Николай Лейкин - Актеры-любители

— А развѣ онъ тоже въ этомъ кружкѣ будетъ играть?

— Не знаю. Вотъ поѣду сегодня къ Кринкинымъ на распредѣленіе ролей и посмотрю. Изъ банковъ-то, я знаю, что многіе будутъ участвовать.

— Получающій три-четыре тысячи въ годъ по любительскимъ спектаклямъ играть не станетъ.

— Отчего-же?

— Оттого, что при такомъ жалованьи долженъ себя солидно держать. Вотъ развѣ кто изъ публики…

Съ обѣду явился отецъ — Андрей Иванычъ Витковъ, занимающійся хлѣбной торговлей, купецъ, что называется, изъ полированныхъ, вносящій куда-то въ пріютъ ежегодныя пожертвованія и вслѣдствіе этого появляющійся въ торжественные дни въ мундирѣ.

— Брани или не брани меня, а я Любѣ разрѣшила поиграть въ спектаклѣ, начала Дарья Терентьевна, обращаясь къ мужу. — Давеча пріѣзжалъ сынъ Плоскова… Онъ въ Плуталовскомъ банкѣ служитъ. Отецъ его — маклеръ.

Андрей Иванычъ поморщился.

— Баловство… сказалъ онъ.

— Вотъ и я также думаю… Но нельзя-же, надо дѣвушку показывать, вѣдь ужъ невѣста.

— Солидные женихи-то не особенно любятъ, когда дѣвушка въ спектакляхъ показывается. Верченіе — и ничего больше… Вскружатъ голову, собьютъ съ толку, втолкуютъ такія мысли, что потомъ съ дѣвчонкой и не сообразишь.

— Такъ-то оно такъ, а только пусть одинъ разъ сыграетъ, а потомъ мы посмотримъ, что изъ этого выдетъ.

— Путнаго ничего не можетъ выдти.

— Да вѣдь вотъ все толкуютъ, что дѣвушку нынче нужно вывозить, показывать, а куда ее вывезешь, гдѣ покажешь?

— Только ужъ не на сценѣ.

— Говорятъ, что нынче это въ модѣ. Вонъ Мукосѣевы какіе богачи, а въ любительскихъ спектакляхъ и лѣтомъ и зимой играютъ, сынъ заводчика Корнева тоже устраиваетъ спектакли.

— А дѣвченки и бабенки отъ этихъ спектаклей все-таки блажатъ. Вотъ Туганѣева прямо изъ-за любительскихъ спектаклей отъ мужа сбѣжала. Попался ей тамъ какой-то адвокатикъ, нашепталъ въ уши, а она по глупости съ нимъ и сбѣжала. Потомъ разумѣется, спохватилась, пришла опять къ мужу, а тотъ — «нѣтъ, говоритъ, или обратно».

— Да пускай ужъ она одинъ-то разъ сыграетъ.

— Пускай сыграетъ, а только я этого не одобряю,

— Ну, я поѣду какъ-нибудь на репетицію и посмотрю, съ кѣмъ она будетъ играть. Ты Плоскова-то знаешь? Люба говоритъ, что онъ сынъ маклера.

— На биржѣ есть такой маклеръ, но дѣлишекъ-то у него нѣтъ.

— Такъ вотъ это его сынъ пріѣзжалъ просить Любу участвовать. Въ Плуталовскомъ банкѣ служитъ.

— Сына не знаю.

— А сколько можетъ конторщикъ въ Плуталовскомъ банкѣ получать?

— Тамъ жалованья всякія есть. Да на что тебѣ? Развѣ онъ мѣтитъ въ женихи?

— Не то чтобы мѣтилъ, этого я ничего не знаю, а все-таки лучше узнать, сколько онъ жалованья получаетъ.

— Понадобится, такъ можно будетъ справиться. У меня тамъ управляющій знакомый, — отвѣчалъ Андрей Иванычъ и прибавилъ:- Ну, что-же… Вели подавать обѣдать. Ѣсть страхъ хочется.

