Максуд Ибрагимбеков - Где та дорога

Азад несколько раз сыграл эту проклятую песню, каждый раз останавливаясь на одном и том же месте, и наконец взбе-шенный дядя Сабир ударил его по лицу.

Когда я уходил, у Азада из губы сочилась кровь, но он про-должал играть...

На следующий день Азад не явился в школу. Вечером он пришел к нам. Тогда еще у нас в квартире не было газа, я сидел перед пылающей печкой и подкладывал в топку поленья. Я очень любил в детстве сидеть перед печкой. Пришел Азад и молча сел рядом. Он тоже начал что-то подкладывать в огонь. Я вдруг с изумлением обнаружил, что это обрывки нот.

- С ума сошел? Тебя же отец убьет.

- Пусть только попробует!

И вдруг Азад заплакал. В первый раз я видел его плачущим. Оказывается, сегодня к ним приходила Сима Акимовна и при-несла с собой последнюю страницу нот вчерашней песенки, она ее по рассеянности захватила с собой. А дядя Сабир совершенно зря отлупил Азада и заставил до часу ночи играть одно и то же,

-Я ему ноты показываю, говорю: "Я же тебя не обманы-ваю, я правильно играю". А он мне говорит: "Из тебя порядоч-ного человека не выйдет". И бьет по губам.

Мы сидели перед большой, во всю стену, голландской печью и жгли ноты.

В столовой после полумрака детской мне пришлось зажму-риться. Отец внимательно слушал приемник. Это был громозд-кий желтый ящик с крохотным светящимся окошечком посреди-не. Отец утверждал, что этот приемник может поймать любую станцию, с хрипом и треском, но любую. Несмотря на все уговоры мамы, он не соглашался поменять его на какую-нибудь но-вую марку.

Он не повернул головы.

- Иди к отцу Азада и передай, я просил его зайти, по доро-ге напомнишь дяде Шакро, что я его жду не в шесть, а в семь.

Дядя Шакро, - это старый парикмахер, он приходил стричь и брить на дому всех мужчин и детей нашего квартала.

Сперва я забежал к дяде Шакро. Сидя перед окном во двор, он размашисто гонял по широкому ремню бритву.

-- Подожди, подожди, - сказал он мне, когда я собрался бежать дальше. Скажи отцу, что ты сам видел, как дядя Шакро точил бритву, посмотри, какую бритву - "Два маль-чика"!

Действительно, на тонком блестящем лезвии были вытиснены изображения двух голых мальчиков.

- Таких бритв больше не делают, - покачал головой дядя Шакро, - это у меня последняя. Я ею не каждого брею. У нас на улице только двоих клиентов я брею этой бритвой. Ты будешь третий, потому что ты сын очень уважаемого человека. Правда, я еще должен дожить до того времени, когда ты начнешь брить-ся... Дареджан, Дареджан! - пронзительным голосом закричал вдруг дядя Шакро. Принеси вина!

- Что ты кричишь, это ты кричишь? - сказала, входя в комнату, тетя Дареджан. - Соседей испугаешь! Какое вино! Кто пьет с таким маленьким мальчиком? Ты что, с ума сошел?!

Дядя Шакро сам достал вино и разлил его в крошечные рюмки.

-Выпьем за то, чтобы ты был похож на своего отца - он очень хороший человек, чтобы мой сын был похож на меня, по-тому что я тоже неплохой человек. Выпьем за то, чтобы дети были похожи на своих родителей, а то иначе пропадет весь мир...

На этот раз дядя Сабир узнал меня сразу. Я передал ему просьбу отца, он кивнул головой и сразу же пошел за мной. Мать Азада испуганно посмотрела нам вслед.

-Азад у вас? - спросил он у меня, когда мы подходили к дому.

Дядя Сабир первый раз шел к нам, несмотря на то, что много лет жил по соседству и очень давно работал в учреждении, где начальником был мой папа.

Я не знаю, о чем говорили мой отец и дядя Сабир. Я только слышал, как дядя Сабир, прощаясь с отцом в передней, сказал:

- Я же очень хочу, чтобы он вырос человеком. Все делаю. Новые туфли пожалуйста, новый костюм - на! Деньги на учительницу по музыке, триста рублей в месяц - вот, только будь человеком. Я не пью, не курю... Я не такой... Я думаю толь-ко о своей семье. Мы же не мухи! Для меня самое главное, чтобы мой сын стал человеком... Разве я не прав? Воспитываю, все силы ему отдаю.

Отец вздохнул.

- Приходите почаще. А Азад пусть сегодня переночует у нас...

Через несколько месяцев мы переселились в другой район. Но по-прежнему я ходил в свою старую школу. И по-прежнему мы подходили после уроков к 18-й женской школе, где училась Саидка, и шли все вместе через Шемахинку на 1-ю Параллель-ную, к нашему, вернее, теперь к ее дому. О своих взаимоотноше-ниях с отцом Азад ничего не говорил, и я у него тоже ничего не спрашивал. Мы взрослели, незаметно для себя и, наверное, для окружающих.

