Борис Можаев - Полтора квадратных метра

- Ну, ладно...

Парфенов так и пошел в мокрых кальсонах и в исподней рубахе к телефону.

- Что случилось? - строго спросил он в трубку.

- А кто со мной разговаривает? - донеслось с другого конца.

- Ну я, участковый Парфенов.

- Товарищ участковый уполномоченный, вы там рыбку в пруде ловите, а здесь смертоубийство готовится.

- Какое смертоубийство?

- С топором в руках... Чиженок ломится ко мне в дверь, то есть к Полубояринову.

- Как ломится?

- Ну так... Топором грозится.

- А что, дверь попортил?

- Всю дерматиновую обшивку изрезал.

- А дверное полотно не изрубил?

- Нет... Только, говорит, выломлю дверь и головы порублю.

- Ну, за слова не привлечешь. А за то, что дерматин порезал, наутро оштрафуем. Так и передайте ему. А если дверное полотно изрубит, посадим на пятнадцать суток...

- Дак вы заберите его!

- Пока еще не имею права.

- А тогда поздно будет.

- Товарищ Полубояринов, не торопите события и не подстегивайте милицию. Мы сами знаем, что надо...

Когда лейтенант Парфенов вернулся на берег пруда, капитан Стенин уже раздувал костер, а Дезертир в одних кальсонах чистил рыбу. На кольях у костра были напялены его штаны и рубаха.

6

Рано утром Павел Семенович подал жалобу начальнику милиции: "В ночь с 19 августа на 20 наш сосед Чиженок, будучи выпивши, при подстрекательстве своей жены, стал с угрозами посредством топора ломиться в нашу квартиру. Это продолжалось с 22 часов до трех часов ночи, пока он не уснул в коридоре.

Мы неоднократно вызывали по телефону с квартиры милицию, но ответственный дежурный тов. Парфенов не пожелал оказать помощь - вел себя как безответственный..."

Начальник милиции Абрамов вызвал капитана Стенина и приказал ему разобраться. Но Стенин сначала сходил к Парфенову договориться:

- Что сказать, Вась? Был ты в пожарке или не был?

- Не знаю, что и сказать, - ответил Парфенов.

- Скажи, что сторож вызывал. В совхозный сад... Мол, нападение было.

- Дак его предупредить надо, сторожа-то. А то вдруг спросят? Как-то неудобно.

- Пошли к нему в сад... Вот и предупредим, договоримся. И опохмелиться надо. Не то у меня с утра голова трещит. Кстати, с тебя положено. Ты же проштрафился.

Прихватили поллитру и пошли в совхозный сад.

Сад был большой, с конца на конец кричать - не докричишься. С двух сторон стоял высокий забор из колючей проволоки, что твоя военная преграда. А со стороны реки и Малинового оврага ограда была старая, дырявая. Лазили в сад все кому не лень. Сторож дед Иван по прозвищу Мурей жил в шалаше на высоком речном откосе с черным мохнатым кобелем Полканом. Когда ночью Полкан подымал тревогу, Мурей высовывал из шалаша ружье и палил в небо: "Бах-бах!" Если Полкан умолкал, дед ложился спать. Спал он, можно сказать, и днем и ночью. "Сон - дело божеское, - говаривал дед Иван, - только во сне человек не грешит". Был он добрый и приветливый - всех, кто ни заходил днем, угощал яблоками и медом.

- Чего ж ты ночью стреляешь, а днем привечаешь? - спрашивали его.

- Ночей я на службе, а днем сам по себе.

- Дед, это ты за казенный счет доброту проявляешь, - скажет иной ревнитель общественного добра.

А дед ему:

- Все мы казенные. Ешь, пока живой, а умрешь - самого тебя съедят.

Днем ходило в сад великое множество охотников до выпивки - благо что закуска даровая и природа располагала. Отчего же не выпить? Красота и спокойствие. Днем даже Полкан не лаял, лежал возле шалаша и хлопал на пришельцев сонными глазами.

Стенин и Парфенов не застали в шалаше деда Ивана; в изголовье стоял кованый сундук с посудой и харчем, над ним висело ружье, ватола полосатая валялась, шинель вместо одеяла и подушка... А на постели лежал Полкан и сумрачно хлопал глазами.

- А где хозяин? - спросил Стенин, заглядывая в шалаш.

- Р-р-р-ры...

- Ишь ты, какой заносчивый, - сказал Стенин, пятясь на карачках. Давай покричим.

- Дед Ива-а-а-н! - заорали они в два горла. - А-а-ан!

Тишина.

- Вроде бы от Пескаревки дымком потягивает, - сказал Стенин, глядя в дальний конец сада, пропадавший в распадке.

- Вроде бы, - согласился Парфенов.

- Пошли туда!

Деда Ивана нашли они на берегу речушки Пескаревки, впадавшей в Прокошу. Он сидел у костра вместе с самым главным виновником - Чиженком. Заметив блюстителей порядка, Чиженок поспешно встал и начал быстро подбирать что-то белое возле костра. Это нечто белое оказалось куриными перьями, а в котелке варилась курица.

