Михаил Анчаров - Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь

- А обыватели - это кто?

- А я не знаю… Мы, наверно…

Одно слово - Нюра. Вот и весь сказ.

- Магазин закрывается, - сказал масляный мужчина в синем берете и желтом фартуке и посмотрел Нюре на шею.

Нюра мигнула.

Почему люди живут, Сапожников знал. Потому что их рожают. Почему люди помирают, Сапожников тоже знал - испекла бабушка колобок, а он возьми и укатись. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, серый волк, и подавно удеру. А потом приходит смерть, лисичка-сестричка, - ам, и нет колобка. А вот зачем люди живут и помирают, для чего - Сапожников не знал. Спросил он как-то много лет спустя у Дунаева, а тот ответил: "Для удовольствия".

Но Сапожников не поверил. Уж больно прост показался ответ. А главное, не универсален. Для чьего удовольствия? Для своего? Так ведь начнешь на ноги наступать и локтями отмахиваться. Сапожникову тогда еще непонятно было, что можно для своего же именно удовольствия людям на ноги не наступать и локтями не отмахиваться.

Мать Сапожникова с сыном в Москву уехали. Они уехали в Москву из Калязина потому, что для этого не было никаких причин.

Постоял Сапожников у холодной кафельной печки, что мерцала в углу в пасмурный калязинский вечер, потом обернулся и видит - мама сидит на сундуке с недоеденным молью черкесом и на Сапожникова смотрит. Сапожников тогда сказал:

- Ма… уедем отсюда? В Москву поедем…

И мама кивнула. А Сапожников понял, что это он не сам сказал, это мама ему велела молча.

Сапожников потом спросил у Дунаева:

- Как ты думаешь… зачем вот мы тогда все бросили? Зачем в Москву приехали?

А Дунаев ответил:

- За песнями.

Ну вот, а тогда Сапожников вернулся из новмагазина и сказал:

- А что такое обыватели?

Мама ответила:

- А помнишь, как нам хорошо было в Калязине? Помнишь, какая печка была кафельная - летом холодная, а зимой горячая-горячая? Я любила к ней спиной прислоняться. А помнишь Мушку, собачку нашу? Это теперь называется - обыватели.

- А обывателем быть стыдно? - спросил Сапожников.

Мама не ответила.

Сапожниковы как приехали в Москву, так и поселились у дунаевской родни в мезонине. Мезонин был большой. Там еще, кроме Сапожниковых, жил бедный следователь Карлуша и его сын Янис, а внизу вся орава Дунаевых. Потом переехали жить на Большую Семеновскую, в двухэтажные термолитовые дома, возле парикмахерской, и новмагазин рядом. Когда эти дома построили, их сразу стали называть "дерьмолиповыми", а ведь и до сих пор стоят.

А потом, через много лет, мама сказала:

- Ты ошибся, Карлуша был не следователь. Он был ткач, мастер ткацкого дела.

Просто его часто вызывали для судебной экспертизы. А помнишь Агрария? Вы с ним валялись на берегу, а жена его купалась. Она купалась совершенно голая, без бюстгальтера и трусов. Лицо у нее было старое, а тело розовое, как у девочки.

- Ма, а помнишь, ты рассказывала про купцова сына, который наш дом поджег, а мы потом в ихний дом въехали? - спросил Сапожников.

- А как же, - сказала мать. - Это была классовая борьба. Борьба классов.

- Ну, не только классов, - сказал Сапожников. - Он был сам сволочь. Ни один класс от личного сволочизма не гарантирует.

- Не говори так. Это не принято.

- Ма, обывателем быть стыдно? - повторил свой вопрос Сапожников.

- А чего стыдного? Путают обывателя с мещанином, вот и весь стыд. Мещанин лижет руки сильному, а слабого топчет. Обыватель - это как старица. Помнишь старицу?..

Старица. Это когда река разлилась, а потом сошла вода с луговины, а в углублении осталась. До следующего половодья. Это называется - старица.

Стало быть, вода обновляется раз в сезон. И старица живет от половодья до половодья, в бурной смене событий, и в промежутке у нее есть время подумать не на бегу. Хорошо это или плохо? А никак. И то нужно, и другое. Потому что и реку, и старицу, и все остальное несет река времени. Общая река. Тоже делает витки вместе со своими водоворотами, то есть отдельными телами, которые и есть эти водовороты. Времявороты, точнее сказать. Каждое тело на свете - это времяворот, большой или маленький.

А у Дунаева опять Нюру увели.

- Вернется, - сказал Дунаев, как про корову.

Действительно, вернулась. И стали жить дальше. А что ж удивительного? Около Нюры мужики дурели. Еще пока она ходит или сидит, то все еще туда-сюда. А как нагнется за чем-нибудь, с полу чего-нибудь подобрать или мало ли зачем, - то все, конец. Лепетать начинают, молоть что ни попадя. Дунаев видит - дело плохо - и скажет:

- Мне завтра вставать рано.

