Юрий Коваль - Суер-Выер, Пергамент

- Будем, но позднее.

- Позвольте, позвольте, - встрял Главный Шляподержатель, откладывать копание не полагается. Копайте сразу.

Тут я заметил, что Валерьян Борисычи в норках надулись и смотрели на нас очень обиженно.

- Копайте норки, а то поздно будет, - приговаривали некоторые.

- Нам нужно вначале осмотреть достопримечательности, - отвечал Суер-Выер, - а уж потом будем копать.

- Какие еще достопримечательности? Здесь только песок да Валерьян Борисычи.

- А где же музей восточных культур? - спросил Суер.

- Мы его разграбили, - мрачно ответил главный Валерьян Борисыч. - А вы, я вижу, не хотите норок копать! Бей их ребята! Это поддельные Валерьян Борисычи! Их подослали Григорий Петровичи!

- Вот ведь хреновина, - устало сказал Суер. - Только приплываем на какой-нибудь остров - нас сразу начинают бить.

Головной Борисыч снял шляпу и метнул ее в капитана. Шляпа летела, вертясь и свища.

Капитан присел, и шляпа попала в лоцмана. Кацман рухнул, а шляпа, как бумеранг, вернулась к владельцу.

Все прочие Валерьян Борисычи засвистели по-узбекски и стали принакручивать шляпами. Через миг несметное количество шляп загудело над нашими головами.

Волоча за собой, как чайку, подбитого лоцмана, мы отступили к шлюпке. Над нами завыли смертоносные шляпы.

Пахомыч изловчился, поймал одну за тулью, зажал ее между коленей, но шляпа вырвалась, схватила корзину с финиками, которая стояла на корме, и понеслась обратно на остров.

Эти финики спасли нам жизнь. Валерьян Борисычи, как только увидели финики, выскочили из норок. Они катались по песку, стараясь ухватить побольше фиников.

- А мне Валерьян Борисычи даже чем-то понравились, - смеялся сэр Суер-Выер, выводя нашу шлюпку на правильный траверз. - Наивные, как дети, хотели нас шляпами закидать.

Тут в воздухе появилась новая огромная шляпа. Она летела книзу дном, тяжело и медленно. Долетев до нас, шляпа перевернулась, вылила на капитана ведро помоев и скрылась в тумане.

ОСТРОВ ТЕПЛЫХ ЩЕНКОВ

Линия холмов, отороченная серпилиями пальм, впадины лагун, обрамленные грубоидальными ромбодендронами, перистые гармоники дюн, укороченные кабанчиками вокабул, - вот краткий перечень мировоззрения, которое открылось нам с "Лавра", когда мы подходили к "Острову теплых щенков".

Конечно, мы знали, что когда-нибудь попадем сюда, мечтали об этом, но боялись верить, что это начинает совершаться. Но это начинало.

Суер-Выер, который прежде бывал здесь, рассказывал, что остров сплошь заселен щенками разных пород. И самое главное, что щенки эти никогда не вырастают, никогда не достигают слова "собака". Они остаются вечными, эти теплые щенки.

- Уважаемый сэр, - расспрашивали матросы, - нам очень хочется посмотреть на теплых щенков, но мы не знаем, что с ними делать.

- Как что делать? - ответил Суер. - Их надо трепать. Трепать - вот и вся задача.

- А щекотать их можно? - застенчиво спросил боцман Чугайло.

- Щекотание входит в трепание, - веско пояснял капитан.

Совершенно неожиданно трепать щенков вызвалось много желающих. Чуть не весь экипаж выстроился у трапа, требуя схода на берег...

- А мне хоть бы одну серпилию пальм понюхать, - говорил Вампиров.

- Отойди от трапа! - ревел Пахомыч. - А то привезу с острова кусок грубоидального ромбодендрона и как дам по башке!

- А серпилии пальм нюхать нельзя, - объяснял Суер. - Человек, который нанюхался серпилий, становится некладоискательным. Если у него под ногами будет зарыт самый богатый клад, он его никогда не найдет.

Это неожиданно многих отпугнуло. Все как-то надеялись, что когда-нибудь мы напоремся на остров с кладом.

Под завистливый свист команды мы погрузились в шлюпку и пошли к острову. Подплывая, мы глядели во все глаза, ожидая появления щенков, но их пока не было видно. Причалив честь по чести, первым делом мы побежали к ближайшей серпилии пальм, разодрали ее на куски, как французскую булку, и нанюхались до одурения.

Суер серпилию нюхать не стал. Он разлегся под грубоидальным ромбодендроном и смеялся, как ребенок, глядя, как мы кидаемся друг в друга остатками недонюханной серпилии.

- А клада нам не надо! - орал Пахомыч. - Нам серпилия роднее! К ней бы только стаканчик вермута!

Ну, я налил Пахомычу стаканчик. Я знал, что вермут к серпилии расположен, и захватил пару мехов этого напитка.

Лоцман Кацман тоже запросил стаканчик, но тут капитан сказал:

- Уберите вермут. Слушайте!