- Понятно, - сказал Стенин, заглядывая в котелок. - Божий промысел налажен.

Дед Иван спокойно покуривал, глядя в костер, а Чиженок, сжав в кулаке перья, заложил руки за спину и воровато поглядывал на начальство.

- Ну, чего уставился? - сказал ему Стенин. - Иль долго не виделись в наших номерах?

- Нет, я еще не соскучился, - ухмыльнулся Чиженок.

- Ты что там ночью натворил? - строго спросил его Парфенов.

- Я? Я спал, ничего не помню.

- А кто дерматин на дверях порезал?

- На каких дверях?

- У Полубояриновых.

- Не знаю.

- А как сюда курица попала, ты, наверное, тоже не знаешь? - спросил Стенин.

- А может быть, это петух? - сказал Чиженок.

- Видал? Он еще шутит, - обернулся Стенин к Парфенову.

- А вот я на него протокол составлю и на пятнадцать суток посажу, сказал Парфенов.

- Было бы за что...

- Разберемся. Найдем на тебя статью. А теперь ступай домой и сиди жди, - приказал Стенин.

- Кого мне ждать?

- Обстоятельства выяснять будем... В присутствии свидетелей, - сказал Парфенов. - Остальных предупреди, чтоб никуда не уходили.

Чиженок поглядел с тоской на курицу, потянул ноздрями воздух и, тяжело волоча ноги, пошел прочь.

- На дармовщину-то все охочи, - проворчал он.

- А ты поговори у меня! - крикнул ему вслед Стенин.

Домой пришел Чиженок и злой и голодный.

Возле водозаборной колонки стояли с ведрами старуха Урожайкина и Елена Александровна и о чем-то тараторили. Но, увидев Чиженка, сразу умолкли.

- Ну, что пригорюнились, девицы красные? - спросил он, подходя к ним кошачьей походкой. - Вы же в два голоса пели... Дустом!

- Ступай, ступай своей дорогой, - сказала Елена Александровна.

- Что ж ты меня на чай не приглашаешь? Или варенье кончилось?

- Много вас, любителей сладкого.

- Ага... Много, значит? Выходит, я из иных-протчих? Нечаянно попал к тебе, да?

- А может, и с целью, - усмехнулась Елена Александровна.

- Это с какой же целью? Уж не воровства ли?

- Тебе лучше знать. Ты же специалист по этому делу.

- А ты знаешь, что за клевету бьют и плакать не велят?

- Только попробуй... Тронь попробуй!

- А вот и попробую.

Чиженок с маху ударил ее по уху.

- Ой-ой! Мать Мария, Мать Мария! - закричала Елена Александровна.

Но Мать Мария разом отвернулась к колонке и загремела ведрами.

- Злодей, злодей! - Елена Александровна схватилась за ухо и побежала домой. - Я сейчас же соберусь и в милицию! - кричала она из комнаты. Тебе найдут там местечко.

- Нет, врешь! Я тебе сам гауптвахту устрою...

Чиженок бросился домой, взял молоток и пару шестидюймовых гвоздей.

- Ты меня в окно зазывала? Да! - кричал он в коридоре. - Вот теперь сама попрыгай через окошко.

Хакая, с оттяжкой он стал молотить по гвоздям, заколачивая ими дверь Елены Александровны.

- На помощь! Ка-ра-ул! Сосед, помоги! - кричала она и стучала кулаками в стенку к Полубояриновым.

Но там ни одна половица не скрипнула.

- Павел Семенович, Павел Семенович, помогите-е!

Ни отзвука, ни шороха...

- Ах, будьте вы прокляты! Это все из-за вас... Из-за вашей двери. Я на всех напишу. На всех!

Чиженок, заколотив дверь, постоял несколько минут с молотком - не выйдет ли Полубояринов? Потом крикнул:

- Кто сунется к двери, молотком башку расшибу! - и ушел.

Елена Александровна заметалась по комнате, заламывая руки и восклицая:

- Это насилие над судьбой человека. Нет, я лучше умру, но не сдамся.

Она растворила окно и посмотрела вниз, как в колодец, наваливаясь грудью на подоконник. Никогда еще ей не казалась земля столь пугающе далекой. Под самыми окнами, словно часовой, прохаживался петух; он наклонял голову набок и глядел на нее круглым быстрым глазом, будто подмаргивая ей: не бойся, мол, сигай ко мне!

Елена Александровна прикинула - до земли ей не достать, если даже спуститься на руках и стать на цыпочки. Но до выступа фундамента она, пожалуй, дотянется... А там и спрыгнуть можно.

Она села на подоконник, свесила ноги - нет, далеко. Обернулась, грузно легла на живот и стала потихонечку спускаться вниз. Но вдруг она почувствовала, что юбка и комбинация ползут куда-то вверх к подбородку. Только тут она заметила, что зацепилась подолом за пробой; попробовала подтянуться на руках - не вышло. Поболтала ногами - далеко ли до фундамента? Не достала... Юбка врезалась ей в ляжки и натянулась, как барабан, стукни - забубнит. Елена Александровна будто надсела, надавила задом, юбка с треском разорвалась, и она облегченно почувствовала - летит.