Назия просит обойтись без поминок - Таха Кехар

Он пошел к двери, но вдруг обернулся и улыбнулся ей:

– Нужно быть сильным человеком, чтобы сделать то, что вы сделали сегодня. Было непросто выполнить все просьбы вашей сестры – особенно когда ваша экономка постоянно пыталась вмешаться.

Наурин негромко рассмеялась, стирая слезы.

– Как видите, надежную прислугу очень сложно найти, – сказала она, легонько касаясь кожи платочком.

– Мне пора, – произнес он, игнорируя ее комментарий. – До Азизабада путь неблизкий.

Наурин тут же поднялась со стула и подошла, чтобы пожать ему руку.

– До свидания, Салман-сахиб. Спасибо за помощь. Я обязательно позвоню вам, если решу пройти гипнотерапию.

* * *

Парвин Шах никогда не ложилась спать, не взяв с полки книгу и не полистав ее хотя бы час перед сном. И хотя она была ужасно вымотана после долгого дня, ей оказалось сложно изменить этому ритуалу. Но, уютно устроившись под тонким одеялом в комнате, обдуваемой кондиционером, она решила, что слишком устала, чтобы идти к книжному шкафу в гостиной. Впервые за долгое время она ночевала в доме одна. Теперь, когда Сабин уехала, Парвин поняла, что ее присутствие – пусть и доставлявшее ей неудобства – заполняло дыру в ее жизни, избавляло от чувства одиночества.

Не желая ложиться спать, не прочитав хоть что-нибудь, Парвин с нетерпением разорвала конверт и взялась за письмо Назии дрожащими руками. Она зажгла настольную лампу и принялась читать.

«Я должна извиниться за то, что обманула вас. Как вы все уже поняли, в конвертах, которые Нури вручила вам за прохождение гипнотерапии с Салманом Нарангом, нет никаких денег. Большинство из вас, вероятно, чувствуют себя облапошенными, потому что ожидали найти в этом конверте чек или несколько наличных купюр. Но у меня не было выбора. Никто из вас не согласился бы на гипнотерапию, если бы я вас чем-нибудь не мотивировала.

Тем не менее я должна поблагодарить вас всех за то, что вы сделали это для меня. После инсульта я осознала, что жизнь скоротечна – у любой истории есть конец. Моя жизнь – история со множеством рассказчиков, и у каждого свое мнение о том, что в ней важно, а что нет. Вы все – рассказчики моей истории. Вы либо наблюдали со стороны, как я совершала ошибки, либо напрямую пострадали от моих злодеяний. Я хотела, чтобы каждый из вас поделился своей правдой, ложью и сомнениями, чтобы вы смогли вычеркнуть их из памяти и исцелить старые раны. В то же время я хотела, чтобы вы поняли, что каждый из вас видел версию меня, в которой не было фальши. Я была искренна с каждым из вас, даже когда вы причиняли мне вред. Для большинства из вас мои решения остались загадкой. Но для тех, кто понимал мои мотивации, они ясны как день.

Чтобы начать исцеление, необходимо вспомнить. После сеанса с Салманом большинство из вас, вероятно, скажут, что не помнят ничего из того, что происходило, пока вы были в трансе. Это ложь, потому что такое происходит только в спектаклях и фильмах. Каждый из вас прекрасно помнит, что говорил под гипнозом, даже если и хочет это забыть. Вероятно, вы заметили, как изменилось после этого ваше поведение, и, возможно, у вас уйдет время на то, чтобы принять эти перемены. Но это сделает вас еще на шаг ближе к пониманию собственной боли – и, как следствие, моей.

Многие из вас уклонялись от вопросов или лгали Салману. Я понимаю, почему вы так поступали. Вы не приносили присяги, так что никто не призовет вас к ответственности за небылицы, которые вы наплели. Гипноз не умеет распознавать ложь. Если вы искусно сплетаете «факты», нет никакой возможности их проверить. И все же в каждой вашей лжи всегда было какое-то подобие правды – даже в самой-самой отвратительной. Я уважаю вашу ложь, потому что она несет в себе правду о том, как вас ранили мои промахи.

Прощаясь с вами навсегда, я хотела бы, чтобы вы все постепенно забыли меня и вовсю наслаждались теми отношениями, которые вам удалось наладить в этот вечер. Мне любопытно: случилось бы это, если бы я решила устроить нормальные поминки, где люди бесцельно льют слезы, вместо того чтобы говорить друг с другом о проблемах и боли, которые их разлучили? Полагаю, все вы что-то выиграли от того, что попрощались со мной не так, как это обычно происходит.

Назия Сами»

Дочитав письмо, Парвин аккуратно сложила его и убрала обратно в конверт. Она улыбнулась, выключая лампу, поправила подушку на матрасе и опустила голову на шелковую наволочку. Пока ровный свет уличных фонарей убаюкивал ее, Пино мысленно сделала себе заметку позвонить завтра Сабин и извиниться за свои ошибки. Она сделает это сразу после того, как вернется с кладбища Гизри, где встретится с Назией еще один, последний, раз. Но сейчас она позволит себе уснуть, пока воспоминания о травмирующих событиях и шокирующих откровениях дня не наградили ее бессонницей до рассвета.

* * *

Следующим утром Наурин сидела в плетеном кресле в саду и разглядывала бугенвиллею; в ее зубах была сигарета.

Асфанд вышел в сад, балансируя небольшим подносом, где теснились две чашки чая и полная сахарница.

– Сабин еще спит, – сказал он, рассеянно ставя поднос на стол. – Так что, видимо, будем только мы с тобой.

Наурин отозвалась на это кивком, не сводя глаз с бугенвиллеи.

– Вайзе, думаю мы сможем привыкнуть к жизни без прислуги, – добавил он, размешивая ложечку сахара в чае жены. – Нури! – ахнул он, заметив наконец сигарету у нее во рту. – Сколько раз тебе говорить, не делай этого!

Наурин обернулась к нему и выпустила несколько колец дыма, которые поплыли у нее над головой.

– Не разрешай садовнику срезать бугенвиллею, – сказала она. – Я знаю, ты хочешь ее убрать – теперь, когда ее не стало. Но пусть лоза остается на месте.

Асфанд кивнул и молча отпил из чашки.

– Я хотела, чтобы близнецы выжили, – вдруг произнесла Наурин. – Я их любила. После того как мы их потеряли, я не могла представить, как я полюблю другого ребенка. Я боялась, что новый малыш заберет боль из моего сердца, но ведь эта боль связывала меня с близнецами: это была моя любовь к ним. Кажется, я лишила нас шанса на счастье. – Она замолчала и тихонько простонала: – Я не мешала твоему роману с сестрой, потому что знала, как