Юрий Нагибин - Бабье царство

...Раннее утро. В прозрачное голубое небо истекают последние дымки спаленных домов. Пожар не вовсе уничтожил деревню. От большей части изб остались либо обгорелые стропила, либо печь - памятник погибшему дому, но кое-где огонь пожрал лишь сарай, лишь крытый двор, пощадив жилое строение, а то и вообще ограничился крышей, крыльцом..

Возле своей дотла сгоревшей избы ведут прощальный разговор Надежда Петровна и Крыченков, одетый по-походному, с вещмешком и при оружии:

- ...и где они его зарыли, ума не приложу. Вишь, не сберегла я тебе сына, даже могилки его не могу показать.

- Зря я вчера тебе помешал!.. - Крыченков заскрипел зубами от боли и ярости. - Рвать их на куски, гадов!.. А ты не казнись, Надь, на тебе вины нету.

Мимо них быстрым шагом прошли деревенские мужики - вчерашние партизаны - в сопровождении плачущих жен.

- Матюш, пора! - крикнули Крыченкову.

- Уже? - помертвела лицом Надежда Петровна.

- Нас всем отрядом в один батальон берут, так и будем своей деревней воевать, - сказал Крыченков и добавил тихо: - Надь, ты прости меня, коли назад не буду.

- Зачем вперед загадывать? На войне никто своей судьбы не знает. Ты вот партизанил, возле смерти ходил, а причина мальчонке нашему вышла.

- Нет, Надя, по моей душе мне выжить нельзя. Я в каждом фрице Колькиного палача вижу.

Надежда Петровна посмотрела мужу в лицо.

- Понимаю тебя. А все-таки буду ждать... Знаешь, Мотя, после Колькиной гибели я чего-то новое в себе чую. Будто ничего для себя во мне не осталось, а все другим принадлежит... Нет, близко, да не то...

- То, - сказал Крыченков, - я понял. Они обнялись и постояли так, молча

- А хорошая была у нас семья!.. - сказал Крыченков и заплакал, и, оттолкнув жену, побежал к площади, где уже строился отряд...

...У колодца-журавля Настеха дает напиться красивому сержанту в танкистском шлеме. За околицей виднеется танк "KB", в открытом люке стоит танкист и смотрит в голубую пустоту неба, населенную одинокой медленной вороной.

- Значит, вы не верите в чувство с первого взгляда? - спрашивает танкист Настеху.

- Ни с первого, ни со второго, ни с третьего, ни с десятого.

- Может, вы вообще не верите в любовь? - испуганно спрашивает танкист.

Он высок, строен, плечист, но при всей своей мужественной стати по-мальчишески наивен, прост, по-телячьи пухлогуб.

- Нешто ты не знаешь? Любовь померла двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года, - со скрытой горечью усмехнулась Настеха - Ее первой же бомбой убили, не то под Одессой, не то под Брестом.

- Это неправда! - как-то слишком горячо для шутливого разговора воскликнул танкист. - Ее не убили. Она пропала без вести, а теперь нашлась.

- Ладно трепаться-то!..

- Меня, например, зовут Костя, - сообщает танкист. - Константин Дмитриевич Лубенцов. Мы россошанские.

- Настя... - неохотно проговорила девушка.

- Конечно, Петриченко?

- Да.. - удивилась Настеха - А вы почем знаете?

- В вашем районе каждый второй Петриченко. Разрешите еще водички?

Настя подымает ведро, танкист пьет, не обращая внимания на то, что вода льется мимо рта, на лицо, шею, за пазуху.

- А вы, значит, к каждой второй подъезжаете? - спросила Настеха.

- Не имеем такой привычки! - серьезно ответил танкист. - Вы разрешите написать вам письмецо в перерыве между боями?

- Пишите, кто вам запрещает...

Подходит Софья и, кивнув танкисту, наклоняет коромысло журавля.

- Я в рассуждении ответа, - поясняет танкист. - Желательно в знак дружбы получить от вас фотографическую карточку.

- Ладно! - вдруг рассердилась Настеха - Отчаливай!

- Я напишу вам, Настя, - уже не искусственно-галантерейным тоном, а просто, тепло, взволнованно сказал танкист. - До свидания после победы. Не забывайте, за ради Бога, одного уважающего вас чудака

И Лубенцов побежал к танку.

- Вот трепач! - пренебрежительно, но и словно бы чуть огорченно произнесла Настеха - "Напишу", "напишу", а даже адреса не взял!

Добежав до околицы, танкист поднял валявшийся в грязи столб с названием деревни, провел рукавом по дощечке, прочел название: "Конопельки", воткнул шест в землю, словно вернув деревне ее имя, и побежал к танку.

- Не такой уж трепач! - Софья посмотрела на подругу и рассмеялась.

Настеха хотела что-то ответить, но тут взревел танк и пошел, пошел, жуя землю гусеницами, унося в проклятое пекло приглянувшегося Насте парня...

