Виктор Миняйло - К ясным зорям (К ясным зорям - 2)

И говорят, собираются "хазяи" на совет, обдумывают, какой вред будет им от коммуны. И кто-то приметил, как к тем хозяевам, так сказать куркулям, прошмыгнул как-то Данько Котосмал, и видели, говорят, у него что-то такое, вроде куцака* за поясом, - ой, как бы не застрелил кого да не махнул на Кубань в камыши непролазные...

_______________

* К у ц а к - обрез (укр.).

А еще гомонили: нарубили окаянные парубки колья, как будут, мол, отрезать землю для Половцев, так половецким мужикам головы проломят, чтоб не зарились на чужое добро. А власти, мол, увидят такое, так, должно быть, поступятся коммуной, чтоб хозяев не сердить. А не то - тут тебе и Польша, и Англия, да еще и свои злые мужики...

Я слушал и думал: то ли запугивают, то ли и правда, что кулачье не сложило оружия?..

Неужели наши сельские - Полищук, Безуглый и Коряк - ничего не знают об этих разговорах? А может, если и знают, то не придают им значения провокационные, дескать, слухи?..

Мне уже известно, что на следующей неделе должны прибыть представители половецкой земельной общины и коммуны для определения в натуре новых меж. И меня почему-то очень беспокоит то, что в этот день у нас, в Буках, празднуют "храм". Не перенести ли размежевание на другой день?..

Нет, должно быть, тревога моя напрасна, все мужики, и богатые, и бедные, совсем не вспоминают престольный праздник, и никаких сильных эмоций в их разговорах не замечаю.

Пожалуй, даже лучше будет, если государственной важности дело отвлечет мужиков от непомерного пьянства в религиозный праздник. Так, мне кажется, и рассчитали все до тонкости наши сельские вожаки. Ну что ж, увидим.

Из кооперации хлюпаю по грязи к Балановой хате - как-то там "межевой инженер, господин" Кресанский подготовился к разделу.

Возле повети целая груда двухаршинных дубовых столбов с поперечинами и выжженным государственным гербом на вырезах. Лежат также длинные жерди для вех.

Балан встречает меня с необычной предупредительностью, как старого приятеля. Словно и не он вовсе давал мне короткую отсрочку от смерти "живите покамест".

А черт его знает, что у него на уме... И землемером, кажется, теперь доволен, и не думает вспоминать об испорченных сапогах.

"Господин" Кресанский, как всегда, насмешливый и въедливый.

- М-мда... Вы понимаете что-нибудь в планах? Ах, я и забыл, что вы бывший зауряд-прапорщик!.. Ну, так вот: закрашенное серым - это старый мир корыстолюбия и наживы, индивидуальный сектор; розовое - новый мир м-мда... наша долгожданная коммуна; голубым обозначена площадь, что отойдет половецким князьям, то бишь к трудовому крестьянству села Половцев... Грандиозно?.. А вы говорите - Кресанский ретроград, реакционер, чуть ли не погромщик!.. М-мда...

Ну что ж, ваше верноподданство, свои пуды, самогон и свинину, собранные с мужиков, "заделку", выправленную из казны, вы отработали добросовестно. А теперь мы заставим вас осуществить этот проект в жизни. Дерзайте во имя Революции, если хотите, чтобы вас и в дальнейшем держали на службе!..

Так я говорил ему мысленно. А вслух покровительственно похваливал:

- Ой, что вы, что вы!.. Я уверен, что ваша бравада и фрондерство только скрывают настоящую преданность и любовь к революции!..

- Любовь?.. М-мда... Преданность?.. М-мда... Боюсь, что последняя моя добродетель вскоре выйдет мне боком...

И посмотрел на меня поверх очков. Как-то многозначительно взглянул.

- Вам что-то известно? - спросил я спустя минуту.

- Известно?.. М-мда... Знаю только, что мужик любит бунтовать. Против его императорского величества. Против верховного правителя. Против правителя юга России... Против... м-мда...

- И вы думаете?..

- Ничего не думаю. В воскресенье выходим на натуру устанавливать новые межи. Остальное меня не касается.

На пороге сеней у раскрытой двери стоял Балан и, шевеля усами-вениками, смотрел на затянутое тучами небо. Похоже, что ожидал меня.

- Кхе-кхе... задождило... - И осторожно взял меня за локоть. - С господином землемером беседовали?.. Уж такой умный человек!.. И так за новую власть стоят!.. Говорят - правильная власть... Рабочая и хрестьянская... А я им на это - все мы, дескать, такой властью сильно дюже довольные... Кхе-кхе... Вот и землю, дескать, опять будут делить на души... на коммунию... да на чужие села... А как же, нада!..

- А сапоги?..

Балан только рукой махнул.

- А земелька, что от вас отойдет?..

Балан посмотрел на меня с улыбчатой, смиренной и умной ненавистью, более умной, чем был сам.

