день мечтают об отдыхе.

Теперь автор этих строк думает, что это были пустые хлопоты. На войне никому и в голову не приходило проверять у комсостав не только то, что есть в чемодане, но и вообще его наличие. Даже возводившие чемодан в культ, не вспоминали о нём. Одет, обут командир, ну и хорошо. А не одет и не обут, сам придёт и потребует! У абсолютного большинства командиров вместо чемоданов были обыкновенные вещевые мешки. Гораздо удобнее чемоданов! Потаскайся с чемоданом по фронтовым дорогам! У меня, имевшего соответствующие условия по занимаемой должности (лошадь, автомобиль), и то не было долгое время не только чемодана, но и вещевого мешка. Да и не нужны мне они были! После, когда ввели ординарцев, появился и вещевой мешок, но, конечно, в нём были не регламентированные вещи. Если говорить честно, у командира не всегда имелось даже то, что нужно одевать повседневно, не всегда своевременно заменялось пришедшее в негодность. Не было в наличии! Даже продовольственный паёк за прошедшие дни не выдавался, на это был соответствующий приказ. Скажем, не получил командир за пять дней паёк, не мог его получить не по своей вине, пропал паёк! Неважно, что твой товарищ или сослуживец одолжил тебе продукты из своего пайка!

Штаб 255-й стрелковой дивизии размещался в селе Запаро-Марьевка. Она была небольшим селом, дворов на семьдесят, вытянутым с северо-запада на юго-восток, с очень широкой, по существу единственной улицей, с небольшим ставком в центре.

Запаро-Марьевка почти полностью была сожжена фашистами. Поэтому оставшиеся хаты использовались более чем на сто процентов! Ещё бы, одно полусожжённое село на всю дивизию.

Фашисты испортили почти все водоёмы, набросали туда трупы животных и другую гадость. Как не покажется невероятно, но из-за отсутствия воды мы с Дмитриевым споласкивали лицо… трофейным шампанским. Это не досужая выдумка и не шутка. Бывало и жажду утоляли шампанским, брезгуя пить воду. Пусть этому не завидуют любители вин. Вода куда как желательнее шампанского.

Ночью в штабные помещения, независимо от их назначения, набивалось столько народу, что трудно было выйти из них. Люди грелись строго по очереди и стоя вплотную друг к другу. В тесноте, да не в обиде!

Коллектив штаба и управления дивизии был на редкость дружным и сработанным. Были, конечно, и неприятные исключения. Впрочем, подумав, я изменяю своё первоначальное мнение. Уж если и был на редкость дружный штабной коллектив, так это уже в другой дивизии, о которой речь ещё пойдёт. А 225-й он был просто хорошим.

С командиром дивизии Замерцевым, в прошлом комендантом одного из Укреплённых районов на Дальнем Востоке, работалось куда легче, чем с Гудковым. Иван Терентьевич не был мелочным.

Военком дивизии старший батальонный комиссар Денисов, из кавалеристов, встретил меня недружелюбно.

— Ещё одна неулыба, — подумалось мне. Нет, старший батальонный комиссар иногда улыбался, только улыбка его была неприятной, глаза его оставались холодными.

Должность начальника артиллерии дивизии исполнял полковник Морев, общительный дядька. Начальником его штаба был один из фрунзенцев с параллельного курса «А», майор Щиглик. Всякий раз, когда майор Щиглик появлялся в оперативном отделении, Дмитриев не упускал случая позубоскалить:

— Сколько разведрот уничтожила сегодня вверенная вам артиллерия, товарищ начальника штаба артиллерии дивизии?

Майор Щиглик иногда сердился, но большей частью посмеивался, Я поинтересовался о каких разведротах идёт речь.

— А это было на исходном положении на северном берегу Донца. Как раз там, где мы в сороковом году ночевали в палатках, когда наш курс участвовал в учениях с боевой стрельбой Харьковского округа. Помнишь, под Святогорском? — рассказывал Алексей попыхивая трубкой, он для «солидности» курил трубку, да и я с ним.

— Так вот, звонит мне однажды утром Щиглик, и, захлёбываясь, рассказывает, что артиллерией только что разогнана рота противника, пытавшаяся перебраться на наш берег по льду Донца. При этом уничтожено, якобы, до двух десятков вражеских солдат. Артиллеристы, по его словам, с наблюдательного пункта в бинокли видели лежащие на льду трупы. А через час пришёл политрук разведывательной роты Фомин и доложил, что утром, когда разведчики возвращались через Донец с задания, её обстреляла наша артиллерия. При этом политрук проиронизировал, что не обидно было бы, если бы хоть попали, а то попусту потратили снаряды и ни одного раненного. В общем, мазилы! Вот тебе и десятки убитых, лежащих на реке.

Закончив рассказ, Дмитриев насмешливо посмотрел на своего приятеля Щиглика. Это же подтвердил и инструктор политотдела по работе среди войск противника, старший политрук Миронов, ходивший в разведку с разведротой. Миронов, впоследствии ставший генерал-майором и работавший в управлении КГБ, погиб вместе с маршалом Бирюзовым в авиакатастрофе под Белградом. Именем Миронова был назван один из кораблей Дальневосточного пароходства.

Комиссар штаба старший батальонный комиссар Романов был одним из тех, которых называют «душой» части. Жаль, что его вскоре отозвали из армии на партийную работу. До мобилизации Романов был секретарём обкома ВКП(б) на севере Европейской части СССР. Комиссар штаба всегда был среди бойцов и командиров, в «гуще народа», свою работу вёл незаметно. И везде был своим. Бывают хорошие люди, их уважают, с ними охотно делятся своими заботами. Но все они остаются только добрыми начальниками. Всё же начальниками. А вот Романов воспринимался именно своим!

В первый же день моего пребывания в 255-й стрелковой дивизии, Алексей Петрович устроил небольшой в тесном кругу ужин. На ужине присутствовал полковник Морев, а так же были комиссар штаба Романов, майор Щиглик, начальник инженерной службы дивизии пожилой интеллигентный майор, к сожалению, не помню его фамилии, но Дмитриев его именовал «просвещённый инженер», и начальник химслужбы дивизии. Ужин не обошёлся без второй половины рода человеческого, в лице вольнонаёмной машинистки политотдела молоденькой девушки, семнадцатилетней, тогда Уманской из Павлограда.

Алексей представил Риту как свою подопечную и рекомендовал как хорошую, но наивную, не знающую жизни, девчонку.