Юз Алешковский - Чаинки

В те годы даже в мечтах не видел себя туристом, путешествующим по Китаю. Какое там! Даже в мыслях у меня не было отправиться, скажем, в братскую Болгарию. Судимость. Наверняка я был известен нашим славным чекистам как хулиганствующий антисоветчик. Впрочем, если бы и предложили мне тогда смотаться на пару недель в Китай... Извините, сказал бы я, сие не для моих нервишек, не для моей души, не для моих очей... Да вы что? Тур по стране, где Мао вместе с бандами хунвейбинов насилует родной народ, для меня столь же отвратителен, как въезд задним ходом в начало кровавых двадцатых российских годочков...

В общем, я даже не наделся свалить куда-нибудь подальше от лживого застойного смрада нашей общесоюзной помойки. Да вот случилось такое, во что тоже поначалу не верилось! Сначала евреям, давно приученным историей к дальним перелетам, дало или Время или Господь Бог - что, впрочем, одно и то же - возможность свить гнезда в Израиле. Многие не преминули разлететься по всему миру. Я свалил с семьей в Америку. А вскоре случилось вообще нечто самое невероятное. Вскоре не Горбачев, а все оно же, всесильное Время, взяло да и дало по сопатке химерическим планам партии - партии банкротов, у которой еще в двадцатых поехала крыша.

Вдруг, уже в Америке, меня ни с того вроде бы, ни с сего, потянуло на стишки. Я ведь полагал, что навсегда завязал со стишками после сочинения дюжины милых моей душе песенок. Да вот снова потянуло меня в Штатах на стишки. Я и накропал несколько трехстиший и пятистиший, помимо моей воли обретших такую форму и такое звучание, что во внешности Музы этих стишков совсем не осталось, как мне показалось, черт, прежде мне знакомых:

Всей туши мира не хватит обрисовать его же пороки. Употреблю-ка ее до последней капли на дуновение ветра в заиндевелых стеблях осоки, куда-то унесших перышко с одинокой, озябшей цапли...

А вот еще:

Снегопад сотней псов завывает под дверью, в печке тяга пропала, закисло вино. Развалилась, как глиняный чайник, Империя, императорский двор и министры - говно. Белый гусь, бедный гусь, не теряй столько перьев. Нашел возле дома одно, вот - скрипит, как снежок на дороге, оно...

Вот так Муза моя милая стала вдруг похожей на китаянку. Конечно, это произошло не только от вечной моей любви к видам, звучанию и вообще к духу традиционной китайской поэзии, точнее говоря, к дивному ее характеру, исполненному мудрой сдержанности и немногословности. Но - будет о стихах.

Заметки о путешествии в Китай мне хотелось бы назвать ЧАИНКАМИ. Пока ЧАИНКИ эти, так сказать, только еще завариваются, скажу, что если бы мы с Ирой пожертвовали одной из поездок в Италию или в Германию, то слетали бы в Китай гораздо раньше. Но дело было, думается, не в бабках и не во времени. В обрез, как говорят евреи, хватило бы нам и того и другого при нашей неприхотливости и умении бродяжничать по пространствам стран свободных. Дело, наверное, было в бессознательном страхе перед страной, хоть и решительно наплевавшей на марксистско-ленинскую бредятину великого кормчего, страной, во время опомнившейся от дикого безумия и со страшной силой рванувшей по пути реформ, но оставшейся как бы то ни было под железной пятой партийных властей и догматической идеологии.

Живуч дракон идеологии, весьма, к сожалению, живуч. И сдав часть позиций, не перестает ведь упырская эта идеологи придавать законный характер тоталитарной власти партии и утверждать историческое превосходство пресловутой диктатуры пролетариата над распутными демократиями так называемого свободного мира. Хотя ясно нам было, что партийная говорильня говорильней, надстройка - надстройкой, а перестройка-то пресловутого базиса начата - пошла она, на удивление стран и народов, пошла!

Когда Горбачев, по горделивому своему недомыслию, начал с самого легкого - с перестройки надстройки, то есть не с дел самых что ни на есть насущных, а с обольстительной гласности, китайцы, не залазя в чудовищные долги и прибегнув не к шоковой терапии, но к щадящей простой народ социальной акупунктуре, обеспечили себе сытую жизнь и начали крепить фундамент новой экономики. И вдруг - на тебе: кровавая трагедия на главной площади Пекина.

