Лев Овалов - Двадцатые годы

После завтрака двинулась по хозяйству, осмотрела коров, лошадей, свиней, пересчитала птицу, обошла сараи и амбары, пересчитала, тут уж сбиться со счету нельзя, все прикидывала, примеряла.

Послала на хутор Федосея:

- Здесь и без тебя обойдемся, одному Филиппу с молотьбой не управиться.

Обстоятельно проинструктировала Надежду, как и чем кормить живность, сколько кому сена, жмыхов, отрубей.

Косте велела поправить крыльцо, подколотить у свиней корыто, разобрать ненужную конуру.

Дня три все приглядывалась, примеривалась, на что-то нацеливалась. Пошла к Вере Васильевне. Села. Поздоровалась.

Хотя с Верой Васильевной в этот день встречалась уже раза три.

- Как же вы располагаете дальше жить?

- Я не понимаю вас, - отвечала Вера Васильевна.

- Интересуюсь, не надоели ли гостям хозяева? Делать вам в этом доме больше нечего, пора и честь знать.

Вера Васильевна попыталась себя отстоять:

- Извините, но я тоже имею какие-то права. Мой муж - брат вашего мужа, здесь ему тоже что-то принадлежит. Странно лишать меня крыши над головой!

- Ничего вашему мужу здесь не принадлежало, - нахально заявила Марья Софроновна. - Все здесь заработано трудом Павла Федоровича, а я была ему верная помощница, и ежели он вас из сожаления содержал, то я этого делать не намерена.

- Довольно странно... - растерянно сказала Вера Васильевна, она и вправду не знала, что делать.

Зато Марья Софроновна все продумала и знала.

- Судиться вздумаете - вовсе ничего не получите. Мы еще не знаем, по какой причине бежали вы из Москвы, может, вы каких капиталов лишились, что даже вспоминать боитесь!

"Куда же мне идти?" - размышляла Вера Васильевна. Можно попросить Славу поговорить в исполкоме, но ей не хотелось вмешивать в семейные дрязги сына. Он коммунист, ему не пристало встревать в спор об имуществе. Однако надо же где-то жить. Ах, как не хотелось ей ввязываться в дележ астаховского наследства.

Однако она не могла не сказать своей собеседнице:

- Вы действуете совершенно, как леди Макбет, но живем-то мы с вами в советское время?

Но Марью Софроновну ничем нельзя озадачить.

- Не знаю, о ком вы, но Советской властью меня стращать нечего. Я трудящая женщина и знаю свои права, а кто вы, мы это еще посмотрим... - Она приподнялась со стула, уверенная в себе вальяжная женщина, обдернула платье и величественно посмотрела на невестку своего мужа. - Вот что, слушайте, дам я вам сарай, тот, что с сеном, - и все. Хотите, берите по-хорошему. Продадите его или что, а здесь вам делать больше нечего.

Вера Васильевна задумалась.

- Когда же нам уезжать?

- Завтра, - отрезала Марья Софроновна. - Неужели вы думаете, что я буду вас кормить даром? - И проявила великодушие, дала отсрочку: - Через три дня.

И хотя она отказала Вере Васильевне и ее сыновьям в жилье, это не помешало ей часом позже позвать Петю:

- Запряги лошадь и поезжай на хутор, привези мне сюда Филиппыча, скажи, хозяйка велела.

Петя съездил, привез.

Филиппыч удивился, что его отрывают от дела - вместе с Федосеем налаживал молотилку, но подчинился.

- Вот что, Филипп, больше ты мне не нужон, - объявила она. - Даю тебе три дня, собери свои вещички и иди.

- Куда?

- А куда знаешь! Не нуждаюсь я больше в тебе, за хутором у меня Костя приглядывать будет.

- Ты соображаешь, что говоришь? - обиделся Филиппыч. - Весь хутор на мне держится, а ты...

- А теперь не будет держаться, - заявила Марья Софроновна. - Скатертью дорога, можешь на дорогу яблок взять сколько осилишь.

Филиппыч не стал препираться и прямым ходом отправился в исполком.

- Куда ж это годится? Взбесилась баба! Я на Астаховых не один год горб ломаю, а эта... без году неделю в доме и уже гонит из него всех?

Филиппыч не бывал в исполкоме, никого в нем не знал, но Данилочкин встретил его сочувственно. Данилочкин всегда бывал в курсе всех новостей, выслушал Филиппыча и велел возвращаться в Дуровку, никуда не отлучаться и ждать вызова.

Позвал Терешкина, служившего секретарем в земельном отделе, и послал к Марье Софроновне:

- Передай этой помещице, на днях разберем ее дело на земельной комиссии, а до тех пор пусть не самоуправничает.

На заседание вызвали Марью Софроновну, Веру Васильевну и Филиппа Ильича. Все Астаховы и все друг другу не родня.

Не хотелось идти Вере Васильевне, но шутить с Данилочкиным тоже нельзя, он строго-настрого предупредил ее через посыльного, чтобы она не вздумала отсутствовать.