В футбол на улице мы больше не играли. Постепенно начали интересоваться модой, посещать места, где можно было потан-цевать. Кстати, таких мест в Баку было тогда немного. Собствен-но говоря, в городе в то время был единственный джаз-оркестр - он играл в клубе "Бакпорт".

В "Бакпорте" существовала своя этика, и ее неукоснительно придерживались все. Нельзя было приглашать незнакомую де-вушку, если только когда-нибудь она тебе отказала, и запре-щалось улыбаться, глядя на неумеющего танцевать. Я ни разу не видел, чтобы в этом клубе подрались, а если на танцплощадку приходил пьяный, его немедленно выводили на свежий воздух.

Завсегдатаем этого клуба стал Азад. Мне кажется, благода-ря этому оркестру и главным образом Азаду, я понял по-настоя-щему, что такое джазовая музыка, и полюбил ее.

В тот вечер мы пришли в "Бакпорт" втроем: Саида, Азад и я. Мы пришли туда после вечера в 6-й школе, где я учился с этого учебного года. Это был чудесный вечер. Мы шли по улице втроем, взявшись за руки, Саидка посредине, и смеялись. Азад все время посматривал на Саиду, по-моему, он тогда был в нее влюблен. Потом мы пришли в "Бакпорт", и в перерыве между танцами все музыканты подошли и за руку поздоровались с Азадом. Такой чести удостаивался не каждый даже из самых верных завсегдатаев клуба, и Азад гордо сказал:

- Познакомьтесь, это мои друзья.

Я еще раз повторяю, это был превосходный вечер. Мы по очереди танцевали с самой красивой девушкой в этом клубе, в нашем городе, во всем мире. А потом мы пошли домой. Я пред-ложил сесть в такси, деньги у меня были, и у Азада они всегда водились, отец его не был скупым. Но Сайда сказала, что глупо в такой вечер не пройтись, и мы пошли пешком.

Когда мы подошли к дому Азада, - а мы не смогли его ми-новать, - была половина второго ночи. Я заметил, что. Азад помрачнел и замолчал, но не придал этому значения. Вдруг из подворотни выступила фигура в белом - это был дядя Сабир в нижнем белье, и в тишине ночи раздался звук пощечины... Саидка вскрикнула...

- Мерзавец, - сказал дядя Сабир. - Больной отец не спит ночь, ждет его, а он шатается до утра! Марш домой! У тебя совесть есть?!

...Все, что я рассказываю, произошло до того, как я первый раз надолго уехал из Баку. После возвращения я часто собирался зайти на нашу улицу, но все не мог выбрать времени. И вот од-нажды я договорился с Саидкой пойти в кино. Мы неторопливо шли по улице, до начала сеанса оставалось почти два часа. У вхо-да в кинотеатр "Вэтэн" стояла группа людей, которых пугливо обходили прохожие. В центре покачивался изрядно пьяный худо-щавый парень.

- Это Азад, - сказала Сайда.

Это был он. 0н тоже узнал нас и, улыбаясь, пошел нам на-встречу. За ним следовали какие-то парни.

- Родные мои! - закричал Азад и бросился обниматься. - Познакомьтесь, обратился он к своим приятелям. - Это мои самые лучшие друзья! Самые лучшие...

Приятели Азада по очереди пожали нам руки. Одного из них мне пришлось поддержать.

- Идем, - позвал нас Азад. - Сегодня вы мои гости. Поси-дим, вспомним старое. Идем в ресторан "Ширван"... Хороший ресторан... А деньги у меня есть... Сколько хотите, я сейчас очень много зарабатываю. На такси... Пошли...

- Как дела, Азад? - спросил я. 

- Посидим поговорим о старом! Хорошо, что я вас встретил. Пойдем посидим немного!

- Как-нибудь в другой раз, - сказал я. - Мы идем в кино.

- При чем здесь кино? - спросил Азад. У меня потом было ощущение, что он мгновенно отрезвел. - Сколько времени не виделись, и - кино... Пойдем поговорим

- Нет, - уже решительно отказался я. - Как-нибудь в дру-гой раз. Созвонимся.

И мы пошли... Когда мы отошли на два квартала. Саида ска-зала:

- Он смотрит нам вслед.

Я обернулся. Далеко, на перекрестке, стоял худой невысокий паренек и, заложив руки в карманы, слегка покачиваясь, глядел нам вслед...

...Наша улица в общем-то за эти годы изменилась мало. Стало больше деревьев и вместо керосиновой лавки открыли молочную. И ходят по нашей улице совершенно незнакомые люди. Дядя Сабир прошел мимо и не узнал нас. У него было лицо очень больного человека.

- Мы тоже виноваты, - вдруг сказала Саида.

- Да нет. Мы ни в чем не виноваты. Мы же были детьми.

- Виноваты, - упрямо повторила Саида. - Мы все в чем-то виноваты перед остальными людьми, и все в разные периоды жизни что-то остались им должны...

Мне показалось, что она повторяет чьи-то слова, мне пока-залось, что я это уже слышал, но никак не мог вспомнить, от кого я их слышал и когда.

Мы шли по дороге нашего детства...

1967