Лев Толстой - Интервью и беседы с Львом Толстым

(* Блок А. Собр. соч.: В 8-ми т. М.-Л., 1962, т. 5, с. 303. *)

А Брюсов рассуждал, едучи на похороны в Ясную Поляну: "Будущие поколения узнают о Толстом многое, чего не знаем мы. Но как они будут завидовать всем, кто имел возможность его видеть, с ним говорить, сколько-нибудь приблизиться к великому человеку, и даже тем, кто, подобно мне, мог собирать сведения о Толстом от знавших его лично! Теперь, когда Толстого нет, мы начинаем понимать, как много значило - быть его современником!" (*)

(* Брюсов В. Я. На похоронах Толстого. Впечатления наблюдения. - В кн.: Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников, т. 2, с. 451. *)

Слова Брюсова помогают лишний раз оценить значение того источника сведений о Толстом, с каким встретится читатель в этой книге. Интервью, беседы, репортажи о Толстом, взятые в целом, предстают как факт общественного сознания, восприятия современниками его личности. Даже принимая в расчет отдельные неточности, приблизительную передачу слов Толстого в иных из этих газетных материалов, мы можем представить себе, что думали, что знали о Толстом из русской прессы его первые читатели. А для историка общественной мысли это в конечном счете явление не менее объективное, чем подлинность поступков и слов Толстого, запечатленных документально.

4

Из разысканных в старых газетах и журналах интервью, бесед с Толстым и репортажей о нем нами отобрано сто шесть. В состав этой книги, ради полноты впечатления, в двух-трех случаях включены материалы, перепечатывавшиеся в сборниках о Толстом в советское время. Но с огромным большинством статей и репортажей наш читатель сможет познакомиться впервые. Отвергнуты и не включены в текст книги явно недостоверные или малосодержательные интервью с Толстым, вызывавшие возражения его самого или его близких, становившиеся предметом полемики в печати. Некоторые беседы с Толстым появлялись в дореволюционных журналах с временным интервалом, иногда спустя несколько лет после имевшей место встречи. Мы включили в книгу те из них, которые отличаются от мемуаров в собственном смысле слова двумя признаками: опубликованы при жизни Толстого (исключение - две последние беседы, напечатанные сразу же после его смерти) и основаны на предварительной документальной записи. В этой книге читатель познакомится с беседами и интервью, напечатанными в русских газетах и журналах. Разысканные нами материалы этого рода, появившиеся в газетах и журналах Америки, Англии, Франции, Италии, Испании, Норвегии, Венгрии, Финляндии, Словакии, Польши, Германии, Японии и других стран, могут составить еще одну книгу примерно такого же объема, как лежащая сейчас перед читателями (*). В настоящее издание включены лишь те из иностранных корреспонденции, которые перепечатывались в России и становились, таким образом, приметой русской общественно-литературной жизни, фактом сознания отечественного читателя.

(* Никоторые материалы этого рода предварительно опубликованы нами в "Литературном наследстве", (М., 1965, т. 75, кн. 2) - "Вблизи Толстого". Корреспонденции Андре Бонье в "Temps" - и журнале "Иностранная литература (1978, No 8) - "Лев Толстой беседует с Америкой". Интервью с Толстым Эндрю Д. Уайта, Джеймса Крилмена, Стивена Бонсла, Генри Джорджа-младшего. *)

Купюры, к которым мы прибегли в ряде случаев, всякий раз отмечая их многоточием в угловых скобках, связаны с устранением повторов в описания дороги к Толстому, его усадьбы и т. п., а также побочных мотивов, не связанных непосредственно с интересующей нас темой. Следует учесть, что корректура в газетах и журналах, конца XIX - начала XX века, в частности провинциальных, велась весьма небрежно, в особенности орфографии и пунктуации оставались на совести издателей. Мы не имели в виду строго унифицировать этот разнобой и лишь исправили явные опечатки, небрежности, обычные в газетном листе, страдающем отсутствием хорошей корректуры. Когда произвол в способах передачи прямой речи, особенностях грамматики и синтаксиса был слишком очевиден, мы позволили себе привести его к современной удобочитаемой норме. Мне остается выразить мою глубокую признательность Николаю Федоровичу Кайдашу, помогавшему мне в библиографических и текстологических разысканиях. Я благодарен также сотрудникам Государственного музея Л. Н. Толстого за их неизменное благожелательство, а Лидии Дмитриевне Опульской и Артуру Федоровичу Ермакову - за ценные советы и замечания на разных этапах этой работы.