Пошел с матерью и Слава, знал, что мать растеряется, что такие разбирательства ей не по нутру, своим присутствием хотел облегчить ей участие в этой неприятной процедуре.

- Марья Софроновна Астахова? Здесь. Вера Васильевна Астахова? Здесь. Филипп Ильич Астахов? Здесь. Можете садиться. Волостная земельная комиссия приступает к рассмотрению вопроса о разделе имущества, оставшегося после гражданина Астахова Павла Федоровича...

Слава отделился от стены, подошел к столу комиссии.

- Позвольте мне заменить мать, - обратился он с просьбой. - Самой ей не хочется участвовать в этом споре.

Славе тоже не хотелось участвовать в предстоящем споре, но еще больше хотелось избавить мать от возможных оскорблений со стороны Марьи Софроновны.

- Это еще чего? - рассердился Данилочкин. - Товарищ Ознобишин, идите-ка на свое место. Ваша мать не какая-нибудь неграмотная баба, а у-чи-тель-ни-ца! Вам понятно? Может постоять за себя, а вы здесь человек посторонний.

Дмитрий Фомич положил перед Данилочкиным список.

- По описи волземотдела за гражданином Астаховым числятся: дом в селе Успенском, два сарая, два амбара...

Последовало подробное перечисление всех построек и скота в хозяйстве Астаховых.

Данилочкин ткнул пальцем в сторону Марьи Софроновны:

- Какие у вас пожелания, гражданка Астахова?

- Нет у меня никаких пожеланиев, - отвечала та. - Как я есть полноправная жена, прошу охранить меня от этих коршунов... - Бросила злобный взгляд на Филиппыча, на Веру Васильевну. - Я, может, этого дня двадцать лет ждала...

- Не могли вы ждать двадцать лет, - оборвал ее Данилочкин. - Потому как вследствие маловозрастности не могли вы двадцать лет назад быть в каких-нибудь сношениях со своим мужем.

Данилочкин испытующе посмотрел на ответчиков.

- А вы, гражданин Астахов, что скажете?

- А чего говорить? - сказал Филиппыч. - Вот я действительно двадцать лет трублю у Астаховых, гоняли меня и в хвост, и в гриву, хутор-то, почитай, только благодаря мне и сохранился, так как вы полагаете, неужели я за свой труд не заработал избу с коровой?

- Как мы полагаем, мы еще скажем, - ответил Данилочкин. - Но, промежду прочим, отмечу, что каждый участник хозяйства, вложивший в него свой труд, имеет право на свою долю.

Слава вновь отошел от стены, вспомнил вдруг Федосея, уж если кто и вкладывал свой труд...

- Позвольте...

- Ну чего вам еще, товарищ Ознобишин? - с раздражением перебил его Данилочкин. - Негоже вам ввязываться в этот спор!

- Да я не о матери, - с досадою произнес Слава. - У Астаховых в прямом смысле есть батраки, Федосей и Надежда чуть не двадцать лет трудятся в этом хозяйстве, они-то уж действительно вложили в него про рву труда...

- Это вы правильно, - немедля согласился Данилочкин. - Наше упущение, их тоже следует вызвать, как их фамилия?

Слава не знал ни их фамилии, ни отчества, Федосей и Федосей, Надежда и Надежда...

Послали за Федосеем.

Данилочкин только хмыкнул при виде чудища с волосами.

- Вы кто есть?

- Мы - работники.

- У кого работники?

- У покойника.

- Какого еще покойника?

- У покойника Павла Федоровича жили в работниках, а сейчас у ихней супруги.

- Давно?

- Да, почитай, с двадцать годков.

- Так вот, коли ваш бывший хозяин скончался, имеете ли вы какую-нибудь претензию на его имущество?

- Какую ж пре... Хлеб нам еще за этот год должны.

- Вас как зовут?

- Федос.

- А полностью, полностью - имя, фамилия, отчество.

- Федос Сорока.

- А по отчеству?

Федосей ухмыльнулся.

- А по отчеству нас не зовут.

- А все-таки?

Федосей снова ухмыльнулся.

- Прокопьев...

- Так вот, гражданин Сорока Федосей Прокопьевич, ваш бывший хозяин, гражданин Астахов, скончался, имеете ли вы к нему какую-либо претензию?

- Я ж сказал, - сказал Федосей. - Хлеб он еще мне с женой должен.

- Вы должны ему хлеб? - Данилочкин повернулся к Марье Софроновне.

- Ничего я ему не должна, мало ли чего люди выдумают!

- Побойся бога! - Федосей даже руками всплеснул. - Не знаешь - не говори...

- Испугал ты ее богом! - Данилочкин опять хмыкнул и обратился к Филиппычу: - А вы чего просите?

- Ну, хоть амбар какой, сторожку в Дуровке, - попросил Филиппыч. - Куда ж мне деваться? И корову, - добавил он. - Хоть черную. Она хоть и яловая, я возьму.

- Ничего я ему не дам! - закричала Марья Софроновна. - Так любой потребует...