Гости и расходятся утихать по домам.

Сказано - все счастливые семьи счастливы одинаково, и тем как бы принизили счастливые семьи. Потому что одинаковость - это неодушевленный стандарт. А кому охота считаться неодушевленным? А ведь это для несчастливых счастливые семьи как кочки на болоте, для человека утопающего всякая кочка издали на диво хороша. И выходит, что они только для утопающего одинаковые, а сами-то для себя все кочки разные.

- Мораль тут ни при чем, - сказала мама Дунаеву. - Нюра - случай особый… Вам хорошо, и слава богу.

- Каждый случай особый, - сказал Дунаев.

- Я с вами согласна, - ответила мама.

Мама вышла из сеней на лестницу, где Сапожников тупо смотрел на велосипедный насос, который ему починил Дунаев, и думал: а что внутри насоса делается, когда поршень вытягиваешь, а новому воздуху всосаться не даешь, если, конечно, дырку пальцем не зажать? Говорят, воздух разрежается. А почему тогда, если поршень отпустить, его обратно как резиной тянет?

- Пошли, домой, сынок… Нам пора, - сказала, мама. - Уроки надо делать. Ты учись хорошо. А то нас с тобой завуч не любит.

- Ладно, - сказал Сапожников.

- А ты когда в Калязин в зимний лагерь поедешь, ничего бабушке про Нюру не рассказывай.

- Ладно, - сказал Сапожников.

В то время, в школе к Сапожникову относились сдержанно. Это потом к нему стали хорошо относиться. Когда ему уже на это наплевать было, а тогда нет, путано складывались у него отношения в школе.

В классе как привыкли? Либо ты свой, и тогда ты как все и подчиняешься правилам неписаным, но жестким. Либо ты сам эти правила устанавливаешь, и тогда все тебе подчиняются, и тогда ты лидер и, будьте ласковы - что ты сказал, то и закон. В первых классах кто лидер? У кого за спиной компания на улице, шарага или двор сильный. В средних классах - кто самый отчаянный. Ну, а в последних классах лидер - это кто самый хитрый, кто хорошо питается и умеет слова говорить.

А Сапожников всю дорогу, хотя сам правил не устанавливал, но и подчиняться не собирался.

Пришел он сразу в третий класс, а портфеля у него нет. Мама ему для учебников отцовскую охотничью сумку приспособила, кожаную. Хотела, патронташ отпороть - Сапожников не дал. Сказал, что будет туда карандаши вставлять. Сразу, конечно, в классе смех. Шишкин сказал:

- Дай сумку, дамочка.

- На, - сказал Сапожников.

Шишкин сумку за ремень схватил и над головой крутит. Все в хохот. Учитель входит в класс:

- В чем дело? Все по местам.

На большой перемене Сапожников завтрак достал - два куска булки, а внутри яичница, белые лохмотья. Шишкин сказал:

- Ну-ка дай.

- На, - сказал Сапожников и отдал завтрак. Ну, все сразу поняли - телок. Шишкин откусил, пожевал и сказал:

- Без масла сухо.

И через весь класс шарах бутерброд, об стенку возле классной доски. Все смотрят.

Сапожников пошел за бутербродом, нагнулся, а ему пенделя. Но он все же на ногах устоял, бутерброд поднял, яичницу, обкусанную шишкинскими зубами, двумя пальцами взял, в фанерный ящик - урну выкинул, а, хлеб сложил и к Шишкину вернулся.

- Попроси, прощенья, - сказал Сапожников.

Все смотрят.

- Я? - спросил Шишкин.

- Ты.

Шишкин ему еще пенделя. Учитель в класс входит:

- В чем дело? Все по местам.

Следующая перемена короткая. Сапожников вытащил обкусанный хлеб, подошел к Шишкину:

- Попроси прощенья.

- Ну, ты… - сказал Шишкин и опять ему пенделя.

- Попроси прощенья, - сказал Сапожников.

Шишкин взял у него хлеб и опять в стенку запустил, как раз когда учитель, входил и все видел.

- В чем дело? По местам. Шишкин, а ну подними хлеб.

Шишкин пошел поднимать хлеб, Сапожников за ним. Когда Шишкин нагнулся, Сапожников ему пенделя. При учителе. Шишкин выпрямился, а Сапожников у него хлеб из руки взял.

- Шишкин, на место, - сказал учитель. - А ты откуда взялся? Я тебя не знаю!

- Из Калязина, - сказал Сапожников.

- А-а, новенький… Плохо начинаешь, - сказал учитель. - На место.

Сапожников весь урок старательно писал арифметику. На другой переменке Шишкин убежал.

На следующее утро Сапожникову дали в глаз перед самой школой - двое подошли и сделали ему синяк. На уроке Шишкин смотрел на доску и улыбался. На переменке Сапожников достал вчерашний хлеб и подошел к Шишкину.