Битковы сѣли обѣдать. За столомъ помѣстились: отецъ, мать, дочь, сынъ-гимназистъ, гувернантка съ двумя маленькими дѣтьми.

— Это что за любительская компанія, въ которой ты будешь играть? Новая какая, что-ли? — спросилъ Битковъ дочь.

— Вовсе не новая. Тѣ-же любители, что и лѣтомъ со мной вмѣстѣ играли. Маша Бекасова и Оля Трубачева тоже будутъ играть, потомъ банковскіе конторщики.

— Пожалуйста, только держи себя поскромнѣе.

— Да что-жъ я кувыркаться буду, что-ли?

— Ты такъ не отвѣчай. Ты знаешь, о чемъ я говорю.

Послѣ обѣда Люба въ сопровожденіи горничной отправилась къ Кринкинымъ на распредѣленіе ролей.

Кринкины жили гдѣ-то на Пескахъ въ собственномъ ветхомъ деревянномъ домѣ. Когда Люба пріѣхала къ Кринкинымъ, ее уже ждали тамъ. Въ полуотворенныя двери изъ гостиной въ прихожую на ея звонокъ у параднаго крыльца выглянули Плосковъ, Маша Бекасова и Оля Трубачева. Подруги стали чмокать ее звонко въ губы. Это были дѣвушки ея лѣтъ, съ которыми она познакомилась на дачѣ въ «Озеркахъ».

— Только тебя и ждутъ, проговорили онѣ.

Плосковъ подхватилъ Любу подъ руку и повелъ въ гостиную. Тамъ уже ждала ее хозяйка дома Лариса Павловна Кринкина. Она поднялась изъ-за большаго стола, покрытаго краснымъ сукномъ и стоящаго посреди комнаты, около котораго сидѣли актеры-любители. Кринкина была пожилая, тощая дама, до того накрашенная, что съ лица ея даже сыпалось. Одѣта она была совсѣмъ по молодому съ множествомъ розовыхъ бантиковъ на платьѣ и имѣла на носу золотое пенснэ. Набѣленныя руки ея были унизаны кольцами и браслетами. Отъ нея такъ и несло туалетнымъ уксусомъ.

— Вотъ-съ, Лариса Павловна, позвольте вамъ представить… началъ было Плосковъ.

— Знаю, знаю, и представлять нечего, перебила его Кринкина. — мамзель Биткову я отмѣтила еще въ любительскомъ спектаклѣ въ Озеркахъ и тогда-же всѣмъ сказала, что у ней задатки большаго таланта.

— Ну, какой-же это былъ спектакль! Вопервыхъ, въ сараѣ, а во вторыхъ, и роль-то моя была такая крошечная, перебила ее Люба.

— Ничего не значитъ, душечка. Большое дарованіе гдѣ угодно будетъ видно и его можно замѣтить съ нѣсколькихъ словъ, сказанныхъ публично. Я уже заранѣе васъ полюбила, а теперь прошу меня любить и жаловать. Я женщина простая, безхитростная и обожаю театръ до безумія. Также кто любитъ сцену — всѣ мнѣ сестры и братья.

Произнеся эту тираду, Кринкина потянулась къ Любѣ и три раза чмокнула ее въ засосъ въ губы.

— Лариса Павловна, можно сказать, душа общества… произнесъ стоявшій около Кринкиной рослый черный прыщавый гимназистъ съ усиками и прибавилъ:- А теперь позвольте мнѣ представиться. Дышловъ… Тоже актеръ-любитель.

