Кафешантан. Рассказы - Григорий Наумович Брейтман
Помощь проекту
Кафешантан. Рассказы читать книгу онлайн
Ольменский почтительно остановился перед столом своего хозяина и, заложив правую руку за спину, устремил на антрепренера вопросительный взгляд. Пичульский не глядел на него, а продолжал тереть себе лоб.
— Звали? — спросил Ольменский через несколько минут.
Антрепренер оставил свой лоб, расправил усы и тогда лишь поднял глаза на стоявшего пред ним начальника официантов.
— Сегодня сбор, — проговорил многозначительно антрепренер и в ожидании ответа скосил глаза на свои усы, концы которых он крутил пальцами, и выпятил вперед губы.
— Да, сбор, — подтвердил Ольменский, глядя прямо в лицо антрепренеру, — погода хорошая.
— Есть кто-нибудь? — полюбопытствовал Пичульский. Ольменский кивнул головой.
— Есть Розенблат, есть Ермолов, Свифт приехала пьяная и велела кабинет «Гейшу» приготовить. Она все время со вчерашнего вечера с Ксидо гуляла, и он сегодня тоже будет. Теперь в контору свою поехал... вероятно, за деньгами, — после короткой паузы добавил Ольменский, продолжая упорно смотреть на антрепренера, который оставил свои усы и в свою очередь уставился миндальными глазами в Ольменского, заинтересовавшись его сообщениями.
Ольменский, помолчав немного, будто для того, чтобы дать возможность антрепренеру в достаточной степени уяснить себе его донесение, продолжал:
— Свифт была с Ксидо в «Метрополе», и там он оставил полтораста рублей, а мне она сказала, что они катались на пароходе. Она очки втирает мне.
Лицо Пичульского омрачилось.
— Надо ее наказать, — сказал он.
— Надо, — подтвердил Ольменский, — я ее оштрафую, на том основании, что она пьяная.
Антрепренер в знак согласия кивнул головой.
— Надо также оштрафовать Лаврецкую, — продолжал Ольменский.
— А что такое?
— Втюрилась в студента, — пожал плечами Ольменский. — Он каждый день приходит, требует бутылку пива и сидит всю ночь, а она от него не отходит. Аптекарю она нравится, он несколько раз приглашал ее в кабинет, а она кобенится, говорит, что ей нельзя пить. Тогда для чего на сцену итти. Раз она влюбилась, то плохая из нее певица. Прежде она хорошо себя вела, а теперь испортилась. Ее в Москву приглашают.
— Жаль, — сказал антрепренер, — она полезная певица для буфета, умеет обойтись с гостем и такая симпатичная — ее многие любят.
— Но она влюбилась! в нашем деле это не годится.
— Совершенно верно, — авторитетным тоном заявил антрепренер, — но необходимо принять во внимание то обстоятельство, что она еще молода, ей всего 18 лет, и что она не из хора, а из дома. Ее надо вымуштровать сначала, тогда ей цена другая. Женщины, ведь, не родятся певицами. Она должна школу пройти, вот и займитесь ею, это некоторым образом ваша обязанность. Надо у певицы уметь эксплоатировать все ее способности, выжать из нее все, что возможно, а это, голубчик, не так легко. Вот когда я был управляющим у покойного Штиллера, — стал вспоминать, самодовольно улыбнувшись, Пичульский, — я был большой мастер делать из певиц полезных людей. Поверите, дрянь какая-нибудь косноязычная, недавно от лоханки взятая, у меня через какой-нибудь год такая певица, что мое почтение. Вы еще — молодой человек, Ольменский, а я уже прошел свою школу; знайте раз навсегда, что следует прежде всего заинтересовать молодую певицу легкостью заработка, чтобы, кроме денег, она ничего не любила и не желала. Певица должна знать, что в деньгах вся ее жизнь, надо возбудить у женщины страсть к золоту, и тогда дело в шляпе. Имейте в виду, что на этом основаны кафе-шантаны, если-бы не страсть женщины к легкому рублю, кафе-шантаны не могли бы существовать и одного дня. Я — старый антрепренер, и сколько женщин сделал счастливыми, вы не можете себе представить, целые состояния они наживали, потому что школу имели.. Что с того, что Лаврецкая влюбилась? Надо, чтобы она разлюбила, а отпускать ее не надо. Я своим опытным взглядом вижу, что она женщина со способностями, из нее может выйти толк. Имейте, голубчик, в виду, что теперь красивые женщины редки, их надо ценить, а у Лаврецкой изящная фигура и совершенно наивное, почти детское личико, и она только пудрится. Это, голубчик, важно, очень важно, гость хоть старый, а любит свеженькие личики, наивных и т. д. Не большое удовольствие напоить Свифт, а вот напоить Лаврецкую — это для гостя, должно быть, большое наслаждение, он на нее охотно и деньги истратит. Я сам по себе знаю, сам когда-то пассажиром был. Как ни как, а для всякого приятно, чтобы девушка с душою была, а не крокодил.
Ольменский все время стоял в одной позе и внимательно слушал разглагольствовавшего антрепренера, несмотря на то, что слышал от него подобную теорию много раз, когда вообще на Пичульского находило вдохновение. К тому-же антрепренер ничего нового для Ольменского не высказывал, но Ольменский из почтительности слушал его внимательно. Когда Пичульский кончил, Ольменский сказал:
— Как хотите, можно Лаврецкую исправить, я займусь ею.
— Вот, вот, голубчик, только смотрите, не нажимайте сильно, денег она нам стоит мало, а надежд на нее я возлагаю много. В особенности не тревожьте этого студента, в которого она втюрилась, его можно будет постепенно отвалить от нее.
Директор помолчал немного, разглядывая кончики своих усов, и затем проговорил:
— Сегодня у нас боевой день, все хорошие гости в сборе, имейте это в виду и подтянитесь.
— Ну, конечно, — ответил Ольменский, — помилуйте, такая жара, и завтра воскресенье. В городе дышать нечем, понятно, что публика за целый день измаялась и пошла сюда. Гости наши весь день спали, куда им выходить в такое пекло, теперь они всю ночь будут кутить. Сегодня будет хороший вечер, — подтвердил Ольменский.
— Смотрите, чтобы все довольны были, чтобы никаких недоразумений не происходило. Этот дурак Платон — старый официант, и вдруг теперь за клубнику 12 рублей посчитал. В июле месяце 12 рублей клубника! ну, конечно, гость и обиделся, едва, его не потеряли. Надо все со смыслом делать.
— Увлекся... — пожал плечами Ольменский.
— Если он так будет