Борьба испанцев с маврами и завоевание Гренады - Тур Евгения

Рыцарские законы соблюдены были во время поединка, в который никто не мог вмешиваться. Гарсиласо снял оружие и латы с убитого, поднял с земли бумагу, на которой было написано Ave Maria, наколол ее на конец копья своего и, высоко подняв ее, понес с триумфом к своему войску. Он был встречен взрывом радости и криками триумфа. Тогда Муса-Гасан приказал привезти две пушки и дал залп по испанскому войску; пользуясь их первым смущением, он воскликнул, обратясь к своим:

— Не теряйте ни минуты! Вперед! Атакуйте неприятеля! Тот, кто нападает, всегда за собою ведет победу.

И он бросился вперед с такою стремительною отвагой, что испанские войска отступили до самого того места, где стоял маркиз Кадикский. Эта атака Мавров освободила его от обещания не сражаться, данного королеве, и он закричал громким голосом:

— Сант Яго! Сант Яго! (Святой Иаков) — подавая тем знак в сражению. Все испанские рыцари, как один человек, долго сдерживаемые своим словом, бросились с яростию на Мавров. Битва всеобщая и беспощадная закипела.

Когда королева, принцессы и благородные дамы свиты увидели этот бой, они бросились на колена и горячо молились, чтобы Богородица взяла под покров свой воинство христианское. Прелаты и монахи, находившиеся в свите, громко читали молитвы.

Атака Мавров была стремительна, но они не обладали стойкостью и упорством испанских ветеранов, закаленных в боях. Напрасно Муса-Гасан одушевлял своих солдат; напрасно маврские рыцари творили чудеса храбрости и искусства; мавританское войско не выдержало и отступило. Часть его скрылась в горах; другая часть возвратилась в Гренаду; остальная рассыпалась по долине, бросая оружие. Испанцы преследовали бегущих до ворот Гренады, забрали их пушки, побили множество и взяли в плен 2.000 человек.

Это сражение было прозвано битвой королевы. Маркиз Кадикский, еще взволнованный боем, явился пред королевой и, склоняясь пред нею, сказал:

— Простите мне, ваше величество, мое ослушание. Я не мог далее владеть собою и солдатами. Победой обязаны мы вам, ибо сражались на глазах вашего величества.

Королева отвечала ему лестными и милостивыми словами; она ценила заслуги маркиза как военачальника и любила и уважала его как человека.

Впоследствии она основала на месте сражения монастырь во имя Св. Франциска. Он существует до сих пор и в саду его стоит еще лавровое дерево, которое королева Изабелла посадила сама.

Испанский лагерь представлял чудесное зрелище. То был город, сооруженный из золотой парчи и ярких цветов шелка. Он пестрел на солнце разноцветными палатками, горел оружием, блистал яркостию развевавшихся знамен, значков и флагов; королева помещалась в палатке маркиза Кадикского. Она была сделана из тончайшего разрисованного полотна, подбитого шелком. Высокий павильон в восточном вкусе составлял ее средину; дорогие ткани держались на четырех колоннах, сделанных из пик, соединенных вместе, а вокруг центрального павильона шли помещения вроде комнат, отделенных одна от другой богатыми занавесками. Эту палатку из полотна, шелка и парчи можно было разбирать и опять ставить в одну минуту, и она сопровождала маркиза во всех его походах.

Однажды, когда в стане все спало глубоким сном, когда и сам король предавался отдыху, одна королева не спала. Она горячо молилась за короля, который подвергался беспрестанным опасностям, молилась и за войско, столь мужественно переносившее бедствия войны, молилась за живых, да спасет их Господь и подаст им победу, и за умерших — убитых, да примет Он души их с миром и простит им их прегрешения. Внезапно яркий свет осветил ее палатку; изумленная и испуганная, королева увидела себя в пламени и клубах дыма: палатка ее горела!

