Юрий Дружников - Розовый абажур с трещиной

Желаний у него не было. Но и особого счастья он тоже не ощущал.

- Прощайте, профессор.

- Я тебя провожу.

- Ни за что! Здесь близко, десять минут. Я сама себя провожу.

Она тихо притворила за собой дверь.

Он постоял минуту, колеблясь, догнать ее или остаться, и махнул рукой. Слил из бутылки в рюмку остаток водки и опрокинул ее в рот. В пиджаке, при галстуке, в ботинках завалился в кровать и мертвецки провалился в сон.

4.

Разбудил его почтительный стук в дверь. Никольский долго этого стука не слышал, потом, соображая, что к чему, с трудом продрал глаза. За окном рассвело. Он встал, пошатываясь, поглядел на себя в зеркало, пятерней причесал шевелюру, погасил в коридоре свет, который горел всю ночь, и отпер дверь.

- Доброе утро, Сергей Сергеич!

Это был молодой инструктор из обкома с поручением проводить лектора ЦК в аэропорт.

-Не разбудил я вас?-бодро тараторил он.-Как спалось на нашей гомельской земле?

- Отлично, спасибо.

- Не буду вам мешать. Собирайтесь, жду внизу, в машине. Возьмите себе на заметочку, что времечко нас поджимает. Может, мне в обком позвонить, чтоб задержали рейс до вашего прибытия?

- Не надо, успеем.

Придется быстро спуститься. Если удастся, выпить кофе в аэропорту, а побриться и умыться - в самолете. Он поднял с ковра лежавшую бутылку водки. Хотя бы глоток, чтоб не трещала голова. На дне не осталось ни капли. Сергей Сергеич стал бросать пожитки в открытый чемодан.

В черную "Волгу" с двумя нулями он сел молча. Быстро покатили в аэропорт. Инструктор оказался говорливым - видно, был натренирован сопровождать начальство.

- В обкоме очень высокого мнения о вашей лекции. Много вы сказали такого, о чем мы только догадывались. Ну и реальные перспективы...

Никольский кивнул, рассеянно глядя в окно.

- Работать в новых условиях становится, конечно, трудней,-продолжал инструктор.

- Трудней,-кивнул Никольский.

- Но зато интересней,-сказал инструктор.

- Интересней, правильно,-подтвердил Никольский.

Инструктор поднес чемодан Сергея Сергеича к стойке для регистрации пассажиров. Рейс на Москву отправлялся вовремя. Они крепко пожали друг другу руки.

- Счастливого полета. Приезжайте к нам еще!

Зарегистрировав билет, Никольский хотел войти в дверь, за которой прозванивали и просвечивали багаж и тело.

- Вам без проверки,-сказала дежурная.-Во-он там, через комнату для депутатов Верховного Совета.

Это была еще одна, совсем незначительная привилегия. Тут Сергея Сергеича кто-то потянул за рукав.

- Здрас-сте! Вот, вам просили передать...

Перед ним стоял мальчик с чубом, зализанным теленком. Никольский сразу его узнал. Мальчик протягивал сверток - что-то завернутое в газету. Сергей Сергеич пожал плечами.

- От кого?

- От мамы.

- А кто мама?

- В библиотеке работает.

- Роза?

- Ага...

Только теперь до него дошло.

- Что же это?

- Мама сказала, чтобы после поглядели, не сейчас. Ну, я пошел...

Никольский усмехнулся этой провинциальной сентиментальности: подарок на память.

- Ладно. Спасибо. Привет маме. Желаю тебе прочитать все книги на свете, как ты хочешь.

- Все книги не хочу. До свиданья.

Мальчик-то на нее похож, подумал он. Сразу мог бы догадаться.

Сверток оказался тяжелым. В самолете, едва усевшись в кресло, Сергей Сергеич развязал веревочку и развернул газетную обертку.

У него на коленях оказались книги - три книги, автором которых считался он сам, С.С.Никольский. Внутри обложек были наклейки с шифрами и штампы Гомельской областной библиотеки.

- Ненормальная баба,-растерявшись, пробормотал он почти вслух, ни к кому не обращаясь.-Зачем это мне? Нет, она точно ненормальная...

Тут на колени ему выпал из верхней книги служебный конверт с отпечатанным в углу текстом: "Гомельский обком КПСС". Конверт был разорван, и Сергей Сергеич его узнал. Никольский тут же вытащил из него две пятидесятирублевки, которые он сам вчера вечером сунул в этом конверте Розе в сумочку.

- Дура! Идиотка! Мудачка! Черт дернул связаться с такой кретинкой. Я же хотел как лучше. Как лучше хотел...

На внутренней стороне книжной обложки был приклеен читательский формуляр. Своих книг Никольский в библиотеке никогда не брал и теперь рассматривал этот формуляр, неожиданно ему попавшийся. Бланк был чист. Как же так? Неужели никто не заказал для прочтения? Ни один человек... Ведь готовится уже второе издание...

Он заглянул в две другие книги в пачке. Формуляры были выписаны аккуратно: "Номер читательского билета", "Дата". А дальше пустота. Ни один читатель за все эти годы не востребовал его книг. Даже не раскрыл их,-вон у всех края присохшие, как у новых, ни единой пометки, загнутой страницы ничего. Возмутительно!

Резко поднявшись, он стал пробираться по проходу между усаживающимися пассажирами и сумками. По дороге он положил деньги в карман пиджака, а пустой конверт сунул в книгу. Возле туалета Никольский в крайнем раздражении остановился, готовый швырнуть все три книги в мусорный ящик. Ящика нигде не было.

- Девушка,-обратился он к стюардессе средних лет.-Куда здесь, черт побери, выбрасывают мусор?

Стюардесса посмотрела на него с удивлением, но поняла, что это не рядовой пассажир.

- Давайте ваш мусор, я сама отнесу.

Растерявшись, он спрятал книги за спину.

- Не стоит беспокоиться,-пробормотал он,-я просто так, к слову, спросил.

Никольский вернулся на свое место, повертел в руках книги и, не придумав куда их деть, принялся остервенело заталкивать в портфель, который и без того был изрядно набит.

1963, Москва

1988, Остин, Техас.