Люба протянула ему руку. Любу начали знакомить и съ другими актерами-любителями, сидящими за столомъ. Тутъ была толстая дама, попыхивающая не менѣе толстой папироской-самокруткой въ янтарномъ мундштукѣ, говорящая басомъ и отрекомендовавшаяся комической старухой труппы. Дама была на самомъ дѣлѣ очень комична, начиная съ пестраго клѣтчатаго платья, въ которое она была одѣта и которое сидѣло на ней мѣшкомъ, и кончая громадной брошкой изъ перламутра съ изображеніемъ сердца, проткнутаго золотой стрѣлой. Подскочилъ маленькій бѣлокуренькій, подслѣповатый офицеръ съ бородкой и отрекомендовался режиссеромъ.

— Луковкинъ. Былъ-бы и актеромъ, ибо сцена для меня — все, но къ сожалѣнію, мундиръ заставляетъ быть подъ спудомъ и ограничиться только закулисною дѣятельностью, сказалъ онъ, поклонившись.

За офицеромъ поклонился молодой человѣкъ во фракѣ, съ длинными зачесанными назадъ волосами, брюнетъ, въ усахъ и бакенбардахъ. Хозяйка отрекомендовала его «первымъ любовникомъ».

— Помощникъ присяжнаго повѣреннаго Гуслинъ, томно прибавилъ онъ, улыбаясь и повелъ глазами.

Далѣе слѣдовалъ «комикъ»; толстенькій, коротенькій человѣкъ въ очкахъ и съ хрипоткой въ голосѣ. Во время рекомендаціи отъ него сильно пахнуло виномъ. Назвался онъ Конинымъ.

Далѣе слѣдовали ничѣмъ особенно не замѣчательныя личности — конторщики изъ банковыхъ и другихъ конторъ, все больше еще очень молодые люди. Кринкина посадила Любу рядомъ съ собой за столъ и шепнула про комика:

— Вотъ этотъ Конинъ сынъ богатаго отца купца, у нихъ ватная фабрика. Отъ театра онъ, можно сказать, совсѣмъ ополоумѣлъ и у всѣхъ парикмахеровъ заказываетъ себѣ комическіе парики. Париковъ у него цѣлая коллекція.

Люба ничего не отвѣтила.

На столѣ лежали пьесы, роли, стояли стаканы чаю, чернильница, колокольчикъ и письменныя принадлежности. Офицеръ предсѣдательствовалъ,

— Ну-съ, Михаилъ Иванычъ, продолжайте, обратилась къ нему Кринкина.

Тотъ позвонилъ въ колокольчикъ и началъ:

— И такъ пускаю на голоса. Одну большую пьесу ставить въ первый спектакль или нѣсколько маленькихъ?

— Нѣсколько маленькихъ. Нѣсколько маленькихъ, послышалось со всѣхъ сторонъ. — Одна большая пьеса, такъ инымъ можетъ и ролей не хватить, а играть хочется. И наконецъ, лучше-же показать всю труппу.

— Позвольте… но вѣдь и въ «Горе отъ ума» масса ролей! воскликнулъ Гуслинъ. — Поставимъ «Горе отъ ума» и дайте мнѣ сыграть Чацкаго.

— «Горе отъ ума», Аркадій Лукичъ, мы поставимъ въ одинъ изъ слѣдующихъ спектаклей, когда выяснятся способности актеровъ нашей труппы, возразилъ офицеръ. — У насъ много новыхъ любителей, съ дарованіями которыхъ мы еще незнакомы.

— Помилуйте… Я игралъ Чацкаго.

— Объ васъ мы не споримъ, но есть другіе. Вѣдь «Горе отъ ума» не «Помолвка въ Галерной Гавани».

— Пошлая пьеса. И наконецъ, заиграна до нельзя. Я стою за «Горе отъ ума».

— Кто еще за «Горе отъ ума»? Потрудитесь подать голоса.

— Пожалуй, я сыгралъ-бы князя Тугоуховскаго. У меня кстати и паричекъ есть, прохрипѣлъ Конинъ.

— Больше никого? спросилъ офицеръ. — Только два голоса. Вопросъ забаллотированъ. Будемъ ставить маленькія пьесы.