Максим Горький - 9-е января

- Вы ранены? - спросили его.

- Нет.

- А кровь?

- Не моя это! - не останавливаясь, ответил он. И вдруг остановился, оглянулся и заговорил странно громко:

- Это не моя кровь, господа, - это кровь тех, которые верили!..

Не кончив, он двинулся дальше, снова опустив голову.

В толпу, помахивая нагайками, въехал отряд конных. От них отскакивали во все стороны, давя друг друга и налезая на стены. Солдаты были пьяны, они бессмысленно улыбались, качаясь в сёдлах, иногда, как бы нехотя, били нагайками по головам и плечам. Один ушибленный упал, но тотчас, вскочив на ноги, спросил:

- За что? Э-эх ты, зверь!

Солдат быстро схватил из-за плеча винтовку и выстрелил в него с руки, не останавливая лошадь. Человек снова упал. Солдат засмеялся.

- Что делают? - в страхе кричал почтенный, прилично одетый господин, обращая во все стороны искажённое лицо. - Господа! Вы видите?

Непрерывным потоком струился глухой, возбуждённый шум голосов, в муках страха, в тревоге отчаяния - рождалось что-то медленно и незаметно объединявшее воскресшую из мёртвых, не привыкшую работать, неумелую мысль.

Но находились люди мира.

- Позвольте, зачем он обругал солдата?

- Солдат - ударил!

- Он должен был посторониться!

В углублении ворот две женщины и студент перевязывали простреленную руку рабочего. Он морщился, хмуро поглядывая вокруг, и говорил окружавшим:

- Никаких тайных намерений не было у нас, об этом говорят только подлецы да сыщики. Мы шли открыто. Министры знали, зачем идём, у них есть копии нашей петиции. Сказали бы, подлецы, что, мол, нельзя, не идите. Имели время сказать нам это, - мы не сегодня собрались. Все знали - и полиция и министры, - что мы пойдём. Разбойники...

- О чём вы просили? - серьёзно, вдумчиво осведомился седой и сухонький старик.

- Просили, чтобы царь выборных позвал от народа и с ними правил делами, а не с чиновниками. Разорили Россию, сволочи, ограбили всех.

- Действительно.. контроль необходим! - заметил старичок.

Рабочему перевязали рану, осторожно спустили рукав платья.

- Спасибо, господа! Я говорил товарищам - зря мы идём! Не будет толку.. Теперь - доказано это.

Он осторожно засунул руку между пуговицами пальто и не спеша пошёл прочь.

- Вы слышите, как они рассуждают? Это, батенька мой...

- Н-да-а! Хотя всё-таки такую бойню устраивать...

- Сегодня - его, завтра - меня могут...

- Н-да-а...

В другом месте горячо спорили:

- Он мог не знать!

- Тогда - зачем он?

Но люди, которые пробовали воскресить мертвеца, были уже редки, незаметны. Они возбуждали озлобление своими попытками воскресить умерший призрак. На них набрасывались, как на врагов, и они испуганно исчезали.

В улицу въехала, стискивая людей, батарея артиллерии. Солдаты сидели на лошадях и передках, задумчиво глядя вперёд, через головы людей. Толпа мялась, уступая дорогу, окутывалась угрюмым молчанием. Звенела упряжь, грохотали ящики, пушки, кивая хоботами, внимательно смотрели в землю, как бы нюхая её. Этот поезд напоминал о похоронах.

Где-то раздался треск выстрелов. Люди замерли, прислушались. Кто-то тихо сказал:

- Ещё!..

И вдруг по улице пробежал внезапный трепет оживления.

- Где, где?

- На острове... На Васильевском...

- Вы слышите?

- Да неужели?

- Честное слово! Оружейный магазин захватили...

- Ого?

- Спилили телеграфные столбы, построили баррикаду...

- Н-да-а... вот как?

- Много их?

- Много!

- Эх, - хоть отплатили бы за кровь невинную!..

- Идём туда!

- Иван Иванович, идёмте, а?

- Н-да-а... это, знаете...

Над толпой выросла фигура человека, и в сумраке звучно загудел призыв:

- Кто хочет драться за свободу? За народ, за право человека на жизнь, на труд? Кто хочет умереть в бою за будущее - иди на помощь!

Одни шли к нему, и среди улицы образовалось плотное ядро густо сомкнутых тел, другие спешно отходили куда-то прочь.

- Вы видите, как раздражён народ.

- Вполне законно, вполне!

- Безумства будут... ай-ай-ай!

