Олесь Гончар - Днепровский ветер

С появлением его на судне среди пассажиров наступило заметное оживление. Где парень - там и гурьба, где гурьба - там и он.

- А вот тут я буду в очереди первым! - воскликнул он, как только из буфета запахло борщом.

И впрямь занял себе отдельный столик, но без собеседников ему, видно, было не усидеть, поэтому, заприметив в уголке компанию олимпийцев, которые тоже собирались обедать, морячок без церемоний перекочевал к ним. И только когда сел, спросил:

- Вы ведь не возражаете?

Официантка, особа тучная и злющая, как оса, относящаяся к пассажирам с непонятной враждебностью, вдруг даже улыбнулась, наблюдая, как этот стриженый морячок легко несет между столами свой борщ, переселяясь к олимпийцам. Другого отчитала бы за такую вольность, а этому ни слова. Понравилось ей, кажется, и то, что спортсмены охотно приняли парня к себе в компанию.

Проявив надлежащий такт, морячок не стал допытываться - с медалями олимпийцы возвращаются или без оных, это уж их дело,- он, смачно уплетая борщ, снова принялся рассказывать им о своей флотской жизни, будто хотелось ему поскорее выговориться перед людьми за все то свое подводное молчание, которое, наверное, целую вечность тянулось где-то среди рыб, во тьме морских и океанских глубин. Ведь, кроме ненаселенных темных вод, бывают и такие, где причудливые, фантастические рыбы играют вокруг тебя, а ты, выпущенный из лодки в комбинезоне, пробираешься среди них, куда тебе надо, освещаешь глубины специальным своим прожектором, а случается, заросли водорослей опутают, скуют тебя всего, и ты рассекаешь их ножом, и вот тебе уже не хватает кислорода, ты задыхаешься, спешишь скорее к лодке, чтобы хватить свежего воздуха. Было впечатление, что ему и самому казалось сейчас невероятным все то, что он, деревенский парнишка, пережил, попав от тракторов на флот,- теперь он вроде бы и сам удивлялся, не наснилась ли ему вся эта фантастика рыб и водорослей...

- Еще дважды по два пива!- кричит он той самой официантке, которая хотя и грубит публике, но его обслуживает с явной благосклонностью, и, когда бутылки уже на столе, предлагает олимпийцам угощаться от его щедрот. Но те отказываются, спиртного они не употребляют, у них сейчас сухой закон.

- Не можете даже пивка?

- Даже пивка.

- Сочувствую.

И он с бульканьем наливает себе "жигулевского"

полный бокал, а потом - раз!- и спокойно утирается ладонью.

Официантка между тем ставит второе - макароны пофлотски. Порция словно бы двойная, щедрая - в знак особой к нему симпатии.

- Ешьте, пока горяченькие.

И прямо-таки млеет, пожирая глазами стриженого.

За столиком все места уже заняты. Чинно обедает величественный профессор со своей седою женой. Нагнулись над борщами днепродзержинский пенсионер и женщины, сопровождающие картошку. Непривередливый подобрался люд, с хорошим аппетитом. Обед был в самом разгаре, когда в зал влетел еще один, чем-то до предела расстроенный пассажир, лысый, со следами от подушки на щеке, в пижаме полосатой, под стать африканской зебре.

- Граждане! - взволнованно обращается он ко всем сразу и на мгновение замолкает - не хватило дыхания.

- Ну, что "граждане"?- вместе со стулом поворачивается к нему моряк далеких вод.

- Бумажник пропал,- виновато выдыхает пижама.- Может, кто случайно подобрал? Деньги там небольшие, а вот документы... Посеял, сам не знаю где...

- А все же хоть приблизительно - где?

- Может, на палубе, может, где-то в проходе...

- А вы к Любке обращались? - спросил морячок и уже, бросив обед, насторожился радостно, ему, видно, по душе, что представился случай взяться хоть за какое-то дело.- С этим надобно к Любке!.. Пойдемте!

Олимпийцы, однако, его удерживают.

- Сиди. При чем здесь Люба? И потом что, раззява сам ее не найдет?

- Верно,- соглашается морячок и советует пижаме:- Двигайтесь к Любе, гражданин, скажите ей: вот я, раззява, оповещайте всем, всем!.. Если кто нашел мой бумажник, верните, мол, дорогие, уважаемые...

- Действительно, можно и так... Спасибо за совет,- говорит потерпевший и, осоловелый от растерянности, исчезает в коридоре.

Через несколько минут из громкоговорителя обращается к пассажирам знакомый девичий голос:

- Граждане! Кто нашел на судне бумажник с документами, просим немедленно доставить в радиорубку!

И после короткой паузы снова так тепло, проникновенно:

- Граждане! Повторяем: кто нашел...- и т. д.- в прежнем духе.