...В полусгоревшей, кое-как залатанной избе собрались женщины и старики деревни Конопельки. Сквозь дырявую соломенную крышу просвечивает голубое небо. В дверях, как и на всех сельских сходках, толпятся ребятишки.

За колченогим столом - заведующий сельхозотделом райкома партии Круглов и сухощавая, похожая на классную даму женщина, ее длинный, хрящеватый нос оседлан старомодным пенсне.

Мы попадаем в помещение колхозной конторы вместе с чуть запоздавшими Софьей и Настехой, когда-собрание уже началось. Слово держит Круглов, средних лет человек с серым измученным лицом и несгибающейся в локте левой рукой. На морском кителе - полоски за ранение.

- ..Мы не хотим оказывать на вас давление, товарищи колхозники, но поскольку у вас тут, не в обиду почтенным старичкам, бабье царство, хорошо бы и председателем выбрать женщину.

- Это точно! - подтвердила активная Анна Сергеевна. Баба-председатель нас скорее поймет, да и в баню сможем вместе ходить.

По собранию пробежал смешок. Круглов чуть смутился.

- Давайте серьезнее, товарищи!.. Райком рекомендует на должность председателя товарищ Кидяеву Марту Петровну. Она заведовала парткабинетом в райкоме, хорошо проявила себя в период эвакуации...

- Нам бы, милок, интересней, кабы она себя проявила в период оккупации, - вставила Комариха

Круглов то ли не понял замечания, то ли не захотел понять.

- Это очень развитой, упорно работающий над собой, выдержанный товарищ. Давайте голосовать!

- Постой, милок! - опять высунулась Комариха. - Больно ты быстрый, а у нас ум медленный, земляной.

- Можно? - вскочила Анна Сергеевна. - У нас от колхоза одно прозвание осталось. Да и то не упомню какое: "Заря", "Восход" или, может "Закат"?.. Пускай она выдержанная, развитая, а тут дьявол нужен! Тут такой человек нужен, чтоб нам житья не дал, а поднял дело. Мы согласные. Такой человек у нас есть. Надежда Петровна, от народа прошу тебя: стань нашим председателем!

- Даешь Крыченкову!..

- Надежду Петровну!..

- Это не баба - антонов огонь!.. - послышались возгласы.

Круглов хотел что-то возразить, и тут раздался знакомый, прерывистый, хватающий за сердце вой, звонкий цокот рикошетящих о стены и деревья пулеметных пуль - низко над деревней пролетел, на миг открывшись в прозоре соломенной крыши, немецкий разведывательный самолет и хлестнул очередью.

И по привычке все, кто был в избе, грохнулись на пол: бабы, старики, дети, выдержанная районная деятельница. Лишь Круглов, храня свое мужское и воинское достоинство, не пал на заплеванный пол, а вжался в стену. Да Надежда Петровна осталась на ногах. Лицо ее горело, глаза сверкали. Самолет еще гудел, делая, видимо, разворот, а властный голос Крыченковой превозмог его докучный и страшный гул:

- Встать!.. Не сметь перед фашистом ложиться!.. Встать, не кланяться! Мы тут хозяева!

Первой вскочила Настеха, за ней - Дуняша. Отряхивая подол, поднялась смущенная Анна Сергеевна. Тяжело - с четверенек на карачки - поднялись колхозные деды.

- Слухай, бабы! - кричит Надежда Петровна. - Которая перед немцем валится, та не колхозница. Пусть летает, мы ему хвост перебьем!..

Не глядя друг на дружку, встали остальные бабы. Только бывшая заведующая парткабинетом, не привыкшая к обстрелу, оставалась распростертой на полу, пока Круглов не тронул ее деликатно за плечо.

- Я ж говорю: дьявол она, не баба! - подвела итог происшедшему Анна Сергеевна.

И тут немецкий самолет, сделав новый заход, полил длинной очередью деревню. Но уже ни один человек в избе не кинулся на пол. Иные подняли кверху искаженные ненавистью лица, другие потупили головы, третьи, стиснув зубы, смотрели прямо перед собой.

Замер вдали гул фашистского самолета,

- Надежда Петровна, - добрым голосом сказал Круглов, - как вы относитесь к выдвижению вашей кандидатуры?

- Я хочу быть председателем! - впрямую рубанула Петровна - Я тоже без колхоза жить несогласная. Пусть народ меня слушает, будет у нас колхоз!

Круглов улыбнулся.

- Давайте проголосуем. Кто за Надежду Петровну, прошу поднять руки.

Мгновенно вырос лес рук, Круглов начал считать и бросил:

- И так: видно: избрана единогласно.

Руки опускаются, и тут Круглов начинает смеяться, и смех его подхватывают все колхозники. Опустив .голову, красная от напряжения и боязни, что вдруг да не выберут, Надежда Петровна сама за себя поднимает руку...

...И снова стонет, гудит над деревней чугунное било.

Посреди плошади расстелен брезент, на нем горка зерна, с мешок, не больше, и над жалкой этой горушкой стоит, твердо упираясь ногами в землю, Надежда Петровна. Вокруг - колхозники.