Николай Пирогов - Севастопольские письма и воспоминания

Генерал-штаб-доктором действующей армии в Крыму состоял Шрейбер, который раньше был врачом в Чугуевском военном поселении, основанном Аракчеевым и руководимом по его "заветам".); до того, как будто и войны не было; не заготовили ни белья для раненых, ни транспортных средств и, когда вдруг к прежним раненым прихлынуло 6000 новых, то не знали, что и начать.

За кого же считают солдата? Кто будет хорошо драться, когда он убежден, что раненого его бросят, как собаку. Наведавшись о здоровье Сузы, (С. А. Суза - племянница А. С. Меншикова) главнокомандующий спросил и о сестрах милосердия:

- Будет ли-с толк от них? Чтобы не сделать-с после еще 3-го сифилитического отделения в госпитале-с.

- Не знаю, ваша светлость,- отвечал я,- все будет зависеть от личности женщин, которые будут выбраны.

Мысль учреждения, очевидно, хороша и уже практически применена; остается знать, как удастся применение у нас.

- Да-с, правда, и у нас теперь какая-то Дарья (Дарья Александровна-дочь матроса, знаменитая своим самоотверженным, бескорыстным служением больным и раненым в Крымской войне. Оставшись 15-ти лет круглой сиротой, зарабатывала на жизнь стиркой белья. После высадки неприятеля в Евпатории отправилась вслед за нашими войсками к р. Альме. "Когда войска наши, потеряв сражение 8 сентября, возвращались после продолжительной и упорной битвы обратно к Севастополю изнуренными, обессиленными физически и морально, со множеством раненых и изувеченных, истекавших кровью", Дарья "обратилась в сестру милосердия и принялась безвозмездно помогать страдальцам. К счастью, нашелся в ее повозке и уксус, и кое-какое тряпье, которое употребила она для перевязки ран... Проходившие мимо нее команды с ранеными являлись к ней, как на перевязочный пункт за помощью, и только тогда прекратилось пособие, когда израсходовались у нее все заготовленные запасы. Таким образом повозка Даши была первым по приходе неприятеля в Крым перевязочным пунктом, а сама она первою сестрой милосердия. Такой человеколюбивый поступок простой девушки на другой же день разнесся по всему Севастополю, стал известен в столицах... Бедная наша сиротка, без роду и племени, из простой Даши сделалась теперь Дарьей Александровной и достойно награждена... Чуткие к патриотическим подвигам наши севастопольские дамы во время бомбардирования города последовали примеру Дарьи Александровой, и многие из них до приезда из Петербурга сестер Крестовоздвиженской общины занимались перевязкою ран в госпиталях и не малую приносили пользу раненым" (Ульрихсон, стр. 114 и сл.).

После войны Дарья вышла замуж за отставного матроса и поселилась в Николаеве. При выходе замуж получила в приданое 1000 р. За деятельность на пользу армии награждена золотой медалью (А. Ф. Погосский, стр. 405 и сл.), говорят, очень много-с помогала-с и даже сама перевязывала-с раненых под Альмой... А что? вы уже приютились?

- Мне уже отвели квартиру, ваша светлость, лучше вашей.

- Хи, хи, хи, хи,- судорожно произнесенное, но с некоторым удовольствием. После этого он начал разбирать кучу писем от пленных, и я, спросив его из учтивости,- признаюсь, не из участия,- о состоянии его здоровья, счел за нужное убраться поскорее из жарко-нажарко натопленной лачужки, встал и откланялся.

- Прощайте-с, мы близко здесь живем друг возле друга-с,- и опять принужденно судорожное: хи, хи, хи...

Так окончилось свидание с провидением Севастополя. Что же это такое? Пуф или правда? Что значит это уединение, это притворное спартанство? К чему жить в лачужке и хвастаться еще этим, когда можно бы жить и в городе и в батарее, где мы теперь живем. Что значит это смирение, эта тихая, прерывистая речь?

По дороге в Севастополь я познакомился с двумя партиями, одна укоряет главнокомандующего, что он не обращает ни малейшего внимания на административную часть, имея в виду только одну стратегическую; к другой принадлежал именно Апраксин, который называл себя дураком за то, что он, оставив жену и детей, вступил опять в службу, и оконтуженный возвращался восвояси.

Апраксин, как кажется, добрый и честный парень, утверждал, что гений Меншикова в тайне приготовляет огромные планы, что это - величайший полководец, знающий все глубины человеческого сердца, что он один только может спасти Севастополь и что без него все потеряно. Приехав в Севастополь, я, за исключением д-ра Таубе, который nolens-volens (Волей-неволей) должен все хвалить в своем пациенте, кроме его привязанности к Радемахеру, Распайлю и атомистике (Иог.-Г. Радемахер (1772-1849)-немецкий врач-мистик, противник научной медицины, основатель так называемой "здравомыслящей опытной терапии", которую выводил из алхимии; имел много последователей в кругах аристократии.