В тишине послышался тихий, щемящий душу жалобный звук.

- Это скулят щенки, - пояснил Суер. - Они приближаются.

Тут из-за ближайшего кабанчика вокабул выскочил первый щенок. Радостно поскуливая, он уткнулся теплым носом в грубые колени нашего капитана.

- Ах ты, дурачок, - сказал Суер, - заждался ласк.

- Угу-угу, - поскуливал щенок, и капитан начал его трепать.

Поверьте, друзья, я никогда не видел такого талантливого и веселого трепания! Суер щекотал его мизинцем и подбородком, гладил и похлопывал по бокам, хватал его за уши и навивал эти уши на собственные персты, чесал живот то свой, то щенячий, распушивал хвост и играл им, как пером павлина, бегал по его спине пальцами, делая вид, что это скачет табун маленьких жеребцов.

Со всех сторон из-за кабанчиков и ромбодендронов к нам повалили щенки. Это были лайки и терьеры, доги и немецкие овчарки, пуделя и рейзеншнауцеры, дратхаары и ирландские сеттеры. И мы принялись их трепать. Вы не поверите, но иногда у меня оказывались под рукой сразу по семь или по восемь щенков. Я катался с ними по траве и трепал то одного, то другого.

Пахомыч, нанюхавшийся серпилий, частенько путал щенков с лоцманом Кацманом, трепал его и подымал за уши над землей. Кацман совершенно не спорил и блаженно скулил, путая себя со щенками. Правда, поднятый за уши, он больше походил на кролика.

Должен заметить, что я трепал щенков, строго следуя примеру капитана, и за минуту оттрепывал по две, по три пары.

- Главная задача, - пояснял Суер, - оттрепать всех щенков до единого.

И мы трепали и трепали, и я не уставал удивляться, какие же они были теплые. Никогда в жизни не видывали мы эдакой теплоты.

У Пахомыча в карманах обнаружилась ливерная колбаса. Он кормил ею дворняг, одаривал такс и бульдогов. Вокруг старпома образовалась целая свора жаждущих ливера щенков. Лоцман Кацман, совершенно превратившийся в щенка, тоже выпрашивал кусочек. Пахомычу приходилось отпихивать лоцмана левым коленом.

До самого вечера трепали мы щенков, а на закате стали прощаться. Суер плакал, как ребенок. Он снова и снова кидался на колени и перецеловывал всех щенков.

С большим трудом погрузились мы в шлюпку, кроме лоцмана, который катался по траве, разделяя со щенками прощальный кусок ливерной колбасы. Тут к нему подскочил какой-то кабанчик вокабул, боднул его в зад, и лоцман влетел в шлюпку.

А в шлюпке мы обнаружили какого-то совершенно неоттрепаннго щенка. Ему ничего в жизни не досталось.

- Возьмем его с собою, капитан, - умолял старпом. - Оттрепем на борту, накормим. И команде будет веселей!

- Нельзя, - сказал капитан. - Ему нельзя жить с людьми. Ну, оттрепем, накормим, а там он превратится в собаку и скоро умрет. Нет.

И мы оттрепали по очереди этого щенка, отпустили его, и он вплавь добрался до берега.

К сожалению, на "Лавра" мы так ничего и не привезли - ни серпилии пальм, ни грубоидального ромбодендрона. Правда, Суер прихватил с собой одну небольшую перистую гармонику дюн. Мы подарили ее боцману, и Чугайло играл иногда на ней тоскливыми вечерами.

ДЫРКИ В ФАНЕРЕ

Недели, наверное, с две, а то и с три-четыре мы никак не могли открыть никакого острова. Ну не получалось! Острова-то, не означенные на картах, мелькали там и сям, но мы то обшивали палубу горбылем, то мочили яблоки, то просто ленились.

Сэр Суер-Выер, утомленный открыванием все новых и новых островов, говорил:

- Невозможно открыть все острова на свете, друзья. Лично я открывать новые острова отказываюсь. Пусть на свете хоть что-нибудь останется не открытым мною.

И наш старый фрегат "Лавр Георгиевич" пролетал мимо островов, с которых порой высовывались на берег фиги и тянулись в сторону "Лавра". На других островах из джунглей торчали туземные рожи, измазанные повидлом, а в пампасах пели хором какие-то младенцы без набедренных повязок. Все это мелькало мимо наших бортов, пролетало, не задевая души. Только на одном берегу задела душу стоящая на горе корова. Верхом на ней сидело штук двадцать человек, а с десяток других добровольцев сосали ее необъятное вымя. Я долго раздумывал о судьбе этой коровы, но скоро и корова позабылась, развеялась ветром океанов.

Наконец, запасы питьевой воды у нас истощились, и капитану пришлось согласиться на открывание какого-нибудь острова. И остров не замедлил появиться на горизонте.

- Не знаю, есть ли на нем вода, - говорил Суер. - Но, возможно, найдется хоть что-нибудь питьевое.