- От господа за грехи наши!

Мне подумалось: "Отчего это их обоих - и квартиранта, и хозяина будто подменили? И почему между ними, если судить по балановским словам, вдруг наступило согласие?"

Ничего определенного сообразить не мог, и это еще больше обеспокоило меня.

У ворот долго колебался, куда идти.

Ригора Власовича нашел возле кузни коммуны. Вместе с Коряком и Безуглым рассматривал оба паровых трактора. Один из них - механик уже начал чинить.

Поздоровались.

Сашко и Коряк ответили очень приветливо. Подставляли для пожатия локти - руки в масле. Полищук был чем-то очень опечален и на мое приветствие только обиженно пожевал губами.

- А знаете, как они работают? - хотел просветить меня Коряк, кивнув на тракторы.

- Э-э, видал еще у Бубновского. Один на одном конце гона, а другой на другом. И лебедками тянут на стальных канатах пятикорпусные плуги.

- Эх, люблю башковитых! - незаслуженно похвалил меня механик. - А у нас они заработают - ого!

- Что там у вас? - невесело спросил меня Полищук.

Как-то нерешительно - мне всегда не хватает убежденности в безусловной собственной правоте - я рассказал о своих предчувствиях.

- Похоже, что гидры те, куркульня, стало быть, что-то затевают... И вы правы, Иван Иванович, - этот престольный праздник совсем некстати... Может, запретить бы попу?..

- Нажалуются аж в Харьков. Беды не оберешься... - Это Сашко.

- И не с руки, - покачал головой Коряк. - Скажут: вас трое коммунистов, пять комсомольцев, а не сумели обуздать стихию...

- А если отложить размежевание? - подал я мысль.

- Никак нельзя, Иван Иванович, - возразил Полищук. - Вызвали смежников повестками, да и коммуне нельзя ждать - пора пахать ранние пары.

- А может, обойдется? - оглядел нас всех одним глазом кузнец. Не-ет, братцы мои, побоятся куркули напасть на коммуну! Знают, что советская власть стоит за нее крепко. Покушение на коммуну?! Нет. Не такие уж они дурные.

Долго молчали.

- Ну что ж, пусть только попробуют, живоглоты. - Ригор Власович как бы от нечего делать переложил из кармана в карман наган. - Трижды семь двадцать один. Да еще мой винт с двумя обоймами. Да еще два взяли в милиции. Можно идти в атаку на мировой капитал... А за добрый совет, Иван Иванович, спасибо вам от советской власти, партийной ячейки и комнезама. Не сомневайтесь, будем бдительными. Эх, Иван Иванович, давно вы подошли к партии, а чтоб записаться окончательно - не имеете соображения... Было б нас тогда четверо... Да не стойте на дожде, идите себе к Просине Петровне, а то застудитесь да еще помрете. Кто ж тогда нас учить будет? - и улыбнулся только глазами. - И еще раз, не тревожьтесь, с контрой и стихией мы управимся. - И крепко пожал мне руку.

Намеки наших сельских вожаков на какие-то меры, которые они якобы предпринимают на случай предполагаемого выступления кулаков, не успокоили меня.

Я понимал: если и вправду куркули готовят какую-то гадость, то она в первую очередь будет направлена против коммуны. Хотя и не отметал возможности какого-либо другого маневра, что мог бы навести следствие на ошибочные выводы.

Дома меня ожидала еще одна новость. Ох эти женщины!..

Евфросиния Петровна, оказывается, уже разузнала где-то о причине плохого настроения Ригора.

Полищука готовят в выдвиженцы.

Волостные и уездные начальники убедились, что, несмотря на некоторые административные просчеты, Полищук человек трезвого ума, достаточно хитрый и крутой, когда дело касается его отношения к кулачеству, достаточно тверд в проведении государственной политики, и поэтому решили поставить его на соответствующий пост. А то, что образование у него, мягко говоря, очень "домашнее", решено было - ну, конечно, и записано где-то - послать его на учение.

И еще проведали пронырливые женщины, что Ригор очень хотел остаться малограмотным, но в своем селе, в коммуне и обязательно на рядовой работе.

"Товарищи, дожил я до коммуны, так дайте мне в ней и жить, и умереть!" - так, рассказывают, упрашивал Полищук. Но его не послушали.

"Пожить тебе дадим сколько влезет, - так, мол, ответили ему. - А вот с Буками придется распрощаться, потому как и корней своих там, и семян не оставил".

Это, как понимали женщины, намекали ему, пожалуй, на неудачную любовь к теперешней Ступиной жене, прежней пресвятой деве Ядвиге.

И хотел, говорят, Ригор куда-то жаловаться, но там не испугались и проголосовали единогласно. А когда и это не помогло несдержанному коммунару, предложили... И, говорят, побледнел Ригор и сразу согласился сделать как сказано...