Люди таяли в сумраке вечера, расходились по домам и несли с собой незнакомую им тревогу, пугающее ощущение одиночества, полупроснувшееся сознание драмы своей жизни, бесправной, бессмысленной жизни рабов... И готовность немедленно приспособиться ко всему, что будет выгодно, удобно...

Становилось страшно. Тьма разрывала связь между людьми, - слабую связь внешнего интереса. И каждый, кто не имел огня в груди, спешил скорее в свой привычный угол.

Темнело. Но огни не загорались...

- Драгуны! - крикнул хриплый голос.

Из-за угла вдруг вывернулся небольшой конный отряд, несколько секунд лошади нерешительно топтались на месте и вдруг помчались на людей. Солдаты странно завыли, заревели, и было в этом звуке что-то нечеловеческое, тёмное, слепое, непонятно близкое тоскливому отчаянию. Во тьме и люди и лошади стали мельче и черней. Шашки блестели тускло, криков было меньше, и больше слышалось ударов.

- Бей их чем попало, товарищи! Кровь за кровь, - бей!

- Беги!..

- Не смей, солдат! Я тебе не мужик!

- Товарищи, камнями!

Опрокидывая маленькие тёмные фигуры, лошади прыгали, ржали, храпели, звенела сталь, раздавалась команда.

- От-деление...

Пела труба, торопливо и нервно. Бежали люди, толкая друг друга, падая. Улица пустела, а посреди неё на земле явились тёмные бугры, и где-то в глубине, за поворотом, раздавался тяжёлый, быстрый топот лошадей...

- Вы ранены, товарищ?

- Отсекли ухо... кажется...

- Что сделаешь с голыми руками!..

В пустой улице гулко отдалось эхо выстрелов.

- Не устали ещё, - дьяволы!

Молчание. Торопливые шаги. Так странно, что мало звуков и нет движения в этой улице. Отовсюду несётся глухой, влажный гул, - точно море влилось в город.

Где-то близко тихий стон колеблется во тьме... Кто-то бежит и дышит тяжко, прерывисто.

Тревожный вопрос:

- Что, ранен?.. Яков?

- Постой, ничего! - отвечает хриплый голос.

Из-за угла, где скрылись драгуны, снова является толпа и густо, чёрно течёт во всю ширину улицы. Некто, идущий впереди и неотделимый от толпы во тьме, говорит:

- Сегодня с нас взяли кровью обязательство - отныне мы должны быть гражданами.

Нервно всхлипнув, его перебил другой голос:

- Да, - показали себя отцы наши!

И кто-то, угрожая, произнёс:

- Мы не забудем этот день!

Шли быстро, плотной кучей, говорили многие сразу, голоса хаотично сливались в угрюмый, тёмный гул. Порою кто-нибудь, возвысив голос до крика, заглушал на минуту всех.

- Сколько перебито людей!

- За что?

- Нет! Нам невозможно забыть этот день!..

Со стороны раздался надорванный и хриплый возглас, зловещий, как пророчество.

- Забудете, рабы! Что вам - чужая кровь?

- Молчи, Яков...

Стало темнее и тише. Люди шли, оглядываясь в сторону голоса, ворчали.

Из окна дома на улицу осторожно падал жёлтый свет. В пятне его у фонаря были видны двое чёрных людей. Один, сидя на земле, опирался спиной о фонарь, другой, наклонясь над ним, должно быть, хотел поднять его. И снова кто-то из них сказал, глухо и грустно:

- Рабы...

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано отдельным изданием в 1907 году в Берлине издательством И.П.Ладыжникова. В России до революции очерк "9-е января" не издавался, а распространение заграничных изданий этого очерка было запрещено комитетом иностранной цензуры.

Первое описание событий 9-го января, очевидцем и участником которых был М.Горький, содержится в его письме к Е.П.Пешковой, написанном 9-го же января 1905 года. В связи с намечавшимся в России изданием историко-революционного календаря М.Горький по просьбе издателя Гржебина, заказавшего ему в ноябре 1906 г. статью о событиях 9-го января, написал в декабре 1906 г. очерк "9-е января", но опубликовать его в историко-революционном календаре отказался.

В России очерк впервые был напечатан в 1920 году в Петрограде.

Для собрания сочинений в издании "Книга" М.Горький заново правил очерк "9-е января". Правленный автором текст хранится в Архиве А.М.Горького.

В Архиве А.М.Горького хранится также перепечатанный на машинке отрывок из "9-е января", начинающийся словами "...вырывавшегося из рук её". Этот отрывок Горький заново отредактировал в начале 1930-х годов.

Очерк включался во все собрания сочинений, выходившие после Октябрьской революции.

Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издательстве "Книга", с учётом авторских поправок и изменений, внесённых в указанный выше отрывок.