Люди и вещи - Клинк Надежда

волшебников прошло несколько тысяч лет. Какое-то время прошло в учёбе и тренировке нейронных связей. Я долго метался, выбирая своё место в жизни. То есть не буквально: физически место определяется фактом рождения, мы не перемещаемся в пространстве. Я думал, какое направление интеллектуальной деятельности мне следует выбрать. Сначала ударился в философию, много размышлял об устройстве Вселенной, изучал космологию и космогонию. Потом хотел стать воспитателем юных умов. Это очень важная миссия, я считаю. Но позже решил стать писателем.

Мысли материальны, это всем известно. Естественно, у нас «писатель» не пишет то, что в других мирах принято называть «книгами». Наши писатели создают элементы ментальной библиотеки, которые именуются «вымыслами», поэтому авторы называются «вымысливателями». Так вот, я и есть вымысливатель.

На моём счету уже семь вымыслов, которые очень популярны у нашего населения. На выходе юбилейный, восьмой (у нас восьмеричная система счисления).

В своих вымыслах я рассказываю истории существ из других миров. Образы этих героев приходят ко мне во снах. Я полагаю, это отражение воспоминаний волшебников. Иначе, как бы я мог описать двуногих прямоходящих чудищ? Драконов, умеющих летать при помощи крыльев? Или щупальца монстров с мохнатыми мордами?

МБВ (ментальная библиотека вымыслов) содержит несколько тысяч текстов, к которым любой библиофил может прикоснуться для ознакомления. Наши дети очень любят перед сном послушать истории про колобка и фейри. Но знакомые сюжеты народу уже наскучили.

Наступивший кризис жанра привёл к тому, что мне пришлось научиться сочинять истории. Скажу без ложной скромности, теперь я— уникальный придумыватель. Лучший— в мире разумных грибов!

Трисмегист

Во сне ко мне явился Гермес. Да, да, тот самый. Трисмегист (Триждывеличайший). В руках он держал Кадуцей (волшебный посох) и Изумрудную Скрижаль. Гермес строго посмотрел на меня, помахал крылатым посохом и сказал:

— Коллега! Тебе пора изменить твою жизнь!

— Какая я Вам коллега? — удивилась я. — Вы — великий философ, основатель алхимии.

— Но ты же тоже алхимик и философ. Собственно, как и любая женщина, — усмехнулся Гермес.

— Женщин— алхимиков не бывает, — возразила я. — Что-то я о таких не слышала.

— Ну, ты и темнота! — отрезал мыслитель. — А Мария Профетисса (она же Мария Коптская, Мария Иудейская)? Кроме неё были и другие женщины-алхимики. Например, в Китае. Ты же современная тётка, понимаешь, что нынче любая кухарка знает гораздо больше, чем великие ученые древности.

— А почему ты считаешь, что я должна изменить жизнь? — сказала я, переходя на «ты». — Что с моей жизнью не так?

— Ты перестала интересоваться искусством кулинарии, а это очень скверно! — сердито ответил Гермес. Змеи на его посохе при этом зашипели. Как-то жутковато это выглядело.

Я согласилась, что и правда стала редко готовить. Как-то не вижу в этом необходимости. Перестала получать от процесса приготовления пищи удовольствие. Я теперь больше по текстам. Вот что я люблю создавать.

— Я больше не фанат кухни, — скромно призналась я. — Теперь я больше по буквам. Ты же меня понимаешь, ведь кучу научных трудов написал.

— Честно говоря, не всё то, что приписывают мне, действительно мой труд. Там много фальсификации. Кое- что и правда моё. Вот, например, это. — Гермес мягко погладил рукой изумрудную пластину с высеченным на ней текстом. — Горжусь, что сумел кратко сформулировать рецепт философского камня. И тебе советую писать покороче. Что-то ты в последнее время стала слишком пространно излагать мысли.

И тут я проснулась с мыслью, что надо писать покороче. Краткость — она ведь сестра сами знаете кого!

Свобода!

Металлические ворота со страшным лязгом закрылись за моей спиной. Я вздрогнула, но не оглянулась. Говорят, есть такая примета: оглянешься- вернешься назад. А я не хочу сюда возвращаться! Здесь прошли мои последние двадцать пять лет, можно сказать, лучшие годы жизни. От звонка до звонка. Никто не встречает меня у ворот: некому. Родных у меня никогда не было, я детдомовская, а муж…

Из- за него я и попала в эту передрягу. Любила без памяти, взяла всю вину на себя. Его вину! Как меня уговаривала женщина — адвокат рассказать всю правду! Но я решила пожертвовать собой во имя любви. Нет, не так, во имя ЛЮБВИ! Никто не ожидал, что дадут максимальный срок. Муж на свиданиях уверял меня, что у него там все схвачено, надо только чуть-чуть выдержать. Я поверила, дура! На суде он был свидетелем. Я заметила, как он переглядывался с крашеной блондинкой на заднем ряду. Может, это у них давно было, я просто идеализировала наш брак? Когда до меня дошла истина, было уже все равно! Какая разница, где провести остаток дней, если тебя предал единственный любимый человек? Хорошо, что у нас не было детей. Было бы еще больней.

Помню, как сокамерницы принялись издеваться надо мной, но мне было все равно. Я была абсолютно безучастна и только ждала, чтобы меня скорее убили. Все равно- как. Но оказалось, что и в этом социуме, на дне, есть нормальные душевные люди. Пусть и убийцы. Я сблизилась с двумя женщинами, которые взяли надо мной «шефство», спасли от суицида и внесли смысл в мое существование. Обе мои подруги по несчастью убили своих садистов-мужей.

Не буду вспоминать нудные тюремные будни, работу в швейной мастерской и короткие прогулки. Тюремная баланда… Даже от одного слова тошнит. Но были и минуты общения. Когда первый шок прошел, оказалось, что я умею отлично рассказывать истории, мои сокамерницы слушали меня, затаив дыхание. После нескольких лет «сидения» я, как старожил, стала пользоваться непререкаемым авторитетом. Меня очень уважали не только заключенные, но и надзирательницы, потому что я помогала им разруливать взрывоопасные ситуации. Ко мне приклеилась кличка: «Бабуля». А мне ведь было тогда только сорок лет…

Через некоторое время я начала писать. Когда же это произошло? Да, началось с того, что одна девчонка попросила написать письмо домой. Сама она все время плакала. Написала, приукрасила, прочитала. Всем очень понравилось. Женщины сказали: «Пиши!» А почему бы и нет? Я до этого выслушала такое количество разных тюремных историй, что у меня материала хватило на несколько книг. Сначала я писала простым карандашом, потому что ручку иметь в камере было «не положено». Потом мне выделили время и место в каморке рядом с надзирательницей, под её присмотром, выдали бумагу и ручку. Я писала истории, а по вечерам читала их вслух, доводя слушательниц до слез.

Как-то мне устроили свидание с одной женщиной. Она оказалась редактором большого издательства. Как уж к ней попали мои каракули, одному Богу ведомо. Но она решила познакомиться с автором. Мы поговорили. Она сказала,