Фр.-В. Распайль (1794-1878)-французский химик и врач, изобретатель курьезной лечебной системы, заключавшейся в применении камфоры, которая является якобы радикальным целебным средством от всех болезней. Р. был также деятельным участником июльской революции 1830 г. и всех последующих; много сидел в тюрьмах; выпустил впоследствии двухтомное сочинение о преобразовании системы наказаний. О нем: у Герцена- в "Письмах из Франции и Италии", в книге "С того берега" и в других произведениях; у Маркса-в "Классовой борьбе во Франции" и в переписке.

"Атомистика" - лженаучная система лечения, изобретенная лейб-медиком

Николая I, М. Мандтом (1800-1858). В ней было кое-что от гомеопатии; М. также применял лекарства в очень малых дозах. М. утверждал, что некоторые лекарства, как, например, цинковая мазь, от продолжительного растирания приобретают особенную силу. М. изложил свою атомистическую систему в немецкой брошюре о лечении холеры. Николай I велел издать эту брошюру в русском переводе и разослать во все военные госпитали для руководства. Военным врачам приказано было иметь всегда при себе сумки с лекарствами М.; о присылке лекарств М. в Севастополь - дальше. Рассказ П. о том, как М. попал в лейб-медики царя - дальше; и о роли М. в смерти Николая I (там же - о дальнейшей судьбе "атомистики", об участии П. в ее упразднении), узнал только одну партию: ненавистников, к которой незаметно перешел я и сам, посетив бахчисарайский и севастопольский военно-временные госпитали.

Главная квартира, тихая и безмолвная, как могила,- это уже, что ни говори, не по-русски, да и к чему? Людям, у которых жизнь на волоске, скучать вредно. Беззаботность об участи солдат (которых он, говорят, ругает напропалую) и явственное пренебрежение ко всему, что греет и живит, не может привлечь сердца. Возможно ли, чтобы главнокомандующий ни разу не пришел в госпиталь к солдатам, ни разу не сказал радушного слова тем, которые лезли на смерть?

Я видел на Кавказе, что Воронцов (Мих. Сем. Воронцов (1782-1856)-участник Отечественной войны 1812 г. П. видел его на Кавказе во время своей поездки в 1847 г. в действующую армию, где впервые в мире применял на полях сражения эфир как обезболивающее средство при лечении раненых.) приходил сам к раненым, раздавал им деньги, награды, а Меншиков приезжал только однажды в госпиталь к генералу Вильбуа и не пришел взглянуть, как лежали на нарах скученные, замаранные, полусгнившие легионы, высланные на смерть.

Время покажет, что такое Меншиков, как полководец; но, если даже он и защитит Севастополь, то я не припишу ему никогда этой заслуги. Он не может или не хочет сочувствовать солдатам,- он плохой Цезарь. Он хочет свои недостатки прикрыть мистическим молчанием и притворным спартанством; но навряд ли многих надует. Дай бог, чтобы все это было неправда, чтобы Меншиков сделался, действительно, великим мужем в истории. Я этого ему от души желаю, потому что желаю видеть Севастополь в наших руках; но то верно, что солдаты не знают своего полководца, полководец не заботится о солдатах. ("Меншиков нелюбим, как говорят, в войске, именно потому, что неприветлив: осматривая войска, проезжая мимо их, он ни слова не обращает к ним, и они этим обижаются" (В. С. Аксакова. Запись 25 ноября 1854 г., стр. 12).

В двух комнатах, отведенных нам в батарее, нас поместилось четверо, а потом, через девять дней, когда приехало еще четверо врачей, и они все поместились тут же; от этого наша квартира сделалась похожею на Нижегородскую ярмарку. По утру мы все выезжаем гуртом на казацких лошадях, прикомандированных к нам начальником штаба, вечером собираемся вместе. 12 дней в Севастополе прошли один, как другой; только три раза удалось побывать мне в самом городе, переехав на ялике Нахимова; (П. глубоко уважал знаменитого русского флотоводца-патриота П. С. Нахимова (1803-1855), был с ним в близких дружеских отношениях.) два раза я был в Дворянском собрании, в котором теперь устроен перевязочный пункт; в танцевальной зале лежат на полу человек двадцать раненых, в биллиардной делаются операции, на биллиарде расположены перевязочные вещи; до этого дома до сих пор еще не долетали неприятельские ядра; но когда мы посещали другой перевязочный пункт, находящийся вместе с временным госпиталем в казармах около морского госпиталя, то в бухте показался наш пароход и в то же самое мгновение пролетело мимо нас в почтительном расстоянии ядро с (Продолжение у меня осталось впредь).- Н. П. ) английской батареи и упало в воду саженях в 10 от парохода (На этом заканчивается 6-я страница рукописи продолжения "Журнала экспедиции"; окончание начато на листке, который заполнен письмом от 25 декабря ).