Татьяна Стрыгина - Великий пост. Произведения русских писателей

Как видно, в предсмертные дни даже близкие Гоголю люди не понимали его душевного состояния. Хомяков говорил, что после смерти Екатерины Михайловны Гоголь «был в каком-то нервном расстройстве, которое приняло характер религиозного помешательства. Он говел и стал себя морить голодом…»[43].

Гоголь верил в простоте сердца, так, как верит народ. Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская писала в своих воспоминаниях, имея в виду пребывание Гоголя в Одессе зимой 1850/51 года: «У матери моей (княгини Варвары Алексеевны Репниной-Волконской. – В. В.) была домовая церковь. Гоголь приходил к обедне, становился в угол за печкой и молился «как мужичок», по выражению одного молодого слуги, то есть клал поклоны и стоял благоговейно»[44].

После смерти Екатерины Михайловны Хомяковой Гоголь постоянно молился. «Между тем, как узнали мы после, – писал Шевырев, – большую часть ночей проводил он в молитве, без сна». Тот же доктор Тарасенков на протяжении своих записок не раз говорит о молитвенном устроении Гоголя в последние дни: «Свое пощение он не ограничивал одною пищею, но и сон умерял до чрезмерности; после ночной продолжительной молитвы он вставал рано и шел к заутрени…»[45].

Со слов Тарасенкова известно, что Гоголь почти до самой смерти не ложился в постель, а оставался в креслах: «Несмотря на свое убеждение, что постель будет для него смертным одром (почему он старался оставаться в креслах), в понедельник на второй неделе поста (то есть 18 февраля. – В. В.) он улегся, хотя в халате и сапогах, и уже более не вставал с постели»[46].

Можно думать, однако, что Гоголь сидел в креслах не из страха умереть на постели. Скорее это было в некотором роде подражанием монашескому обычаю проводить ночной отдых не на ложе, а на стуле, то есть вообще сидя[47]. Павел Васильевич Анненков, рассказывая о пребывании вместе с Гоголем в Риме летом 1841 го да, пишет в своих воспоминаниях: «Одно обстоятельство только тревожило меня, возбуждая при этом сильное беспокойное чувство, которое выразить я, однако же, не смел перед Гоголем, а именно тогдашняя его причуда – проводить иногда добрую часть ночи, дремля на диване и не ложась в постель. Поводом к такому образу жизни могла быть, во-первых, опасная болезнь, недавно им выдержанная и сильно напугавшая его, а во-вторых, боязнь обморока и замирания, которым он, как говорят, действительно был подвержен. Как бы то ни было, но открыть секрет Гоголя, даже из благодушного желания пособить ему, значило нанести глубочайшую рану его сердцу. Таким образом, Гоголь довольно часто, а к концу все чаще и чаще приходил в мою комнату, садился на узенький плетеный диван из соломы, опускал голову на руку и дремал долго после того, как я уже был в постели и тушил свечу. Затем переходил он к себе на цыпочках и так же точно усаживался на своем собственном соломенном диванчике вплоть до света, а со светом взбивал и разметывал свою постель для того, чтоб общая наша служанка, прибиравшая комнаты, не могла иметь подозрения о капризе жильца своего, в чем, однако же, успел весьма мало, как и следовало ожидать. Обстоятельство это, между прочим, хорошо поясняет то место в любопытной записке Ф. В. Чижова о Гоголе 1843 года, где автор касается апатических вечеров Н. М. Языкова, на которых все присутствующие находились в состоянии полудремоты и после часа молчания или редких отрывистых замечаний расходились, приглашаемые иногда ироническим замечанием Гоголя: «Не пора ли нам, господа, окончить нашу шумную беседу»… Вечера эти могли быть для Гоголя началом самой ночи, точно так же проводимой, только без друзей и разговоров»[48].

Завершает мемуарист свой рассказ следующими словами: «Конечно, тут еще нельзя искать обыкновенных приемов аскетического настроения, развившегося впоследствии у Гоголя до необычайной степени, но путь для них был уже намечен».