Владимир Лакшин

1886

"Исторический вестник". Г. Данилевский. Поездка в Ясную Поляну

(Поместье графа Л. Н. Толстого)

Из письма к редактору: "Вы мне предложили рассказать для читателей "Исторического Вестника" о моем недавнем посещении Ясной Поляны, поместья графа Л. Н. Толстого. Охотно беру из моей записной книжки, относительно этой поездки, то, что вправе был бы, не нарушая чужой скромности, рассказать всякий, посетивший жилище знаменитого отечественного писателя".

Это было минувшею осенью. Стояла теплая, тихая погода. Легкие белые облачка редели и таяли над зелеными холмами, долинами и желтеющими лесами Крапивенского уезда. Тульской губернии. Солнце готовилось выглянуть. Был полдень 22 сентября. Скорый поезд курской дороги, не доезжая Тулы, остановился на две минуты у станции Ясенки. Я вышел из вагона и пересел в тарантас. Каждый, кому дорого имя любимейшего из русских писателей, творца "Войны и мира" и "Анны Карениной", поймет, с каким чувством, получив на пути пригласительную телеграмму (*1*), я ехал навестить хозяина Ясной Поляны. Иностранцы, в особенности англичане, с особенною любовью встречают в печати описания жилищ и домашней обстановки своих писателей, художников, общественных и государственных деятелей. В "Grafic", "Ilustrated London News" и других изданиях давно помещены превосходные фотогравюры и описания деревенских жилищ Тенниссона, Диккенса, Гладстона, Вальтер-Скотта, Коллинза и других. Здесь изображены не только "рабочие кабинеты", "приемные" и "столовые" лучших слуг Англии, но и места их обычных сельских прогулок, скамьи под любимыми деревьями, виды на поля и пруды и проч. Нельзя не пожалеть, что наши художники еще не ознакомили русского общества с видами поместьев Гоголя, Аксаковых, Островского, Хомякова, Григоровича, Фета, Л. Н. Толстого и других. Это в особенности приходит в голову при посещении Ясной Поляны. Едучи в это поместье, я невольно вспомнил и другое обстоятельство, а именно те странные и противоречивые толки и слухи, которые в последнее время возникли о гр. Л. Н. Толстом, не только в обществе, но и в печати. Еще недавно, в изданной весною 1884 года, в пользу литературного фонда, переписке Тургенева, все с недоумением прочли трогательное, предсмертное письмо карандашом автора "Дворянского гнезда" к графу Л. Н. Толстому. Умирающий Тургенев обращался к последнему (в июне 1883 года, из Буживаля) с такими загадочными, последними словами: "Милый и дорогой Лев Николаевич! друг мой, вернитесь к литературной деятельности!.. Друг мой, великий писатель Русской земли, внемлите моей просьбе..." Разнообразные толки и пересуды о графе Л. Н. Толстом, как известно, выросли, наконец, в целые легенды. Иностранная печать подхватила эти толки и пошла еще далее. В одном из выпусков известного парижского журнала "Le Livre" (No 70, 1885 г., стр. 549) под заглавием "Россия" явилось даже такое чудовищное известие: "Уверяют, что граф Лев Николаевич Толстой постигнут умопомешательством и что его должны подвергнуть заключению". В этом известии удостоверяется, между прочим, будто Л. Н. Толстой "бросил перо писателя, чтобы лично заняться усовершенствованием обуви и одежды", и проч., и проч. Нам, русским, не в диковину подобные разглашения о людях, с самостоятельным, сильным умом, переживающих духовную борьбу. "Миллион терзаний" Чацкого кончился известною сценою: "С ума сошел? - А, знаю, помню, слышал! Как мне не знать? Примерный случай вышел... Схватили, в желтый дом и на цепь посадили! - Помилуй! он сейчас здесь в комнате был, тут... - Так с цепи, стало быть, спустили!" Помню, что под впечатлением подобных же ложных толков я ехал когда-то с покойным О. М. Бодянским впервые к Гоголю. Об этом свидании я расскажу в другое время (*2*). Надо надеяться, что известный, острый эпизод с отношениями русской критики пятидесятых годов к Гоголю, по поводу его "Переписки с друзьями" будет когда-нибудь заново пересмотрен и решен другим, более спокойным и беспристрастным составом "присяжных" ценителей. Былые разглашения о Гоголе, как и о Чаадаеве, в сущности та же трагикомедия Чацкого. Неудивительно, что злые пересуды коснулись и современного нам, своеобразного русского писателя.

Резвые, сытые лошадки, погромыхивая бубенцами, весело неслись с холма на холм, между жнивьем и свежих озимей, по которым паслись овцы и скот. - Что это за поселок? - спросил я на пути возницу. - Кочаки. - Помещичий? - Купцы. - А та, вон, вдали, деревня, на взгорье? чей дом за лесом, с зеленою крышей? - Ясная Поляна... дом графа Льва Николаевича. Тарантас, свернув с шоссе, понесся большою дорогой.