Даниил Хармс - Стихи

не приглашает в гости. Уже два дня не видел я предмета. На третий кончу жизнь из пистолета.

Ах, если б мне из Эрмитажа назло соперникам-врагам украсть бы пистолет Лепажа и, взор направив к облакам, вдруг перед ней из экипажа упасть бы замертво к ногам.

Я не имею больше власти таить в себе любовные страсти, они меня как лист иссушат, как башню временем, разрушат, нарвут на козьи ножки, с табаком раскурят, сотрут в песок и измечулят.

Ах, если б мне предмету страсти пересказать свою тоску, и, разорвав себя на части, отдать бы ей себя всего и по куску, и быть бы с ней вдвоем на много лет

в любовной власти, пока над нами не прибьют могильную доску. 7 января 1933 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

СЛАДОСТРАСТНАЯ ТОРГОВКА Одна красивая торговка с цветком в косе, в расцвете лет, походкой легкой, гибко, ловко вошла к хирургу в кабинет. Хирург с торговки скинул платье; увидя женские красы, он заключил ее в объятья и засмеялся сквозь усы. Его жена, Мария Львовна, вбежала с криком "Караул!", и через полминуты ровно хирурга в череп ранил стул. Тогда торговка, в голом виде, свой организм прикрыв рукой, сказала вслух: "К такой обиде я не привыкла..." Но какой был дальше смысл ее речей, мы слышать это не могли, журчало время как ручей, темнело небо. И вдали уже туманы шевелились над сыном лет - простором степи и в миг дожди проворно лились, ломая гор стальные цепи. Хирург сидел в своей качалке, кусая ногти от досады. Его жены волос мочалки торчали грозно из засады, и два блестящих глаза его просверливали взглядом; и, душу в день четыре раза обдав сомненья черным ядом, гасили в сердце страсти. Сидел хирург уныл, и половых приборов части висели вниз, утратив прежний пыл. А ты, прекрасная торговка, блестя по-прежнему красой, ковра касаясь утром ловко своею ножкою босой, стоишь у зеркала нагая. А квартирант, подкравшись к двери, увидеть в щель предполагая твой организм, стоит. И звери в его груди рычат проснувшись, а ты, за ленточкой нагнувшись, нарочно медлишь распрямиться. У квартиранта сердце биться перестает. Его подпорки, в носки обутые, трясутся; колени бьют в дверные створки; а мысли бешено несутся; и гаснет в небе солнца луч. и над землей сгущенье туч свою работу совершает. И гром большую колокольню с ужасным треском сокрушает. И главный колокол разбит. А ты, несчастный, жертва страсти, глядишь в замок. Прекрасен вид! И половых приборов части нагой торговки блещут влагой. И ты, наполнив грудь отвагой, вбегаешь в комнату с храпеньем в носках бежишь и с нетерпеньем рукой прорешку открываешь и вместо речи - страшно лаешь. Торговка ножки растворила, ты на торговку быстро влез, в твоей груди клокочет сила, твоим ребром играет бес. В твоих глазах летают мухи, в ушах звенит орган любви, и нежных ласк младые духи играют в мяч в твоей крови. И в растворенное окошко, расправив плащ, влетает ночь. и сквозь окно большая кошка, поднявши хвост, уходит прочь. 4-17 октября 1933 С 521 трофы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

* * * Ведите меня с завязанными глазами. Не пойду я с завязанньми глазами. Развяжите мне глаза и я пойду сам. Не держите меня за руки, я рукам волю дать хочу. Расступитесь, глупые зрители, я ногами сейчас шпыняться буду. Я пройду по одной половице и не пошатнусь, по карнизу пробегу и не рухну. Не перечьте мне. Пожалеете. Ваши трусливые глаза неприятны богам. Ваши рты раскрываются некстати. Ваши носы не знают вибрирующих запахов. Ешьте это ваше занятие. Подметайте ваши комнаты - это вам

положено от века. Но снимите с меня бандажи и набрюшники, Я солью питаюсь, а вы сахаром. У меня свои сады и свои огороды. У меня в огороде пасется своя коза. У меня в сундуке лежит меховая шапка. Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня

только четверть дыма. 8 января 1937 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.