Тошно стало на душе. Жив дракон, снова, сволочь жаждет бифштексов по-танкистски с кровью, хотя по-иному мотивирует вампирские свои закидоны. Вновь испытали мы к нему с Ирой ненависть и непревозмогаемую гадливость. Чего от дракона ожидать? Подлянок, затейливо азиатских по форме и омерзенно совковых по содержанию? Повсюду, думаем, там в Китае гебисты, стукачи, сексоты, чокнутые маоистские фанаты да чумоватые ксенофобы, наверняка испытывающие к русским еще большую ненависть, чем к американам. Некоторый страх был у меня и перед бытовой житухой в Китае, немыслимая коммунальность которой усиливалась в воображении картинами скопления на улицах многомиллионных толп. Очередищи в забегаловки еще огромней, небось, чем в Ялте, а о трамваях в часы пик лучше вообще не думать... Из-за незнания языка были у нас страхи, оказавшиеся, в отличие от многих надуманных страхов, вполне обоснованными. Кроме того, знакомые американские бабуси, привыкшие разбивать бивуаки в Хилтонах, Шератонах и Мариоттах, запугивали нас всякими сюрреальными ужасами насчет первобытных сортиров, завалов нечистот на улицах, заразой в питьевой воде и вообще чудовищной нечистоплотностью населения, особенно в провинции.

Кстати, чем больше меня запугивают, тем отчаянней я смелею. Для того, чтобы страхи остались позади, необходимо их обогнать. Прекрасно, скажу вам, вдруг вырваться в открытое море приключений, чувствуя, как пьянит душу игривый бесенок риска и стародавняя страсть к путешествиям! Заметим, что два эти чувства воздействуют на различные, быстро размножающиеся в психике человека страхи: мощней, чем пенициллин на бациллы всякой гнусной заразы. Я вообще всю жизнь говорю и себе и друзьям: не можешь поверить - рискни, ибо рискуют для того, чтобы поверить...

Короче говоря, летим мы с Ирой, летим, и тем не менее, повторяю, все еще не верится, что в Китай мы летим, в Китай! Славно! Только вот, черт возьми, почему все-таки не бывает так, что ум с душою редко когда начисто освобождаются от крупных фобий и всяких мелких страшков? В полете про страх высоты забыл, читая занятный шпионский роман Ле Карре, зато нет-нет, а забредала в голову мысль, что летим мы хоть и по другому маршруту, чем тот самый несчастный южнокорейский боинг, гнусно сбитый Софьей Власьевной, уже, слава Небесам, агонизировавшей совместно с почками генсека Андропова, но все-таки... парность несчастных случаев - вещь не такая уж редкая в природе... если беда одна не ходит, то одна она и не летает...

Однако при взгляде на прелестных стюардесс-кореянок страхи мои идиотские не просто развеивались, но преображались в чувство необыкновенной утвержденности в воздухе.

Аляска. Пересадка. Опять же из страха перед ядовитостью халтурных китайских спиртов, проклинаемых российской прессой, беру в безналоговой лавке полгаллона старого ирландского виски - не правда ли, милы эти словесные звуки, так и булькают они аллитерационно в горле, словно само великое и любимое мое зелье... На первое время, думаю, хватит, а там разберемся что к чему, может быть, до "Березок" шанхайской торговой зоны доберемся или до Гонконга, где, слава тем же Небесам, акула капитала все еще гуляет по буфету, а у членов китайского политбюро хватает ума не вступать с этой хитрой рыбой в последний решительный бой. Кроме того, нынешние вожди Китая хранят как зеницу ока целый ряд других мудрых заповедей башковитого Ден Сяо Пина.

Летим. Постепенно развеивается в небесах лукавое неверие в это. Нам здорово повезло: во-первых, боинг был таким полупустым, что даже северокорейскому генштабу явно не имело никакого смысла сбивать его ракетой. Во-вторых, меня наконец-то сморило, потом добило таблеткой снотворного, а поспать в полете аж до пересадки в Сеуле - это как месяц подряд покемарить на лагерных нарах до выхода на свободу.

И вот - Сеул. Аэропорт - пошикарней иного американского. Стакан виски не взбодрил бы меня после 16 часов полета так, как взбодрила в забегаловке тарелка лапши с огненным перцем и разным гадом морским...

Снова взлетели, снова сели. Наконец-то мы в Пекине.

Первое удивление, ну просто никак не вяжущееся с ужасами, наболтанными нашими бабками-туристками: всюду в аэропорту чистота и порядок. Никакой волокиты и чекистских придирочек при проверке паспортишек и виз. Никаких провокаций со стороны таможенников. Тележки - на халяву. О как приятно было увидеть над толпой встречающих картонный плакатик: ЮЗ плюс ИРА. Не хватало на том плакатике только знака равенства и слова ЛЮБОВЬ.

Я хотел уж было возбужденно пофилософствовать насчет гениального умения китайцев многозначительно недосказать, недовыразить, недорисовать, но тут к нам бросилась будущая наша переводчица, советчица, помощница и просто подруга, показавшаяся с первого взгляда девушкой необыкновенно милой.