Думается все-таки, что здесь было не начало, а уже некоторая полнота аскетического поведения Гоголя. Косвенным подтверждением этому могут служить упомянутые Анненковым воспоминания Федора Васильевича Чижова, общавшегося с Гоголем в Риме в 1843 году. Он, в частности, говорит: «В каком сильном религиозном напряжении была тогда душа Гоголя, покажет следующее. В то время одна дама, с которою я был очень дружен, сделалась сильно больна. Я посещал ее иногда по нескольку раз на день и обыкновенно приносил известия о ней в нашу беседу, в которой все ее знали – Иванов лично, Языков по знакомству ее с его родными, Гоголь понаслышке. Однажды, когда я опасался, чтоб у нее не было антонова огня в ноге, Гоголь просил меня зайти к нему. Я захожу, и он, после коротенького разговора, спрашивает: «Была ли она у святителя Митрофана?» – Я отвечал: «Не знаю». – «Если не была, скажите ей, чтоб она дала обет помолиться у его гроба[49]. Сегодняшнюю ночь за нее здесь сильно молился один человек, и передайте ей его убеждение, что она будет здорова. Только, пожалуйста, не говорите, что это от меня». По моим соображениям, этот человек, должно было, был сам Гоголь…»[50].

Гоголь глубоко верил в силу молитвы, в том числе и своей собственной. «Неужели вы думаете, что я не сумел бы так же помочь и вашим неизлечимым больным? – писал он в статье «Что такое губернаторша», обращаясь к Александре Смирновой. – Ведь вы позабыли, что я могу и помолиться, молитва моя может достигнуть и до Бога…»

Умирал Гоголь с четками в руках. В свои предсмертные дни он постоянно внутренне произносил Иисусову молитву («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного»), исполняя заповедь Господню – Непрестанно молитесь (1 Фес. 5: 17). На полях принадлежавшей ему Библии Гоголь повторил этот и предшествующий стих: «…всегда радуйтесь и непрестанно молитесь».

2009

Драдедам – легкое сукно, полусукно.

«Собор Парижской Богоматери» (фр.).

«Милосердный суд Пресвятой и Всемилостивой Девы Марии» (фр.).

Милосердный суд (фр.).

К вящей славе Господней (лат.).

Одно вместо другого, путаница, недоразумение (лат.).

Так я сказал (лат.).

«У» вместо «в». – Прим. Лескова.

Все эти помещения так странны и не похожи на то, что мы называем комнатами, что не знаешь, как их назвать. – Прим. Лескова.

См. «Русский инвалид», 1861 г. «Тюрьмы и их порядки параллели». – Прим. Лескова.

Покровительствуемый (фр.).

Женщины продовольствуются отдельно от мужчин и имеют свою экономическую сумму и свою экономку.

Господин полковник! (фр.)

Охотно (фр.).

После ее не только <не>приятно вспомнить 3-ю адмиралтейскую часть с ее обгрызенной чашкой, но и остается желать, чтобы женская столовая была так удобопорядочена, как мужская. – Прим. Лескова.

В – ской губернии крестьяне слово «вскричи» употребляют вместо «позови». – Прим. Лескова.

Вместо прежде. – Прим. Лескова.

Еще (фр.).

Альфонс Карр (фр.).

Дорогая (фр.).

Как у Николая I (фр.).

Гоголь в воспоминаниях современников. Без м. изд., 1952. С. 504–505.

Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897. С. 870.

Аксаков С. Т. История моего знакомства с Гоголем. М., 1960. С. 220.

Дневник Веры Сергеевны Аксаковой. СПб., 1913. С. 166.

Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. Изд. 2-е. М., 1902. С. 16–17.

Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. Изд. 2-е. М., 1902. С. 9.

Гоголь в воспоминаниях современников. С. 481.

Чаговец В. А. На родине Гоголя // Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изданный Историческим Обществом Нестора-летописца. Киев, 1902. Отд. V. С. 20.

См.: Погодин М. П. Кончина Гоголя // Москвитянин. 1852. № 5. Отд. VII. Современные известия. С. 47. В Российском государственном архиве литературы и искусства хранится копия с рукописи погодинского некролога с пометами автора, графа А. П. Толстого, С. П. Шевырева и А. С. Хомякова; другой список находится в Институте русской литературы (Пушкинский Дом). Против того места, где речь идет о причащении Гоголя Святых Таин в четверг в церкви Преподобного Саввы Освященного, Погодин отметил: «Это рассказывал мне после сам священник» (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 2; ИРЛИ. Ф. 652. Оп. 2. Ед. хр. 55. Л. 4).