Пауль Куусберг - Капли дождя

Повезло ему и с врачом "скорой помощи". Сперва его, отуманенного болью, раздражала молодость врача. Подумал даже, что девчонки, прямо с университетской скамьи, не должны бы работать на "скорой". На вопросы ее отвечал с едва скрываемой неприязнью. Врачиха старательно выслушала сердце, затем сунула ему под язык маленькую таблетку, сделала укол, быстро позвонила куда-то, вызвала специальную бригаду, осталась возле Андреаса, пока не приехали еще врач и сестра. Пожилая женщина-врач подтвердила диагноз: инфаркт миокарда. Об этом ему сказали уже в больнице. Дома об инфаркте не заговаривали. Говорили только о том, что надо срочно госпитализировать, что он нуждается в интенсивном лечении, которое в домашних условиях невозможно, что нельзя терять времени, и он со всеми их советами соглашался. Боль и страх сделали его по-детски послушным; Андреасу не позволяли самому и шагу ступить, его снесли вниз на носилках, лестница была узкой, крутой, как обычно в старых деревянных домах. Призванный на помощь шофер клял эту лестницу, его слова доходили до Андреаса будто сквозь ватную переборку. Второй врач сделал ему еще укол, и боль притихла. В больнице приступ повторился, боль и нехватка воздуха вернули также страх. Улеглась боль только через шесть часов.

На второй день, когда он окончательно уже успокоился, ему вспомнилось, что у молодой докторши со "скорой" были красивые ноги, глаза его запечатлели это в памяти машинально. Вспомнив о ее ногах, он подумал еще, что человеческий мозг подобен электронно-вычислительной машине, которая все регистрирует, фиксирует и раскладывает по ячейкам памяти. Андреас тут же забыл про ножки докторши, а также про то, что память человеческая кибернетическое устройство, и не что иное.

Санитарка Элла пришла кормить его. Приладила у груди опирающуюся на край постели эмалированную подставку, поднесла ко рту странный кувшинчик с носиком, какого он раньше никогда не видел, дала какой-то напиток или бульон. При первом кормлении Андреас хотел было присесть на кровати, но санитарка не позволила.

- Лежи спокойно и не пялься на меня, что говорю тебе "ты". Больной мужик все равно что ребенок, а с детьми разговаривают на "ты", - тараторила она. - Человек ты одинокий, была бы жена, тогда сидела бы она тут вместо меня и кормила бы тебя из поильничка. В первые дни жены обычно здесь, даже те из них, кто в другое время живут с мужьями как кошка с собакой. Инфаркт смиряет даже самых сварливых. За дверями предупреждаю баб, что больного нельзя волновать, если больной волнуется, то горло у него перехватывает, человек с лица синеет, и уже не знаешь, помогут ли ему еще уколы или кислород даже. И мужиков учу уму-разуму, чтобы ругань да грызню на потом оставили. Когда сила вернется, будет еще время друг дружку мытарить.

Элла была шестидесятилетней полной женщиной, которая, будто яичко, перекатывалась по палате. Она оказалась той самой дородной особой, которой Андреас уступил в автобусе место.

В палате было всего две кровати, другая пустовала пока.

"Смертная палата" - мелькнула мысль. Но это нисколько не тронуло Андреаса. Он лишь констатировал факт.

- Не думай, что палата смертная, - словно прочла его мысли Элла. - Нет у нас такой палаты. Умирают всюду. Или в живых остаются, уж кому как суждено. Эта, если хочешь знать, как раз живительная палата. И поменьше других, и под рукой все, что инфарктнику надо, у врачей на глазах все время. Через неделю или две переведут отсюда, больше держать не будут место понадобится. Странно, что вторая кровать другой день пустует. Атмосферное давление, видать, повышенное.

Андреас Яллак нехотя сделал несколько глотков.

- Если не будешь есть, глюкозу начнут вливать, а это куда хуже, Так что глотай, даже против воли, а глотай.

И Андреас глотал.

- Я уже в автобусе поняла, что с сердцем у тебя непорядок: побелел вдруг с лица, ну, думаю, дела у мужика плохи. Тебе надо было сесть, а мне предупредить тебя. Может, ничего бы и не случилось. Старомодный ты человек, предлагаешь старухам место, но про себя я уж так благодарила тебя. Не терплю жары и духоты. Дома окно у меня всегда настежь. И мой насос хвалить нечего, но жить можно. Из-за сердца нельзя слишком волноваться, кто волнуется, тот не скоро поправляется.

- Дедушка, это что?

- Кислородный баллон.

- Что такое баллон?

- Сосуд. Металлический сосуд. Большая чугунная бутылка, без горлышка. В этом баллоне, или чугунной бутылке, кислород,

- Кислород. А что такое кислород?

- Газ. Воздух, Хороший воздух,

- А тут разве плохой воздух?

- Нет. Но я болен и должен дышать самым чистый воздухом, чтоб поправиться.

