Солнце, луна и хлебное поле - Темур Баблуани

Целый месяц он лежал в отдельной палате, его лечили очень дорогими новыми препаратами. Маленькая Манушак с воспитательницей дважды в неделю навещали его. «Мы подружились!» – сказала она мне.

Когда его наконец вернули, подошел ко мне и извинился: «Прости, если чем тебя обидел». Я был поражен. Перемены заметила и наша домработница: «Он выглядит намного здоровее, и руки у него больше не дрожат». Сурену было три или четыре года, когда бродячая собака прямо перед их домом отъела у него весь низ живота, с тех пор он мочился маленьким клочком плоти. «Будь проклят тот день! Тогда-то он испугался и тронулся рассудком», – горевала тетя Сусанна. Наверное, так оно и было.

К этому времени уже две женщины заботились о маленькой Манушак: одна – та беженка, вторая была специалистом по английскому языку и занималась воспитанием и образованием девочки. У нее тоже никого не было на этом свете, и она жила вместе с нами. Уж не знаю, правда ли они так считали или просто хотели мне угодить, но обе говорили одно и то же: «Гениальный ребенок!» «Дай-то бог», – думал я. В течение года к нам домой приходили педагоги и занимались с ней по пяти предметам, потом я отдал ее в американскую школу. Купил вторую легковую машину, нанял водителя-ассирийца, его делом было возить маленькую Манушак с воспитательницами то в школу, то в театр, то еще на какое-нибудь мероприятие.

Дом шляпника Нестора и дом Манушак я сдавал в аренду. В те же годы очень дешево купил еще двенадцать домов со своими дворами, отремонтировал, обставил хорошей мебелью и тоже сдал в аренду. Мои квартиранты были в основном иностранцы. После уплаты налогов у меня оставалось двадцать две тысячи пятьсот долларов в месяц. Так что за два года я полностью возместил затраты.

Все свои деньги я по частям перевез в Турцию и там положил в американские и немецкие банки под хороший процент. В те годы мой годовой доход составлял в среднем двести девяносто тысяч долларов, а расходы не превышали шестидесяти тысяч.

Я познакомился с женщиной – администратором одного маленького ресторана, она была на пятнадцать лет моложе меня, мы подружились и встречались раз или два в неделю. Она не любила задавать лишних вопросов, и это мне нравилось. Была очень внимательной и заботливой и как женщина – довольно привлекательной. Она была намного образованней меня, но была деликатной и совсем не кичилась этим. Когда я твердо сказал, что жениться не собираюсь, и она сама окончательно убедилась в этом, мы расстались. Она знала о моем богатстве и, ее можно понять, пыталась добиться своего. А иначе на кой черт ей я – в моем возрасте и с моей внешностью?

Хаим связал меня с детективами из Москвы, я перечислил им деньги, и они взялись за поиски моей матери. Через шесть месяцев руководитель агентства позвонил мне и сказал:

– Очень сожалею, но продолжать поиски нет смысла, мы не нашли ее ни среди живых, ни среди мертвых.

– Тогда, может быть, попробуете вот этого человека найти, – сказал я и назвал им имя, отчество и фамилию моего русского друга, – он родился в Ленинграде, несколько раз сидел в тюрьме, жена у него давно скончалась, осталась дочь.

– Постараемся.

Спустя неделю они позвонили и сообщили, что моего русского друга уже нет в живых, скончался десять лет назад от рака желудка. Что касается его дочери, она живет в маленьком поселке возле города Орехово-Зуево и работает медсестрой в больнице. Адрес и номер телефона мне переслали по факсу.

Я позвонил, поздоровался и сказал:

– Я старый друг твоего отца.

– У моего отца не было друзей, – холодно ответила она.

– Ошибаешься.

– Спорить не буду. Что вам нужно?

– Денег хочу тебе подарить.

Она засмеялась:

– Сколько?

– Сто тысяч долларов.

– Сколько?!

Я повторил.

– Откуда вы звоните?

Я ответил.

– У вас там что, скучно, и вы такими дурацкими шутками развлекаетесь?

– Эти деньги ничто по сравнению с тем, что твой отец сделал для меня, от смерти спас. – Я почувствовал, как она напряглась. – Даа? – произнесла она. – Мы познакомились в лагере в Сибири. Он много рассказывал о тебе, очень скучал, однажды я попробовал срисовать твое лицо с наполовину обгоревшей фотографии на тетрадный листок, этот рисунок он потом все время носил в нагрудном кармане.

– Это вы – тот грузин? – спросила она изменившимся голосом.

– Да, я.

– Рисунок у меня.

– Если ты теперь примешь эти деньги, я буду благодарен, так я смогу почтить память твоего отца.

– Я буду очень рада, но как? – уже другим, радостно-возбужденным тоном спросила она.

– Продиктуй номер твоего банковского счета.

– Если сюда в банк такие деньги поступят, кто ж меня в живых оставит? Вы, наверное, не знаете, что здесь происходит.

– Может, тогда приедешь в Грузию?

В то время между Грузией и Россией еще не существовало визового режима, и она прилетела через неделю без всяких осложнений. Я встретил ее в аэропорту, привез домой и поселил в комнате на втором этаже: «Оставайся столько, сколько захочешь». Она показала мне мой рисунок: «Он оставил мне это, янтарный мундштук и простой портсигар, мы очень нуждались, еле сводили концы с концами».

При виде моей гостьи у Тамаза на лбу выступил пот, он убежал и к вечеру вернулся выбритый и принаряженный, с пестрым кашне на шее. Я взглянул на него и рассмеялся.

– Хорошо бы мне свой глаз подправить. Поможешь? – сказал он мне с серьезным лицом и потер этот глаз.

– Узнай, во сколько обойдется операция.

– Большое спасибо, узнаю.

Он кружил вокруг женщины, показал ей весь город, каждый вечер заходил к нам, пил в меру и старался быть галантным. У него неплохо получалось, под конец он сказал мне:

– Обожаю русских женщин, она уже здесь, что скажешь, может, мне заодно и жениться?

– Она не похожа на такую дуру, чтоб выйти за тебя.

– Большое спасибо.

– К тому же у нее есть мужчина, они каждый вечер по телефону разговаривают.

– Врешь, – раздраженно ответил он.

– Этот мужчина собирается приехать, увидишь его своим глазом.

– Не верю, – сказать-то сказал, но явно сник.

Когда тот мужчина приехал, некоторое время присматривался к нам, быстро понял, что никакой нечестной игры с женщиной тут нет, и успокоился. Это был довольно симпатичный крепкий мужик под сорок, из тех, которых ничем не