- Братцы, пойду искать,- порывается моряк сейчас же идти на поиски пропажи. Олимпийцы со смехом уговаривают его успокоиться, проявить присущую морякам выдержку.

- Так Люба же снова объявляет. Слышите, как она переживает за того ротозея!..

- Эмоционально богатая душа.

- Ой, Любка, ой, мили-узлы,- сказал нараспев стриженый и неожиданно улыбнулся окну.

Зашла речь о Любе.. Каждый из парной, оказывается, мог сказать о ней что-то свое, каждый ее заметил. И как она по-детски сосет леденцы на причалах. И как лишь изредка одаривает кого-нибудь скупой своей улыбкой. И совсем будто бы не спит она в этом рейсе,- рано ли, поздно ли,- а подтянутую, ладную со фигурку всегда увидишь у трапа или на мистике... Капитана не видно, всюду видишь ее, хотя она всего только помощник. Трудная должность!

Пусть какой там ветер ни сечет, а ты знай свое. Вот и она:

иной раз так продрогнет, что аж побледнеет, тогда густые чернью брови еще больше выделяются на ее лице...

Чувствовалось, что Люба и олимпийцев не оставила равнодушными к себе. Говорят о ней охотно, с интересом.

От их наблюдательности не укрылось, что порой на причалы девушка сходит какая-то смятенная, а возвращается задумчивая, погрустневшая. Точно надеялась кого-то встретить и не встретила. Искала и нс нашла.

Хотелось больше узнать о пей, о том, как она живет.

Кого оставила в Киеве, кто ее ждет. Или, может, никто и не ждет? Может, все чувства, всю душу девичью забирает Днепр, ширь эта неспокойная, ночи темные да ветры? Всю себя им отдает, а себе ничего не остается? Дни и ночи вот так. Вместо аллей и беседок на зеленых склонах, где парочки томятся, вместо танцев и увеселений - в рейсы, на дождь, на ветер. Одежда рабочая. Чулки не нейлон, а теплые, грубошерстные на точеных, стройных ее ножках...

Зато все - как влитое на ней.

- Славная, славная,- сказал крутоплечий олимпиец в синем свитере с белой чайкой через всю грудь.- Жаль, что поухаживать за нею нам не светит...

- Почему не светит?- встрепенулся моряк.

- Заарканены все - загс свое дело сделал... А вы?

- Я - свободен.

- Тогда у вас перспективы,- иронически заметил старший из олимпийцев рыжебровый, с изрядными залысинами на крупной голове, и добавил уже серьезным тоном:- Такую легко видишь и матерью детей и хозяйкой дома... Со всем она справится, все ей по плечу.

- Граждане!- в дверях снова появляется африканская пижама с накинутым на нее макинтошем.- Тысяча извинений, что потревожил! Нашелся бумажник!

- Где он был?- сердито спросил профессор.

- В каюте и был, за диван завалился... Прошу прощения!.. Теперь можно и червячка заморить,- счастливец искал взглядом, где бы сесть.

Место ему нашлось за круглым столом посреди зала, где неторопливо и степенно обедали женщины, везущие на юг картошку. Владелец вновь обретенного бумажника сразу заговорил с ними. Узнав, что женщины родом из степных районов и что колхозы их расположены на самом берегу тамошнего искусственного моря, попутчик тут же признался весело, что является им почти родственником, поскольку он один из тех, кто в свое время проектировал это рукотворное море. Но вместо того, чтобы выказать радость, женщины лишь молча переглянулись и насупились.

- На кой леший нам такой родич,- наконец громко произнесла самая боевая из них, яркощекая,- столько плавней, земли золотой отдали под затопление, а картошка где? То сами ею всех кормили, а теперь для себя вот из-под самого Киева везем.

- Плавни нам по ведру картошки с куста давалазаметила тоном поделикатнее другая, сухощавая, старенькая,- тыквы такие родились, что руками не обнять...

- Рай был, а вы нам болото сотворили,- снова подхватила яркощекая,летом вода цветет, смердит, берега подмывает, воды набрать не подступишь! У моря, а без воды живем! Водопровод для села и для фермы когда еще обещали, да так и поныне обещают.

- Ну, в этом я не виноват,- заметил упавшим голосом проектировщик.

- А кто же виноват?- возмутилась молодица.- Сами же планировали, да и опять, говорят, планируете. Теперь вон собираются дамбы возводить, чтобы Конские плавни назад у воды отвоевать, а тогда что же думали? Прежде чем вот так целые края затоплять, с людьми бы вам посоветоваться, с колхозами да райкомами... Потому что, может, десять ваших гэсов не дадут того, что дает земля, которую вы затопляете...

- Так его, так,- подбодрил молодицу днепродзержинский пенсионер.

Олимпийцы и новый их приятель-моряк, рассчитавшись, пробирались к выходу. Поравнявшись с гражданином в пижаме, моряк не утерпел, подал голос: