Асар Эппель - Фук

В сарае расставляются шашки. Белые - из коровьей кости со свинцом, темные из сургуча. Одной белой нету, поэтому ее заменяет пуговица. Коровьи шашки не в пример легким сургучным раскладную картонную шашечницу держат в прижатии. От калитки долетает дедово: "Вадька, я тебе какую-то навертяйку возле графских овсов нашел..."

Сидят они, играют. Она на камаринский мотивчик все время напевает "полюбил меня красавец-водовоз". Давай, Вадя, ходи! Дальше должно быть "положил меня на лавку и таво-с!", но этого она не поет, а Вадя и так может с детства знать, про что дальше...

Кофта у ней в шейном низу здорово разъехалась. Сильно виднеются выпуклые верха белых грудей. Вадя неспокоен - тревожится, что вот-вот отбросит тень, и, двигая стул, ерзает... В голове его мутно, как после  п о к а з а  М о с к в ы. Еще он поглядывает на невестку и, хотя та целыми днями только и знает, что  о т б р а с ы в а е т  т е н ь, ни одной корпускулы, похоже, от нее не убыло.

Из-за этой мысли слабая его голова, как давеча на свалке, вот-вот начнет отъединяться, а она говорит: "В уборную тебя заперла! И куда ты, Вадя, смотришь?" А он сейчас смотрит поверх нее на поблескивающий в сарайных дверях пляшущий столб мух-толкунцов.

"Фук, Вадя! Опять фук! - Она снимает с доски бестолковую пуговицу и с женской улыбкой победно ловит растерянный его взгляд. - Ты, Вадя, какой-то некультяпистый прямо!".

А между тем на опилочном полу возникает слабая Вадина тень. Тихая такая, сарайная, непонятно откуда взявшаяся и едва заметная из-за небольшого количества корпускул...

Господи! Где они теперь корпускулы эти?

Санта Маринелла. Июнь 2000