Дедушка полулежал под одеялом. Изголовье кровати было специально приподнято особым устройством. Еще в прошлый раз он объяснил внуку, зачем это сделано. Чтобы легче было дышать, чтобы сердце свободней билось. Дедушка закатал рукава рубашки, он и дома любил их закатывать. Руки у дедушки были крупные, мускулистые, он был очень сильный, сильнее отца. Внук не забыл, как однажды дедушка так тряхнул отца, будто тот был не взрослый человек, а еще мальчишка. Зато отец выше ростом. То, как дедушка тряхнул отца, внук увидел случайно. Он забрался на росший во дворе клен и хотел было позвать отца поглядеть: пусть знает, что сын у него не такой уж и "книжный червь", а ловкий и смелый, как все другие мальчишки. Тогда-то он и увидел, что дедушка схватил отца за грудки и трясет, как мешок с мякиной. Что такое мешок с мякиной, этого он не знал, просто вычитал из рассказа о прошлой жизни. О том же, что увидел, ни отцу, ни дедушке ничего не сказал. И маме с бабушкой тоже. Это была его тайна, которую унесет он с собой в могилу. Слова эти - "унести с собой в могилу" - он тоже вычитал. Вначале он испугался, да так, что когда слез с дерева, то руки и ноги не слушались. Не мог освободиться от увиденного. Держался подальше от дома, ни за что не хотел попадаться на глаза ни отцу, ни дедушке. Бабушка первая заметила, что с внуком творится неладное, все допытывалась, но тот молчал, наконец сказал, что голова болит, что, наверное, мигрень. О головной боли и мигрени он слышал от бабушки. Бабушку часто мучили приступы мигрени, и тогда разумнее было держаться от бабушки подальше. До этого он еще никогда не врал. Какое-то время даже стал избегать дедушку, но так как отец обычно, приходя домой, запирался у себя в комнате, а дедушка возился или в саду, или в гараже и брал внука с собой, ездил с ним на машине к морю, то мальчик снова привязался к нему:

- Слушай, дедушка, а ты знал, что заболеешь? Тут вмешалась бабушка:

- Никто не знает, когда заболеет. Болезнь приходит без всяких предупреждений.

- Нет, дедушка знал.

Дедушка с бабушкой удивленно переглянулись.

- Знал, знал, - заверил внук, глядя на бабушку большими голубыми, девчоночьими глазами,

- Почему ты так говоришь?

В голосе ее прозвучала укоризна.

- Знал, - упрямо стоял на своем внук. - Он привез к нам домой такой же баллон.

Бабушка с облегчением рассмеялась.

- Да, привез, - отрубил внук, решивший, что она смеется над ним.

- Привез, конечно, привез, - согласился дедушка. - чтобы заняться сваркой. И для сварки кислород нужен. В гараже у нас стоит такой же баллон. Кулдар прав.

- Что такое сварка?

- Это когда сваривают железо, сплавливают его. Вот выздоровею, вернусь домой, тогда увидишь. Будем вместе сваривать.

- Дедушка, приходи скорей.

- Как только смогу, сразу же приду. Лишнего дня не останусь здесь.

- А если ты не выздоровеешь? Бабушка снова сочла нужным вмешаться:

- Так нельзя говорить, Кулдар. Дедушка обязательно выздоровеет.

- Ты же сама сказала, что кто знает, будет ли еще он прежним ломовиком.

Лицо бабушки залилось краской.

- Ой, Кулдар, ну что ты мелешь. Ты все путаешь! Не придумывай, дорогой мой. Когда дедушка заболел, я сразу ведь сказала, что он непременно поправится, что нашего сибирского медведя ни одна хворь не сломит. Говорила я так, Кулдар?

- Говорила.

- Ну вот. Не принимай, милый, всерьез слова ребенка. Кулдар такой фантазер. При этом полная каша в голове. Что услышит, из книг вычитает, все перепутает... Уже давно читает. Третий год, как читает. Наш сын, отец его, с четырех начал, а Кулдар читает бегло с трех. А теперь вдруг пристрастился к "Библиотеке "Лооминга". Совсем не легкое чтение. Бывает, что и сама не пойму, о чем там пишут. Он же все прочтет от корки до корки, ни одной книжечки раньше не отложит.

Последние слова предназначались постороннему уху, для других больных и их гостей,

- С трех лет? - удивилась женщина, сидевшая возле старого, лежавшего на соседней койке худого, сморщенного человека. Ей было далеко за шестьдесят, но все еще гладкощекая; явно жена больного, она принесла ему домашнюю ветчину, копченого леща, варенье, яйца, масло и творожный сыр. Наш Ильмар и букв-то по-настоящему не знает, хотя и повыше мальца вашего на полголовы. Это самый младший у моей дочери, а вообще-то у нее четверо. Дочка и три сына. Он у вас, хозяюшка, бледноватый. Вам бы почаще его от книг да на улицу.