Память дерева - Тина Валлес

– Дедушка, что ты там нашел?

– Просто хотел посмотреть. Не нужно ничего искать.

По выражению его лица я понимаю, что эти слова я должен сохранить в памяти и что не стоит ничего больше говорить, лишь запрокинуть голову ввысь и ждать: ведь здесь и сейчас зарождается воспоминание.

Когда мы пришли домой в тот день, когда дедушка впервые пришел за мной в школу, на кухне горел свет. Я решил, что это мама пораньше вернулась с работы, но это была бабушка.

– Что ты готовишь?

– Ужин, королевич.

– Так рано? Ведь еще только полпятого.

– Есть блюда, которые наспех не приготовишь.

С того самого дня мы готовим к ужину большие ложки и тарелки для супа. Блюдам бабушкиной кухни нужно время, то время, которое показывают часы, которые чинит дедушка.

– Бабушкины блюда медленно готовятся, да быстро едятся!

Папа съел все без остатка, так что тарелка почти сияла, а мама водила ложкой вверх-вниз, рисовала веточки из овощей и смотрела на них невидящим взглядом, и я подумал, что дедушка прав, иногда не нужно ничего искать.

– А как же хлеб? – спросил дедушка, доев чечевичную похлебку.

Вот что еще изменилось с тех пор, как дедушка с бабушкой переехали к нам жить: появились не только большие ложки и тарелки для супа, но еще и хлеб.

На следующий день, вдоволь насмотревшись на деревья, мы зашли в булочную. А несколько дней спустя пекарь уже подшучивал над дедушкой, и они похлопывали друг друга по плечу, вместе смеясь над шутками.

– Что ж ты мне не сказал, Жан, что в пекарне возле вашего дома работает такой славный парень?

– Да я и не знал…

Не знаю, как это дедушке удается вести беседу с кем угодно, как будто они всю жизнь знакомы, и все тут же хотят с ним дружить и слушать его рассказы о часовых механизмах, деревьях и старых неторопливых временах.

На десерт мама поставила на середину стола вазу с фруктами, и дедушка взял апельсин. Он надрезал кожуру ножом в нескольких местах и очистил ее пальцами.

И вот уже это был не апельсин вовсе, а часы. Дедушкины руки орудовали так ловко, такими уверенными, с точностью рассчитанными движениями, что казалось, спелый плод вот-вот затикает.

– Хочешь? – И он протянул мне дольку оранжевыми от сока пальцами.

Теперь я знаю, что апельсины становятся гораздо вкуснее, если их чистит часовых дел мастер.

В первый день, после ужина, меня отправили чистить зубы, а дверь в столовой закрыли.

Со щеткой во рту, глядя в зеркало, я пытался вслушаться в неясный гул голосов бабушки, дедушки, мамы и папы, но так ничего и не разобрал.

Я подумал, что с того дня всякий раз, когда я чищу зубы, из столовой ко мне будут доноситься голоса дедушки и бабушки. И хотел было этому обрадоваться, но ничего у меня не вышло.

Мне нравилось, что дедушка встречает меня из школы, что бабушка готовит ужин на медленном огне, но зубы мне хотелось по-прежнему чистить в привычной тишине нашей квартиры, как в те времена, когда нас было только трое.

Я открыл кран, все голоса заглушила струя воды, и так я и стоял, пока мальчик в зеркале не начал казаться мне совсем незнакомым. Еще не ставшие чужими руки закрыли кран и почему-то впопыхах выключили свет.

Неясный говор стих, но дверь в столовую была еще закрыта, и я почувствовал, что в тот вечер у меня не хватит духу туда войти.

Я лег в постель и стал с нетерпением ждать папу. Он каждый вечер рассказывает мне сказку. Как-то раз мама спросила меня: «Разве не пора тебе уже начать читать самому?», но не успел я и рот открыть, как отец уже ответил: «Мы просто хотим побыть вдвоем».

– Хочешь, сегодня тебе дедушка расскажет сказку?

Я должен был сказать «хочу». Должен был прокричать «урааа» с тремя или четырьмя буквами «а». Должен был запрыгать на кровати так, что подушки полетели в разные стороны. Но не тут-то было.

Я поглядел на них обоих и, несмотря на то что мне до смерти хотелось побыть с папой вдвоем, в конце концов выдавил из себя:

– Согласен. Только пускай сегодня он, а завтра, папа, ты.

– Сейчас у нас сегодня, а завтра будет завтра. – Папа всегда так говорит, когда я начинаю строить планы о том, что запланировать невозможно.

Дедушка присел на краешек кровати и поглядел на меня. Мы немного помолчали, и я понял, что и ему тут тоже не по себе, что он предпочел бы, чтобы сказку мне рассказал папа, а теперь он сидит и думает, что бы мне такое сказать, потому что наши клоники отправили его ко мне насильно. Все это я прочел в его глазах.

– Когда папе не хочется рассказывать мне сказку, мы говорим о том, как у нас прошел день.

– Ты хочешь поговорить о том, как прошел день?

– Не знаю, а ты?

– А я хочу, чтобы мы подумали, что будем делать завтра.

Тут дедушкино лицо озарила улыбка, и я разглядел в ней ветвистые прутики всех деревьев, которые нам предстояло увидеть завтра.

Первую ночь дедушка с бабушкой провели в кабинете у родителей, как в те разы, когда приезжали к нам в гости. Мама разложила диван-кровать и медленно-медленно ее застелила, пристально вглядываясь в постельное белье, как будто что-то очень важное зависело от того, чтобы на простынях не было ни складочки.

Родительский кабинет расположен возле моей спальни, и когда бабушка и дедушка уже поцеловали меня на ночь, мне было слышно, как они переговариваются за стенкой. Я подумал, что теперь они, наверное, надевают пижаму, и тогда у меня под горлом, чуть выше груди, угнездилось какое-то болезненное счастье.

Потом я услышал, как мама зашла пожелать им спокойной ночи и сказала, что скоро мы им купим настоящую кровать, и я крепко ухватился за край простыни, чтобы не свалиться. Даже и не знаю куда, просто чтобы не упасть.

Назавтра дедушка целый день был как на иголках. Но мне было ясно, что на самом деле это волнение радостное, как бывает со мной, если я с нетерпением жду, когда же меня