Остров - Сигридур Хагалин Бьёрнсдоттир

Элиас прыгает от радости: мама, они собираются нам помочь.

— Когда соберем урожай, мы выделим тебе в помощь несколько сильных мужчин, чтобы вы поехали искать твоего ребенка, — обещает Эрн Ульв.

Мария так благодарна, что обнимает его, не скрывая слез.

— Спасибо, — шепчет она ему на ухо.

— Буду рад помочь, подруга, — тихо отвечает он, крепко прижимая ее к себе.

Она, смеясь, кладет скрипку под щеку, взмахивает смычком, в зал льется музыка, наполняя собой братьев и сестер; они сидят и слушают, закрыв глаза, сытые и умиротворенные, и накопленная в поле усталость отпускает их.

Он приходит к ней ночью, она вздрагивает, когда открывается дверь, не сразу видит, кто пришел.

— Что ты здесь делаешь? — шепотом спрашивает она, стараясь не разбудить Элиаса.

Наверное, у него есть новости о Маргрет, но он только трясет головой, садится в кресло у окна, безучастно смотрит на нее.

— Ты же знаешь, что я здесь делаю.

Маленькая комната на чердаке вдруг начинает сужаться.

— Подожди, не буди его, — просит она, медленно поднимаясь и хватая Элиаса в охапку.

Она выносит сына из комнаты, стоит в коридоре, обдумывая побег. Мысли, планы, расчеты роятся у нее в голове, она думает о вечерних посиделках, картошке, пути в столицу и предстоящей зиме, осколке стекла и бутылке джина, мужчине, который стоит сейчас в ее спальне, о его бесстыдном требовании, но прежде всего об Элиасе и Маргрет, о сильных мужчинах, которые поедут с ней в столицу забрать ребенка, он обещал.

Она не стучит в дверь Инги, просто открывает ее и молча кладет спящего ребенка рядом с подругой, выходит и закрывает за собой. Делает пять длинных шагов по коридору, останавливается у двери и посылает молитву, или проклятие, в вечность, затем переступает через порог с вопросом:

— Что ты хочешь?

— На колени, — отвечает он, расстегивая брюки. — На колени, сестра Мария, я благословлю тебя.

Хьяльти, просыпайся.

Я не могу открыть глаза, они словно застланы черным туманом. А к конечностям будто привязали гири. Все черно, кроме красной раны на ноге.

Чувствую, как к губам поднесли что-то холодное, вода, боже правый, вода, на лоб положили горячее и мокрое.

Хьяльти, ты должен проснуться. Посмотри на меня.

Я слышу шепот, моргаю и упираюсь в тревожные глаза, большие и карие, нахмуренные брови.

— Что это значит, черт возьми? Что ты здесь делаешь?

Она переспрашивает, и я захожусь в кашле, из груди вырывается хриплый клекот, затем повторяю:

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя ищу, — отвечает она и кладет мне под голову красное и мокрое, спасательный жилет. — Начнем с раны, она гноится. Тебе придется стиснуть зубы. Будет больно.

Не в силах вымолвить ни слова, я смотрю на нее: совсем девчонка, сколько ей? Четырнадцать, пятнадцать? Худосочная, длинные ноги, как во время их последней встречи, только теперь еще суровый блеск в глазах. Она сосредоточилась на его ране, действует быстро и уверенно, черные локоны падают на нахмуренные брови, тонкая шея и чеканный подбородок напоминают о ее матери.

— Маргрет, малышка, — бормочу я хриплым голосом. — Я думал, ты уплыла на корабле.

Она не поднимает глаз, закусила губу.

— Нет. Я не уплыла на корабле.

— А как тебе удалось избежать? Где ты была?

Она косится на меня, ничего не отвечает, продолжая чистить рану, и так сильно давит на нее тряпкой, что я ору от боли. Мне не нужно ничего знать. У маленькой девочки разные пути выживания, когда вокруг нее рушится общество и исчезают близкие ей люди, и пути эти нелегкие, ни один из них ей не хочет обсуждать со старым и грязным мужиком на самом краю моря, своим бывшим несостоявшимся отчимом, чертовым дураком Хьяльти.

Я снова погружаюсь в темноту.

Джипы тесным строем появляются на горизонте, становятся все ближе и ближе, как полчище саранчи атакуют заиндевелые поля.

Колхозники стоят на пронизывающем холоде и наблюдают за приближением спасателей, кто-то заговорил было о том, что надо бы защищаться, но Эрн Ульв быстро пресек подобные речи.

— У них ружья, а среди нас есть старики, дети и беременные женщины. Попытаемся с ними договориться. Вдруг они согласятся на дань, возьмут, например, немного картошки.

Машины медленно приближаются, и жители «Солнечного острова» расходятся, матери уводят детей в здание школы, пожилые люди торопятся домой. Мария крепко держит Элиаса за руку, никто ничего не говорит, но в воздухе витает страх. Они собираются в самом большом классе; карта мира как напоминание о далекой мечте, стены покрыты рисунками плодов и уборки урожая.

Подростки кучкой садятся на пол, малышей матери держат на руках. Мария стоит у окна, за шторой, и следит за происходящим на улице, но слов разобрать не может. Там остались Эрн Ульв, старейшины и другие смелые жители деревни, в их числе Инга. Это маленькая, но сильная группа, около двадцати человек. Глядя на их упрямые затылки, руки в карманах курток, Мария ощущает удивительное тепло; это мои люди, думает она, несмотря ни на что.

Ко всему можно привыкнуть, любила повторять ее мама. Ой, мама, если бы ты знала.

Машины въезжают в поселок, минуют развалины завода и старый магазин, останавливаются на лужайке у картофелехранилищ, среди