Свободный торговец - Финн Сэборг

не чувствует неприязни к длинноволосым, у них в мастерской тоже есть один с длинными волосами, ученик, как и он, вполне симпатичный парень. Может, конечно, эти в кафетерии не такие, они и одеты по-чудному, да и без дела небось болтаются, но Хенрик, в общем-то, не чувствует вражды к людям, которые болтаются без дела, во всяком случае, он их понимает, если они считают, что лучше уж бездельничать, чем, например, учиться на маляра. Хенрику вспоминается и молодая пара, поселившаяся в квартире над ними, которую почему-то невзлюбил его отец. Они всегда так дружески здороваются.

— Привет, — бросают они ему при встрече, словно сто лет с ним знакомы.

Хенрика иной раз так и подмывает остановиться и поболтать с ними. Папаша утверждает, что они занимаются групповым сексом, но Хенрику что-то не верится. А хоть бы и правда, что ж тут такого, он и сам бы не прочь как-нибудь при случае принять участие. Он еще этого не пробовал, да он, собственно, и вдвоем-то ни разу не пробовал, все равно же надо когда-то начинать, так почему бы не начать прямо с этого, один черт.

Сегодня в кафетерии задирать некого, нет ни иностранцев, ни длинноволосых, приходится убивать время разговорами про карбюраторы и свечи, и Хенрик тоже изредка пытается вставить слово, но что он смыслит, пассажир с заднего сиденья, его слова никакого веса не имеют. Потягивая кока-колу, он слушает их болтовню и мечтает о том дне, когда он тоже заведет себе мотоцикл и сможет говорить с ними на равных. Но мотоцикл стоит немалых денег, а чтобы зарабатывать деньги, нужно освоить какую-нибудь профессию. Хенрик и осваивает сейчас профессию: он учится на маляра, у него даже волосы краской заляпаны и голова болит от ядовитой вони. Работа отвратительная и скучная до ужаса, она ему уже опротивела, а чтоб всю жизнь ею заниматься — нет, на это он не способен.

Лавочник Могенсен смотрит телевизор. Вечер выдался удачный, есть что посмотреть простому человеку, нынче это редкость. Показывают американский детектив, правда, лавочник не знает американского языка, но на экране есть надписи по-датски, так что все понятно.

— О. К. Batman, — говорит гангстер своему шефу.

И на экране дается перевод: «О’кей, нехороший человек»[1].

Лавочник наслаждается, фильм легкий и занимательный, всего с одним убийством, можно на какое-то время отключиться, забыть о делах, всяких там супермаркетах и изо дня в день уменьшающейся выручке.

После фильма он выпивает бутылку пива, одну-единственную, чтобы лучше спалось. Он всю жизнь спал прекрасно, но последнее время на него напала бессонница. А если выпить на ночь бутылочку пива, сон приходит быстрей. Однако фру Могенсен этого не понимает, она недовольна и каждый вечер ему выговаривает.

— Это дурная привычка, — твердит она, — раньше ты пил пиво только по воскресеньям.

Лавочнику невмоготу спорить с ней. Нельзя ему сейчас без пива, ночью он должен как следует высыпаться, чтобы днем голова была свежая, тогда он, может, и сумеет справиться с трудностями и продержаться, пока не минует кризис и дела опять не пойдут на лад. Ведь он всю жизнь был бережлив, никогда не позволял себе ничего лишнего, так неужели теперь он не может выпить на ночь эту несчастную бутылку пива, раз она помогает ему уснуть.

Лавочник Могенсен с супругой живут в приличной квартире в приличном доме в приличном районе, и, если не считать молодой пары, поселившейся над ними, рядом живет исключительно одна лишь приличная публика. Это служащие и чиновники, занимающие солидные должности, владельцы торговых и ремесленных заведений и частично пенсионеры — люди, не зря прожившие жизнь и достигшие прочного материального положения. Почти все они вселились в этот дом очень давно, еще молодоженами, вырастили детей, которые стали взрослыми и разъехались, а сами они так и остались здесь жить, хотя теперь могли бы, пожалуй, обойтись и меньшей квартирой. Но зачем, действительно, переезжать куда-то с насиженного места, им здесь удобно, и квартирная плата их устраивает. Она совсем ненамного увеличилась с того времени, когда они только вселились, во всяком случае, ее рост не идет ни в какое сравнение с ростом их доходов, и теперь, когда квартплата в новых домах достигла таких немыслимых размеров, надо быть просто болваном, чтобы перебираться в худшую и меньшую по площади квартиру и платить за нее вчетверо дороже.

Жизнь не стояла на месте в эти годы, для них это были годы подъема и движения вперед, все они добились успеха и зажили богаче. На улице перед их домом стоят большие дорогие автомобили, у всех есть холодильники, стиральные машины и телевизоры с двадцатипятидюймовым экраном. Летом они ездят отдыхать на Мальорку или на Канарские острова, у многих есть дачи на северном побережье Зеландии, возле тихой шоссейной дороги с табличкой «Частное владение. Посторонним проезд воспрещается. Нарушители привлекаются к ответственности согласно закону об охране лесов и полей». Это люди, зорко стоящие на страже своих прав и привилегий: то, чем они владеют, не с неба к ним упало, они на своем веку потрудились, так с какой же стати делиться с бездельниками, которым ради собственного блага пальцем о палец ударить лень.

— Мне тридцать пять лет было, когда я купил первый автомобиль, — говорят они, — а нынче, как стукнет восемнадцать, так подавай им собственную машину.

Люди из этого дома неохотно признают всякие перемены, по их разумению, все и сегодня должно быть, как тридцать лет назад. Если сами они живут теперь богаче, то это, как им кажется, в порядке вещей, ведь они достигли обеспеченного положения исключительно благодаря своим способностям и труду, но, раз они в молодые годы могли прожить на двести крон в месяц, спрашивается, почему нынешняя молодежь не желает обходиться такими же деньгами. Они тоже когда-то были молодыми, но теперь уже плохо это помнят. Дожив до тридцати лет, они застряли на месте и с тех пор больше не двигаются. Музыку они любят слушать ту, которую играли, когда им было тридцать, фильмы они любят смотреть те, которые шли, когда им было тридцать, или хотя бы похожие на те. Им не по душе перемены, особенно такие, которые и от них чего-то требуют, их вполне устраивает то, что есть, причем всем хорошим они обязаны лишь самим себе, а посему оставьте их в покое и не портите им удовольствия.

Хотя они много лет прожили рядом, в одном доме, они почти не знакомы друг с другом и совсем