Едва успела королева выбежать и броситься к королю, как увидела его полуодетого, но со щитом и мечом в руках. Он вообразил, что Мавры напали на лагерь, и шел унять неописанное смущение, овладевшее всеми. Быстро бежал огонь по полотняным и шелковым палаткам; еще быстрее уничтожал он шалаши солдат, сделанные из хвороста и сухих листьев, и сжигал хижины, наскоро сколоченные из досок. В одну минуту испанский лагерь превратился в море пламени; огонь был так силен, что расплавил всю золотую и серебряную посуду и дорогие рыцарские доспехи. Барабаны били, трубы и литавры сзывали солдат; придворные дамы с воплями, полуодетые, с распущенными волосами, бросались туда и сюда. Королевских детей выхватили из постелей и снесли в палатку графа Алонсо Мантемайора, которая находилась вне лагеря. Он собрал тотчас вокруг них отряд войска, чтобы, в случае нападения, охранить принца Хуана и инфант. Маркиз Кадикский, чтобы предупредить возможную вылазку Мавров, взял 3.000 всадников и стал с ними за укреплениями горевшего лагеря, готовый отразить врагов, если бы они возымели намерение воспользоваться пожаром и смятением для нападения. Мавры усеяли все стены и башни Гренады и глядели на высоко поднявшиеся пламя и огонь, пожиравшие лагерь испанский; они были уверены, что то была военная хитрость, придуманная для того, чтобы вызвать их из Гренады и заманить в открытое поле, и потому не помышляли оставить города.

От богатых павильонов, от изящных палаток, от великолепной мебели, роскошной и дивной золотой и серебряной посуды и рыцарских доспехов остались лишь груды дымящегося пепла и почерневшие слитки металлов. Все платье и серебро королевы и бóльшая часть украшений ее, золота и драгоценных камней погибли в пламени. Рыцари лишились своих доспехов, лат, шлемов и украшений. Пожар вспыхнул от неосторожности одной дамы, которая оставила зажженную свечу в одном из отделений палатки.

Фердинанд, опасаясь, чтобы Мавры не воспользовались этим несчастным случаем, решился предупредить их. При восходе солнца он покинул дымившиеся груды пепла и при бое барабанов, звуке труб и музыке пошел на Гренаду. Боабдиль со своим войском выступил ему навстречу. Мавры бились под стенами своего города, на глазах сестер, невест, жен и родителей, которых защищали и которыми стены Гренады были усеяны. Кавалерия Мусы-Гасана летала везде и везде разила Испанцев. Боабдиль не жалел себя, бился храбро, одушевляя своих, но Испанцы далеко превосходили Мавров числом и наконец заняли несколько гренадских башен, построенных за городом, в садах, которые еще уцелели и находились под самыми стенами города. Тогда маврская пехота побежала и оставила Боабдиля, с горстью окружавших его всадников, посреди напиравшего со всех сторон неприятеля. Боабдиль, видя неминуемую беду, пустил вскачь своего коня; за ним помчалась вся его свита, и только благодаря быстроте дивных скакунов, они могли скрыться за стенами Гренады. Муса-Гасан напрасно старался остановить бегущую пехоту — объятая страхом, она ничего не слушала и не понимала. Измученный и уничтоженный физически и нравственно, Муса-Гасан должен был отступить, вошел в Гренаду и приказал запереть за собою ворота города и со стен стрелять из пушек в Испанцев. Фердинанд отступил также, оставляя Гренаду в облаках дыма, с горевшими вокруг нее садами и огородами, усеянными телами ее сынов, упитанными их кровью!

То была последняя вылазка Мавров. Французский посланник, очевидец битвы, пораженный храбростию и отвагой Мавров, их ловкостию в битве, их уменьем владеть оружием и конем, громко выражал свое удивление.

Мавры, мрачные, безнадежные, заперлись в Гренаде, где не было слышно ни литавр, ни труб, ни барабанов. Гробовое молчание царило в ней. Там свирепствовал голод и болезни.

А Испанцы на том самом месте, где сгорел их пышный лагерь, строили город. В средине его устроили они большую площадь для сбора войск, а от нее — четыре улицы, пересекавшие город в виде креста. Город желали назвать именем обожаемой всеми королевы, но она воспротивилась этому и, всегда богомольная, дала ему название: Санта Фэ, то-есть: святая вера.

Купцы стеклись скоро со всех сторон и привезли множество товаров всякого рода в новоотстроенный город и открыли в нем богатые лавки и магазины. Маркиз Кадикский захватил пробиравшийся в Гренаду караван, состоявший из стад, мулов, запасов всякого рода, серебра и золота. Мавры, возлагавшие всю свою надежду на прибытие этого каравана, впали в отчаяние. Боабдиль собрал совет, на который созвал военачальников, алькадов, почетных граждан Гренады и духовенство. Все они на лицах своих носили печать страдания, многие — отчаяния.