Уснувшие дети - Энтони Пассерон

Тем не менее эта исходная ошибка не помешала ему стать одним из первых ученых, кто вручную уничтожил вирус в пробах крови, причем в тех, что предназначались для переливания, и сделал это задолго до того, как Институт Пастера разработал тест ELISA. Как и сотрудники Института Пастера, он стремился расшевелить министерство социальных проблем и заставить его увидеть угрозу, нависшую над теми больными, которым делали переливание крови. И сегодня, на заре нового века, он остается одним из десяти практикующих французских врачей, кто очень много сделал для исследований в области СПИДа.

В то время, когда в корпусе института, предназначенном для больных СПИДом, умирали примерно три пациента в неделю, Жак Лейбович продолжал исследования за пределами окружной дороги, в своей спокойной маленькой лаборатории больницы в Гарше. Отгородившись от тревожной атмосферы переполненной больницы, которая превратилась в настоящее чистилище для умирающих, он работал над своей идефикс: над уничтожением вируса с помощью битерапии (лечения двумя препаратами), то есть коктейля из молекул.

Эта мысль постепенно укоренялась в нем, как и в других его коллегах. Путь ему освещали результаты битерапии. Это превратилось в одержимость, он отказывался верить, что арсенала средств, способных поразить вирус, пока еще нет. Он ищет, комбинирует, соединяет, меняет дозы и постоянно оценивает полученные результаты. И задача все усложняется, поскольку в середине девяностых возрастает количество потенциально пригодных к использованию в этих целях молекул.

Особенно его интересовали антипротеазные молекулы, действующие на той стадии репродукции вируса, когда еще можно эту репродукцию прервать. Здесь совокупность обстоятельств была наиболее благоприятна. И действительно, с распространением и развитием тестов вирусной нагрузки, особенно благодаря работам Франсуазы Брен-Везине и Жана Дормона, было возможно с гораздо большей точностью проследить и оценить эффективность лечения, напрямую замеряя количество вирусов в крови больных. До этого ученые довольно долго определяли лишь степень ущерба, нанесенного иммунной системе, подсчитывая количество лимфоцитов T4.

С двадцатью пациентами, у которых подтвердилась болезнь, Лейбович попробовал лечение тритерапией, сочетая AZT, ddC и ритонавир, то есть антипротеазу, полученную в американской лаборатории Эббот, которую он считал самой эффективной из средств этой линейки. Ему хотелось одолеть вирус, объявить ему беспощадную войну, и он назвал свое детище «Сталинград». Два исследования такого же типа проводились и в США.

Результаты «Сталинграда» тем более впечатляют, что их можно было наблюдать уже через несколько месяцев. Лейбович, как и все его единомышленники, в течение десяти лет напрасно искавшие способ прекратить гибель пациентов, был оглушен. Ему с трудом верилось, однако цифры первых оценок были точны и категоричны: несмотря на тяжелые побочные эффекты, у всех больных наблюдалось очевидное уменьшение вирусной нагрузки. Наконец-то.

В середине октября страдания Эмили все не прекращались. Мои родители по очереди ездили навестить ее после работы. Возвращались они очень поздно. В тишине и полумраке они делились последними новостями, доедая остатки ужина. Мы с братом в это время уже давно были в постелях. Из своей комнаты мы не могли слышать, о чем взрослые говорили на кухне. До нас долетали только шепот отца и сдавленный плач мамы. Когда же они приходили поцеловать нас на ночь, мы притворялись, будто уже спим, словно хотели отстраниться от их отчаяния.

Покупатели мясной лавки каждый день спрашивали, как себя чувствует «малышка». Когда люди возвращались с вечерней мессы, пожилые дамы останавливались и сообщали маме, что священник говорил об Эмили в проповеди и что все молились за нее. В школе учитель предложил всему классу послать ей рисунки и письма, чтобы подбодрить.

В это время в магазин позвонила какая-то женщина из нашего городка. Ее двоюродный брат был магнетизером, и ему удавалось вылечивать больных, считавшихся неизлечимыми. Она извинялась, что в такой трудной ситуации потревожила моих бабушку с дедом. Эмили находилась в состоянии медленной агонии, и очень может быть, что стоит попытаться прибегнуть к методу гипноза. Он мог бы поработать на расстоянии, с фотографией девочки, но было бы лучше с ней встретиться, поскольку при личном контакте вероятность излечения гораздо выше.

Вся семья в полном составе собралась, чтобы обдумать и обсудить решение. Мои родители, конечно же, верили в подобные исцеления не более чем в святую воду из Лурда. Однако если это обнадеживало бабушку и вдохновляло еще побороться за жизнь внучки, то мама была согласна. Итак, мои дяди, тетушка и родители эту идею приняли. Встречу организовали через несколько дней в больнице.

В тот день, примерно за час до окончания времени визитов, в палату к Эмили вошел господин лет пятидесяти. Семья попросила у него разрешения присутствовать на необычном сеансе. Ему пододвинули стул, и он уселся рядом с кроватью девочки. В нескольких словах изложив суть своей необычной профессии, он предложил приступить к делу.

Минут десять он шептал какие-то заклинания, приложив руку к исхудавшему тельцу Эмили. Другой рукой он тихонько покачивал золоченый маятник. Все сидели тихо, не шевелясь. Потом гипнотизер на секунду замолчал, выпрямился на стуле и усталым голосом объявил, что сеанс окончен.

Он попрощался с моей сестренкой, пожелав ей выздоровления и похвалив за мужество, с которым она до сих пор держалась. Бабушка с дедом проводили его до конца коридора и поблагодарили за то, что приехал в Ниццу. Этот человек снова вселил в них надежду. Перед отъездом он признал, что его наука далека от точности, но он готов попытаться. С этого дня он ежедневно будет проводить сеансы по фотографии Эмили, которую ему с радостью предоставили.

Через несколько минут после его ухода медсестра принесла Эмили еду, и та принялась за нее с таким аппетитом, какого у нее не было уже несколько месяцев. К ней словно вернулись силы, что очень порадовало бабушку.

Несмотря на этот короткий момент передышки, состояние кузины неуклонно продолжало ухудшаться. Анализы крови, проведенные через несколько дней после сеанса, никак не отразили магнетического могущества пятидесятилетнего энтузиаста и его маленького позолоченного медного маятника.

В январе 1996 года на конгрессе в Вашингтоне предъявили наглядные результаты, достигнутые благодаря использованию тритерапии в рамках двух испытаний, одним из которых, под названием «Сталинград», руководил Жак Лейбович в больнице в Гарше. В исследованиях объединили три совершенно разных вещества. Американцы к уже известным и испытанным AZT и ddI добавили антипротеазный индинавир, а французы вместо индинавира воспользовались ритонавиром. Цель была одна: уничтожение вируса в крови пациентов. После пятнадцати лет поисков, удач и