Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

Впервые о мире «Обитателей холмов» я узнала в детстве благодаря мультфильму 1978 года, показавшему мне жестокость, надежду и красоту придуманной Ричардом Адамсом истории. Я моментально влюбилась в этот мир и его героев. Даже десятилетия спустя его влияние на меня кажется незыблемым.

Кролики по природе своей борцы за выживание. В мире хищников они приспосабливаются, сражаются, дерутся и упорствуют. Поодиночке они слабые и живут недолго, но как вид они сильны. Они олицетворяют волю к жизни — глубинный инстинкт, который горит в каждом создании этого мира.

Элви — тоже борец. Ее эмоциональная связь с кроликами — особенно с «Обитателями холмов» — и породила ее в моем сознании, и от нее я неизменно отталкивалась, раз за разом правя текст.

За это я бесконечно благодарна Ричарду Адамсу. Он ушел из жизни в 2016 году, но его наследие останется в поколениях. «Обитатели холмов» — гораздо больше, чем фантастический роман, это настоящий гимн жизни. Он напоминает нам о нашей глубинной и тесной связи с землей, с животными и друг с другом.

У кроликов период ухаживания и спаривания длится около тридцати-сорока секунд. Я не кролик, но если бы им была, моя жизнь стала бы проще во многих отношениях.

— Ты точно этого хочешь? — спрашивает Стэнли. — Знаешь, еще не поздно передумать.

Я дважды дергаю свою левую косичку:

— Если бы я не хотела, то не предложила бы.

Впрочем, я не думала, что он согласится.

Мы в номере мотеля со старым, дребезжащим обогревателем и репродукцией картины с ветряной мельницей. Стэнли сидит на краю кровати и беспокойно ерзает, прижав руки к коленям. Его костыль лежит рядом.

Я делаю несколько шагов ему навстречу. Он поднимает руки, затем замирает.

— Касаться нельзя, да?

— Нельзя, — отвечаю я. Так мы договорились: я его могу касаться, он меня — нет.

На шее у него пульсирует жилка, я насчитываю двадцать ударов за десять секунд. Сто двадцать ударов в минуту.

Все это, наверное, очень неожиданно. Технически это наше первое свидание, но я хочу попробовать, хотя бы разок. Все должно произойти инстинктивно. Все животные могут это делать, значит, и я смогу. Не настолько же я увечная.

Я медленно протягиваю руки и заключаю его ладонь в свои. Он издает звук, словно собираясь чихнуть, — такой резкий вдох. Я внимательно разглядываю его тонкие и длинные пальцы. Я не люблю, когда меня касаются, потому что это причиняет мне боль, но когда я делаю это сама, терпимо.

— Знаешь, все ящерицы женского пола, они размножаются клонированием. Самки взбираются друг на друга, чтобы стимулировать производство яйцеклеток.

Он молча смотрит на меня.

— У морских коньков гендерные роли распределены наоборот. Самка вводит яйцо в самца, и тот вынашивает ребенка.

Стэнли перекладывает свободную руку на живот.

— У императорских пингвинов бывает только один партнер за брачный период. Соединяющаяся пара выбирает друг друга по отличительным сигналам. Самец стоит на одном месте и голосит, пока самка не обратит на него внимание. Они кланяются друг другу, прижимаются грудью и поют.

— Поют?

— Ага.

Интересно, что же я такое? Кролик, пингвин, гиена, гиббон? Или что-то совершенно иное? Одно знаю наверняка — с людьми у меня общего мало.

— Ты точно этого хочешь?

Он задает вопрос второй раз, но, может, он и прав. Может, я свихнулась? Моя затея запросто может обернуться катастрофой.

— Давай продолжим, — отвечаю я.

Тремя неделями ранее

В определенное время суток в моей квартире пахнет протухшей гаудой. В доме, судя по всему, никто больше этого запаха не замечает. Я написала четыре письма домовладелице, миссис Шульц, но сдалась, когда узнала, что она складывает мои письма в папку с пометкой «СУМАСШЕДШАЯ». Я однажды видела эту папку, когда заходила к миссис Шульц, чтобы заплатить за квартиру.

Поэтому теперь, когда запах становится невыносимым, я просто ухожу в парк с ноутбуком и играю в го[1] онлайн.

Сегодня 5 октября, время — 5:59 вечера. Температура в парке градусов 13. Уши заполняет тишина. Если прислушаться внимательнее, можно различить звуки, вплетающиеся в нее: однообразный гул машин вдалеке, шуршание листьев на ветру, бег моей собственной крови по венам — всё, кроме голосов людей.

Я натягиваю капюшон толстовки, у него сразу два достоинства: согревает уши и скрывает лицо, давая мне чувство приватности. Парк тих и неподвижен, вокруг меня простирается сонный зеленый ковер. Несколько кленов уже начали ронять кроваво-красные листья. Неподалеку поблескивает пруд. Кряквы обыкновенные рассекают поверхность воды, и головы самцов сверкают, точно граненые изумруды, их глаза напоминают ониксы. Когда кряквы взлетают, переливающиеся иссиня-черные зеркала[2] на их расправленных крыльях отражают свет.

Я бросаю взгляд на пустующую скамейку возле пруда и проверяю время на телефоне. Я жду мальчика с тростью.

Каждый день ровно в шесть вечера мальчик приблизительно моего возраста — может, на пару лет постарше — выныривает из лососевого цвета здания через дорогу, идет, прихрамывая, в парк и садится на скамейку. Иногда он читает, иногда просто наблюдает за утками. За последние три недели это вошло у него в привычку.

Когда он только начал сюда приходить, я злилась на него за посягательство на мою территорию. Мне не хотелось с ним говорить, я вообще не люблю говорить с людьми, но и из парка уходить я не собиралась. Поэтому я затаилась. А спустя некоторое время что-то изменилось. Мальчик стал частью пейзажа, как утки, и его присутствие перестало меня раздражать. Точное, как часы, время его появления действовало на меня почти успокаивающе.

И действительно, ровно в шесть часов дверь открылась и он появился, вид у него был самый привычный: худой, бледный, не очень высокий, со светло-каштановыми волосами, которые он, кажется, давно не стриг. Ветерок колышет края его расстегнутой синей ветровки. Я наблюдаю, как он подходит к скамейке, опираясь на трость. Он садится, а я с удовлетворением отворачиваюсь. Прислонившись к дереву, я открываю ноутбук, устраиваю его на коленях и начинаю играть в го со случайным противником.

Мальчик не догадывается о моем присутствии, и я стараюсь, чтобы так оно и оставалось.

Я выхожу из парка почти ночью. По дороге домой заглядываю в магазин, чтобы